Контакт на случай ЧП - Энтони ЛеДонн

class="p1">Сокрушенное выражение лица Айрин превращается в сочувствующее или еще хуже… это что, жалость?

Это действует мне на все оставшиеся после Silver Bells и рождественских туристов нервы.

Поворачиваюсь на кресле и смотрю в окно, чтобы скрыться от пытливого взгляда Айрин. Небо того плотного белого цвета, от которого у каждого ребенка захватывает дух в предвкушении снеговиков и горячего шоколада.

– Позвони-ка Мэнни, скажи, чтобы начал собирать вещи, – говорю я. – Вам придется поторопиться, если не хотите застрять по пути в аэропорт из-за погоды.

– Спасибо, что использовала свои мили и достала нам в последний момент билеты. Тебе точно ни с чем не нужно помочь, пока я не ушла?

– Я сегодня тоже раньше заканчиваю, – говорю я. – У меня свидание с женским доктором, помнишь?

Это ложь. Несколько минут назад мне позвонили от врача и попросили перенести запись на следующую неделю из-за непогоды. Но я умею читать выражение лица Айрин, и то, которое у нее сейчас, означает, что она вот-вот упрется и начнет меня опекать, даже если из-за этого пропустит свой рейс.

Я категорически против. Поднимаюсь с места, кладу ноутбук в портфель, беру его и свою сумку.

– На самом деле мне уже пора!

– Хорошо, но… Ой! Кэтрин! Я только вспомнила: я же тебе подарок не подарила. Завтра собиралась принести.

Обхожу стол и заключаю ее в, будем честны, довольно неловкие объятия, потому что у меня не так много опыта в физическом выражении привязанности.

Айрин, кажется, удивлена моим поступком. Впрочем, она, судя по всему, совсем не против моей неуклюжести, потому что крепко обнимает меня в ответ. Ее объятия теплые и пахнут апельсинами и корицей.

В необычном порыве целую ее в щеку. Для этого мне приходится наклониться. Я ростом пять футов и восемь дюймов без каблуков, а я всегда ношу каблуки. Айрин – пять футов и дюйм[15] и всегда носит балетки.

– Давай обменяемся подарками на Новый год, – говорю я ей.

– Не смей мне ничего покупать, юная леди, – командует Айрин материнским тоном. – Ты подарила мне отпуск. Время с семьей – это лучший подарок, о котором я могу просить, – шепчет она, как будто люди из отдела кадров кроются в тени и только и ждут, чтобы потребовать ее увольнения. – Хорошо? Никаких подарков.

Отдаю ей честь вместо ответа.

Мы обе знаем, что я все равно подарю ей подарок. Дизайнерскую сумку, которую она сама себе ни за что не купила бы. Я купила ее несколько месяцев назад, когда увидела в витрине в Сохо. Она огромная, потому что эта женщина таскает с собой половину своей жизни, и красная, потому что это ее любимый цвет.

Заставляю Айрин поклясться здоровьем ее любимой орхидеи в горшке, что она покинет офис в течение следующих пяти минут, и выбираюсь в лобби, к лифтам. Удивительно, но я чувствую легкий трепет в груди оттого, что ухожу с работы пораньше.

Хотя я и не верю в то, что надвигающаяся метель будет так страшна, как о ней говорят, я знаю, что, как только пойдет снег, все сойдут с ума. Я бы предпочла быть у себя на диване с отличным Бароло, когда это произойдет.

Судя по всему, не я одна такая умная, потому что у лифтов собралась необычно большая толпа. Чтобы никому не пришло в голову попытаться втянуть меня в ужасающие разговоры о погоде, достаю телефон и притворяюсь, что очень занята.

Не помогает.

– Здравствуйте, Кэтрин! Счастливого вам Рождества!

Поднимаю взгляд от телефона и моргаю. Я знаю этого мужчину, но никак не могу вспомнить его имя.

Майк?

Мэтт?

Хм. Не то. Знаю только, что он недавно у нас и приехал из Техаса. Гарри и Джо все уши прожужжали о том, как они «выцарапали» его, потому что в Далласе он, очевидно, был звездой юридической сцены. Я пока не сложила о нем мнение, надо сначала увидеть его в деле.

Майк-Мэтт… Мартин? Эх. Снова мимо.

Кем бы он ни был, он… неплох. Ему сильно за сорок. Он шатен. Вроде бы приятный.

Могу позволить себе такие щедрые комплименты, потому что знаю: он не претендует на партнерство. Слишком новый сотрудник.

За это я одаряю его улыбкой.

– Как скажете.

Он моргает, но принимает мой неловкий ответ. Мы заходим в лифт.

– Вы как, к метели готовы?

– Не то слово. Лыжи, сигнальный пистолет – все при мне. – Я похлопываю себя по бедру.

– Вот вы шутите, а я все слышу, что зимний шторм Барри будет настоящим монстром!

Отвлекаюсь от телефона.

– Что еще за Барри?

– Они его так назвали. Этот шторм.

– А. «Они» – это метеорологи, – говорю я тоном, который обычно приберегаю для астрологов. И те и другие занимаются псевдонаукой.

– Это главная новость сегодняшнего дня, все только об этом и пишут. Барри вроде как может стать самым сильным штормом этого века!

Я не удостаиваю это заявление ответом, но мой собеседник намека не понимает и продолжает болтать, опуская глаза к телефону.

– Черт. Спрос сейчас безумный, – бормочет он и показывает мне экран с открытым приложением, которое, видимо, должно что-то для меня значить. – Вы же на севере города живете, да? Не хотите вместе поехать? Ждать всего восемь минут, неплохо для Пятой авеню в это время суток.

Тихонько усмехаюсь, и он смотрит на меня с озадаченной улыбкой.

– Я что-то упустил?

– Знаю, вы тут недавно, но… настоящие ньюйоркцы ездят на желтых такси, – говорю я.

– Сколько же нужно здесь прожить, чтобы стать настоящим ньюйоркцем? – удивленно спрашивает он.

Скорее всего, вопрос риторический, но я все равно задумываюсь, потому что эта тема достойна размышлений.

И правда, когда же ты становишься ньюйоркцем?

Для всех по-разному. Ненавижу такие расплывчатые ответы, но тут это чистая правда. Кто-то может прожить здесь двадцать лет, но так и не измениться. Другие проникаются городом за какие-то недели.

– Расслабьтесь, Кэтрин! Я пошутил, – говорит Мэтт-Майк-Мартин. – Думаю, в душе я навсегда останусь техасцем. Я и не возражаю!

Мы выходим из лифта, и на этом разговор должен бы закончиться, но в лобби полно народу, поэтому нам приходится идти медленно. И вместе.

– Так вы в городе остаетесь на праздники?

Бр-р. Беседа продолжается.

– Да.

– Я тоже. Семья жены приезжает, – делится он со страдающим выражением лица. Из-за этой гримасы он начинает больше мне нравиться. Не потому, что я разделяю его муки с ужасными родственниками, но из-за того, что он первый за весь день человек, который понимает: Рождество – это не только снежинки и сахарные тросточки.

– Они замечательные, – продолжает