Ветер перемен. Часть первая - Александр Заречный

кричать мальчишки вслед машине с чужими солдатами? По сути мы оккупанты и есть! Да и сама Группа войск совсем недавно носила официальное название Группа оккупационных советских войск в Германии. Но очень скоро я убедился, что был не прав по отношению к немецким пацанам, да и всех немцев, в принципе, тоже. Как оказалось, все они с большой симпатией относились к нашим военным и с удовольствием шли на контакт. Даже встречались ветераны, отсидевшие в советских лагерях и не затаившие обиду, а тем более ненависть. Во время службы мне приходилось встречаться с такими и каждый раз я удивлялся этому факту.

- Повезло вам, салаги! - сказал какой - то молодой лейтенант-танкист, обращаясь к нам. До этого он разговаривал с нашим дирижёром. - Будете служить в городе, да ещё и в оркестре. Сачки! - засмеялся он. - А я вот своих везу в Цейтхайн, бывший концлагерь, он через речку Эльбу от вашей Ризы. Кстати, фильм " Жаворонок" видели? Там наши заключённые с немецкого полигона на танке сбежали. Так это как раз на полигоне в Цейтхайне было.

- О, в Ризе сифилис в воздухе летает, так что вы осторожнее там! - загоготал другой офицер. Как же, помню. В прошлый раз я поразился его идиотским словам, как говорится, ни к селу, ни к городу и помню как покоробили они капитана Чихрадзе. Сейчас никто не прореагировал на них и все просто промолчали.

- У кого что болит, тот о том и говорит, да, товарищ майор? - разглядел я его погоны. В кузове воцарилась тишина.

- Чтооо?! - задохнулся от изумления майор. - Ты кому это говоришь?!

- Вам, - пожал я плечами. - Вы же о сифилисе беспокоились. Что, были основания? Так осторожнее нужно быть с такими вещами.

Первым не выдержал летёха танкист. Он откинул голову назад и разразился таким хохотом, что никто не смог удержаться и уже через секунду ржали все. Даже солдаты-новобранцы отворачивая лица улыбались, сдерживая смех.

- Да я тебя!...- взбеленился майор, но хохот всего кузова перекрыл его слова и я так и не узнал, какие кары он хотел обрушить на меня.

- Любимов, соблюдай субординацию! - вытирая слёзы выдавил из себя дирижёр.

- Слушаюсь, товарищ капитан.

- Какая субординация? - не успокаивался майор. - Приедем в полк я его на губу посажу!

- За что? - невинно поинтересовался я. - За мои медицинские рекомендации? Нет такого закона. - развёл я руками.

Лейтенант рядом бился в конвульсиях. Смешливый какой, как бы плохо не стало.

- А ведь верно, товарищ майор, - улыбнулся дирижёр. - до присяги на гауптвахту и за более серьезные проступки не посадить, а тут - всего лишь рекомендации.

Майор проворчал что-то, но за шумом двигателя и затухающим смехом было не разобрать.

Я почувствовал на себе внимательный взгляд Чихрадзе. Ему явно понравилось моё выступление. В прошлой жизни я прослужил под его началом всего десять месяцев, а затем он уехал в Союз по ротации, куда-то в ЗАБВО - Забайкальский военный округ или как расшифровывали армейские остряки - Забудь Вернуться Обратно. Но за эти десять месяцев я прошел четырёх годичный курс музыкального училища. Причём никто меня не обучал, другого флейтиста не было. Но Чихрадзе был настоящим военным дирижёром, требовавшим дисциплины и работоспособности. При нем оркестр был в числе лучших во всей Группе войск. Он сумел так поставить службу, что музыканты - сверхсрочники, у которых за плечами были муз.училища, а у некоторых и консерватории, раскрывали все свои способности , а новички-срочники - овладевали инструментами за считанные месяцы, а то и недели. А главный принцип капитан изложил нам в первый же день: "Вы должны заниматься так, чтобы кровь из носа шла!" Звучало страшновато, но только так можно было стать настоящим музыкантом. Талант без трудолюбия - мало что значит.

" Кто не справится, отправится служить в роту. Танкистом или мотострелком. Выбор за вами !"

И мы пахали...

В полку всех новоприбывших определили в карантин или , как он назывался официально - курс молодого бойца. Здесь из нас старательно выбивали всё гражданское.

- Вы у меня быстро перестанете мамиными пирожками в туалет ходить! - приговаривал сержант, гоняя нас по плацу.

В ноябре в Германии стоит не лучшая погода. Дни напролет в воздухе висела водяная пыль, которая оседая на шинель, делала её тяжёлой и страшно неудобной для маршировки. А когда принимался моросить мелкий холодный дождь, становилось совсем неуютно. Но сержанту, стоявшему в центре плаца в дождевике, казалось даже нравилось такое положение вещей и он с энтузиазмом покрикивал:

- Ать-два, левой! Ать-два, левой! Правое плечо вперёд! Шире шаг!

Наш 23-й танковый, с кучей орденов, полк, располагался на окраине города Риза, в бывших казармах немецкого полка, которым командовал сам " бог танковой войны" Гудериан. Расположение казарм и танковых боксов было продумано до мелочей. Особенно поражали подземные тоннели, которые шли от жилых казарм в парк боевых машин, прямо в танковые боксы. По тревоге танкистам не нужно было выбегать из казарм и под огнем противника бежать к танкам. Прямо в казармах они прыгали в тоннели и под землёй бежали к своим боевым машинам в которые забирались через нижний люк. Танк просто вышибал ворота бокса корпусом и вступал в бой! И всё это было построено ещё до войны.

Но, как часто это бывает у нас, туннели забросили и пользоваться ими перестали.

Казармы отапливались голландскими печами, которым хватало буквально одного ведра брикетов бурого угля, чтобы нагреть помещение. Шлак от этих брикетов был чуть плотнее, чем сигаретный пепел и его просто выбрасывали в окна, выходящие на задний двор. Потом его куда-то вывозили, но большие кучи всегда присутствовали. Они сыграли трагическую, а может спасительную роль в одном происшествии уже в первую неделю нашего прибывания в карантине. Первые дни мы, вымотавшись до полного бесчувствия, едва добравшись до кровати, мгновенно проваливались в сон. Казалось, проходила всего одна минута и тут же звучала команда " Подъем"!

В то утро, привычно удивляясь, что ночь пролетает так стремительно, я свалился со второго яруса кровати ещё не открыв глаза.

- Ты, салага! - послышался громкий голос сержанта из угла комнаты. - Ты что, скотина, обоссался?! Блять, вонища!

Весь карантин разом проснулся и уставился на худого, стриженного наголо, паренька. Он стоял опустив голову, на его кальсонах расплывалось жёлтое пятно. Ещё большее было и