Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга первая. Встречи и знакомства - Александр Бедрянец

– Так ведь по документам он вроде как без отца, – робко сказала мать.

– Ерунда! Завтра займёмся и оформим бумаги. Ишь чего удумали!

Полагаю, что это было эмоциональное решение. О моём будущем не то чтобы думали в последнюю очередь, о нём не думали вообще, и меня, как личность, в расчёт не принимали. Дело, наверное, в амбициях бабушки. Она почему-то сразу решила, что моё будущее – алкоголизм и жизнь под забором. О чём постоянно мне и талдычила, а потому в упор не признавала во мне качеств, нарушающих её точку зрения.

На следующий день чудеса продолжились. С утра подъехала машина, и какие-то люди передали две упаковки, одна побольше, другая поменьше. Как потом выяснилось, предназначались они лично мне, но этот момент бабушкой был проигнорирован, и меня даже не поставили в известность. В большой коробке было нечто нереальное – детский педальный автомобиль. В той, что поменьше, были ботиночки, сандалики, два набора карандашей, альбом для рисования, книжка сказок и килограмм шоколадных конфет.

Через какое-то время возле двора остановился четыреста первый «москвич», и из него вылезла вальяжная дама, явно жена какого-то начальника. На переговоры с ней вышла бабушка. До меня доносились обрывки разговора,

– Машину мы заказывали…, войдите в положение…, пожалейте ребёнка…, мальчик в истерике, .., заплатим хорошо.

Бабушка отреагировала на последние слова, и стала торговаться. Вскоре согласие было достигнуто, и дама рванула за недостающими деньгами. На радостях она привезла в качестве бесплатного приложения подержанный трёхколёсный детский велосипедик, и забрала почти все подарки. Мне достались сандалии, книжка и этот велосипед. Подозреваю, что если бы он был поновее, то бабушка его бы тоже загнала. Но я был рад и тому, что досталось. На этой операции бабушка и спалилась.

Спустя несколько дней, возле двора остановилась большая чёрная машина, из которой вышел давешний большой начальник. Я как раз нарезал возле двора на велосипеде. Он поздоровался со мной, мы сели на лавочку, и, отвечая на его вопросы, я простодушно рассказал всё.

– Конфеты понравились? – спросил он.

– Да, целых три штуки! – ответил я.

Он потемнел лицом, встал, и без разрешения, танком, прошёл в дом мимо растерянной матушки. Там, скрестив руки, стояла бабушка. Она не испугалась, не дрогнула и выдержала тяжёлый взгляд начальника. Он видимо понял, что перед ним крепкий орешек, и спросил,

– Так это вы тут всем распоряжаетесь?

– А чё надо? – вопросом на вопрос нагло ответила бабушка.

– Что решили насчёт мальчика?

– А ничё. У него есть родители, и он на их фамилии.

– Ясно.

Он повернулся уходить, но задержал взгляд на связке розог. Спросил меня,

– Что это?

– Вички.

Видимо он знал толк в этом деле, так как спросит тоном знатока,

– Замачивают?

– Да. Каждый раз.

– Тебя кто наказывает? Родители?

– Нет, это забота бабушки.

– Ну, будь здоров, придумаем что-нибудь.

Он погладил меня по голове, не прощаясь, вышел, и уехал. Больше я его не встречал. Тут матушка не выдержала, и они здорово поругались, но бабушка взяла верх и подавила бунт. Однако, на следующий день её вызвали в милицию. Что ей там сказали, не знаю, но через день она в спешке собрала вещи и уехала на Украину к другой дочери, материной сестре тёте Вале, и несколько лет тиранила её семью. Значительной роли в моей жизни она больше не играла. При отъезде бабушки, я не мог скрыть радости. А когда мать спросила о причине моего хорошего настроения, то я бесхитростно ответил, что всё время боялся угроз бабушки. Боялся я не розог, а того, что однажды она напоит меня водкой и отправит жить под забор. Теперь я избавился от этого страха, и зажил в своё удовольствие, насколько позволяли обстоятельства. Когда бабушка Авдотья вернулась обратно, я уже был крепким подростком, и к общему удивлению очень быстро поставил её на место.

Вскоре мы перебрались на усадьбу отцовой матери бабушки Фроси, построили там небольшой дом, и долгие годы жили в нём все вместе.

Вам, наверное, интересно про отца? Почему я о нём не упоминаю? Он был хороший человек, дружелюбный, но в моей жизни участия почти не принимал, как впрочем, и в жизни других людей, да и в собственной жизни тоже. Прошёл тенью. Эта отстранённость была не равнодушием, а скорее пустотой сломленного войной и репрессиями человека. Его измочалило настолько, что в свои тридцать он выглядел на шестьдесят. Инвалид второй группы, последние годы он не работал, всё больше посиживал на завалинке или слушал батарейный приёмник. Не ругал меня, не хвалил, лишь иногда, по моей просьбе, рассказывал жутковатые истории про войну, плен и побеги из него. Учил меня не верить в коммунизм, радио и газетам, уверенный во всеобщем вранье. Много повидавший и испытавший, он имел на то основания. Запомнились его рассуждения, что лучшая смерть в бою от пули в лоб, или же заснуть и не проснуться. Именно так он угас однажды ночью, и в четвёртом классе я остался полусиротой. Сестра Нинка естественно тоже.

Что касается матери, то она, похоже, никогда и не задумывалась о своём отношении ко мне, и считала, что всё в порядке. Родительский долг исполняла исправно – заботилась, кормила, одевала, а всякая лирика не имела значения. Она не была злой и бесчувственной женщиной, просто свою слепую материнскую любовь обратила на сестру мою Нину. Именно её она ублажала и сюсюкала над ней. По большому счёту мне на это было наплевать, если бы не одно но. Мне с детства внушалось, что моя главная обязанность – помогать сестре. И вообще, смысл моей жизни в бескорыстном служении близким родственникам. На этот счёт у меня с самого начала были сильные сомнения, которые переросли в открытый протест. Увы, мои доводы оказались бессильны против этой идеи, крепко засевшей в их головах. По сей день за мою помощь меня никто не благодарит, считая это исполнением долга. А уж если я отказываю, то такое начинается!

Случилось так, что именно мне пришлось ухаживать за умирающей матерью. Сознание у неё было ясное, и мы с ней переговорили о многом. Тогда-то она и рассказала о моём происхождении, и о многом другом. И вопреки всему, даже сознавая своё положение, она день и ночь беспокоилась о Нине и её благополучии. Тут я не выдержал и спросил,

– Почему вы мама Нинку любите, а меня нет? Ведь бросается в глаза.

И получил бесхитростный ответ,

– Ты, Родион, самостоятельный и умный. Сам всего добьёшься в жизни, и не пропадёшь, а Нина глупенькая, ей помогать надо.

Вот так вот. Получается, что если существует слепая материнская любовь, то также существует слепое материнское отсутствие любви. Да к тому же ещё и глухое.

Тут я почувствовала себя в своей стихии и спросила,

– Скажите Родион Алексеевич, вы со всеми своими родственниками в таких холодных отношениях? Или есть исключения?

– Ну, если честно, то исключения есть. Бабушка Фрося любила меня, но как-то сурово. Она не была сентиментальна по природе. А вот бабушка Анфиса была ласкова ко мне сверх нормы. Ещё есть у меня тётушка Лена, младшая материна сестра. Могу сказать, что она моя любимая тётя. Видимся мы нечасто, живёт она далеко, в другом городе, но всякий раз при встрече обнимает меня, целует, гладит по голове как маленького, и, похоже, не замечает, что я давно повзрослел. Её отношение ко мне совершенно бескорыстно. И у меня к ней какая-то необъяснимая и безотчётная симпатия.

– Скажите, после вашего рождения ваша мама работала?

– Да. В те годы это было в порядке вещей. Лет до двух меня нянчили, кто попало. Младшие мамины сестры, в основном тётя Лена, пока не уехала учиться, а потом наёмные девушки–няньки.

– Это всё объясняет.

– Что именно?

– Материнское к вам отношение. В нём нет ничего загадочного, более того, оно и должно быть таким.

– Даже так? Интересно.

– Именно так. Учёный по фамилии Пиз написал книгу «Азбука телодвижений», где аргументировано, показал, что наши чувства симпатии и антипатии, любви, агрессии и равнодушия во многом зависят от пространственных уровней общения, которые он высчитал до сантиметра. В частности, материнская любовь, её сила и формы зависят от времени нахождения в интимном пространстве ребенка, то есть в непосредственной близости и прямом тактильном контакте. Акушерам давно известно воздействие кормления грудью на психологию женщины. Судя по всему, у вашей матери просто не было времени нянчиться с вами. Больше всех этим занималась тётя Лена – пеленала, купала, тетешкала и баюкала. Отсюда и чувства. И её, и ваши. А Нину ваша мама, судя по всему, вынянчила собственноручно, и для неё она всегда будет маленькой и глупенькой.

– Да–а! Виден подход специалиста. Скорее всего, вы правы. Я ведь об этих вещах знал, и с книгой этой знаком, только применить к себе не додумался. Наверное, потому, что этот Пиз никакой не учёный, а опытный торгаш. А книга его не более чем учебник по впариванию людям ненужных товаров. Своих идей у него нет. Пространства общения изучалось серьезными учёными, например шведом Яном Линблантом, который ещё на мышах опыты ставил.