На полпути в рай - Саид Насифи

Таковы приёмы, которыми пользуются франкмасоны для вовлечения в свою ложу новых членов. Они всё делают для того, чтобы запугать и на всю жизнь подчинить себе эти несчастные жертвы, заставить их всю жизнь плясать под свою гнусную музыку. Одному богу извести но, сколько вреда принесли за последние два века народам разных стран английские и французские франкмасоны. Одному богу известны все их преступления.

Иранские франкмасоны действуют теми же приёмами, Некоторые из них вступили в масонскую ложу ещё в молодости. Может быть, груз, который они взвалили на свою совесть в годы, когда голова была горяча и сердце полно дерзаний, оказался тяжелее, чем они думали. Но куда теперь от этого уйдёшь? Никуда, иначе — смерть. А им хочется жить, и они продолжают начатое, умножая свои преступления.

В Иране можно встретить много таких субъектов, проникших во все артерии государства и, словно раковая опухоль, глубоко пустивших там корни. Тем, кто не знает тонкостей закулисной игры, эти люди представляются вполне добропорядочными: они молчаливы, скромны, терпимы ко всем вероисповеданиям, сдержанны в выражении чувств во взаимоотношениях не только с друзьями, но и с женой, детьми и другими родственниками. Раньше, когда в Тегеране было много экипажей, эти люди, нанимал их, обязательно поднимали верх. Если к тому же прибавить, что все они носили аба и сюртук старого покроя с закрытым воротом, а на голове — высокую каракулевую шапку, то можно себе представить, как великолепно псе это выглядело. Надо сказать, что Реза-шах доставил им большую неприятность, запретив носить мужчинам аба, а женщинам — чёрную чадру. Но из страха они послушались его и стали носить европейские головные уборы.

Дома у каждого из этих людей есть укромный уголок для размышлений в одиночестве, куда нет доступа посторонним. Обычно это тёмная комната, иногда чулан, кладовая или что-нибудь в этом роде. Сюда, кроме хозяина, никто не имеет права войти. Такая келья похожа на таинственные пещеры дивов из детских сказок. Заходя в келью, он плотно прикрывает за собой дверь и, уединившись, как суфий, погружается в самосозерцание, делая рассудок своим судьёй. Так бывает каждую неделю, в определённый день и час, и никто в доме не знает, куда исчез хозяин. У него имеется специальный чемодан, ящик или шкатулка, содержимое которого для всех является тайной, и только смерть раскрывает эту тайну. Ключ от чемодана или шкатулки в этом случае попадает в руки доверенного лица, которое с трепетом открывает крышку, надеясь найти в таинственной шкатулке богатое наследство, но вместо драгоценностей обнаруживает там несколько приказов и распоряжений масонской ложи, которые сами масоны называют дипломами, знак отличия — ленту определённого, в зависимости от ранга, цвета, печатный экземпляр устава и программы ложи.

Скрывая в жизни всё, особенно свои чувства, эти господа держат в тайне и свои любовные похождения. Многие из них живут двойной жизнью: одна открыта для всех, другая тайная. Пока они живут, о их личной жизни никто ничего не знает, но, когда кого-нибудь из них настигает смерть, выясняется, что у него где-то есть сиге, постоянная жена и ещё две-три женщины, от которых в разных концах города или страны бегает несколько незаконнорождённых детей, вдруг объявивших себя наследниками.

Связи масонов с людьми крайне ограниченны и всегда преследуют корыстные цели. Если они обратились к кому-то, значит, они в нём нуждаются. К ним же обращаться бесполезно: они встречают неприветливо, и просителю приходится быстро ретироваться. Они избегают принимать у себя даже родственников и близких знакомых, зато у каждого есть закадычный друг — заместитель министра, начальник канцелярии или председатель кабинета, с которым он встречается и устраивает различные политические сделки.

Все эти герои когда-то учились в школе, но никогда не отличались большими способностями и сообразительностью. Самый большой талант их заключался в умении зубрить. Жонглирование книжными фразами и формулами считалось неотъемлемым качеством каждого учёного мужа. Пустое фразёрство, бесконечно длинные речи без единой мысли, звонкие фразы, иногда пересыпанные плохими стихами, — вот всё, чем отличались они от простых смертных. Как правило, они цитируют каких-то неизвестных писателей и поэтов, и главным образом почему-то американских.

Эти существа представляют собой настоящую коллекцию самых заурядных личностей. Никогда среди них не было видного учёного, деятеля искусства, художника, музыканта, певца или танцора. Они славятся тем, что умеют писать бессодержательные статьи и читать банальные стихи. Так как они насквозь пропитаны низменным «комплексом» и им обязательно хочется числиться в учёных, они питают страстную любовь к пухлым дипломам, званиям, привилегиям. С тех пор как погоня за званием «доктор» и «инженер» превратилась у нас в эпидемию, они стали пользоваться именно этими званиями вместо позорных титулов времён каджаров.

Есть ещё одна странность у больших и малых руководителей этой братии. Они так коверкают язык, что невозможно понять смысл их речи. Можно подумать, они годами трудились над тем, чтобы сделать язык не средством выражения мысли, а средством скрыть мысль, дать возможность каждому понимать их по-своему, подобно волшебному поэту Хафизу, в стихах которого любой человек находит сокровенное движение своей души[35].

Именно таким человеком является господин Шейх Ха— ди Тейэби. Сей почтенный муж, который провёл молодость в городе богомольцев Йезде, носил на голове не большую чалму, зимой и летом ходил в потёртом аба, аккуратно появлялся в медресе и внимательно слушал проповеди своего учителя, стал вдруг важной политической фигурой не только в Иране, но и на международной арене. Теперь ему семьдесят лет, хотя выглядит он значительно моложе. Потрясения, пережитые миром, не наложили на него отпечатка. Не изменилось даже его напыщенное йездское произношение, хоть он и провёл не одну ночь в беседах с заокеанскими политическими деятелями.

Год-два дискуссий на элементарные темы в духовной семинарии Йезда, ещё два года писания рецептов в частном заведении тегеранского врача — и поразительный результат: капитал на сладкую жизнь и неисчислимые прибыли обеспечены!

Всеми правдами и неправдами господин Тейэби сумел за эти четыре года получить свидетельство «на право врачевания», потом заменить его фиктивным дипломом, успел насладиться жизнью и стал даже называть себя Шейхом-ор-Раисом[36], но вскоре так увлёкся наживой, что забыл про свой пышный титул и перестал его употреблять.

Господин Шейх Хади Тейэби из Йезда, которого коротко называют доктор Тейэби, чудо природы, подобное которому появляется на свет божий раз в несколько веков, — весьма существенный винтик в странной машине, называемой Иранским государством. Несмотря на его посредственный умишко, на косноязычие, на его душераздирающий йездский акцент, на отвратительную манеру даже о пустяках говорить с таинственным видом, полушёпотом, будто речь идёт невесть о каких тайнах, он уже больше тридцати лет обводит людей вокруг своих коротких, толстых и синих пальцев не только в меджлисе Иран на, но и повсюду.

Среднего роста, в меру полный, он обладает обыкновенной, ничем не примечательной внешностью. Слава творцу, создавшему эту удивительную человеческую неопределённость, господина, о котором нельзя сказать, красив он или уродлив, есть ли у него рассудок или нет, есть ли понятие, язык, спит ли он или бодрствует, жив или мёртв, имеет ли он сердце, может ли чувствовать, человек он, наконец, или животное, мужчина или женщина. Видел ли его кто-нибудь хоть секунду опечаленным? Выражало ли его каменное лицо восторг, восхищение, радость? Он как жаба — не поймёшь, что думает, что замышляет; как плесень на берегу реки или на стволе дерева, — не то животное, не то растение, не то камень.

Учёным-психологам стоит проделать длинный путь и приехать в Иран, чтобы посмотреть на это странное существо. Случается, что при поломке машина начинает выпускать брак — странные, уродливые изделия. Вот и этот милейший и любезнейший господин является продукцией поломанной машины фабрики-природы. Я уверен, что если обратиться к самому господу богу, то и он не сможет определить творение рук своих и, возможно, отнесёт его в особый, пятый вид существ — после человека, животного, растений и минералов, назвав этот вид «доктор Тейэби Йезди». Тогда бы Йезд, город богомольцев, стал четвёртым местом после рая, ада и чистилища. До сих пор люди после смерти делились на три группы: одних отправляли в рай, других — в ад, третьи попадали в чистилище. Теперь же типов, подобных доктору Тейэби, следует определять в четвёртую группу и отправлять в Йезд, поднимая тем самым величие этого славного города.

Есть ещё одна примечательная особенность у нашего дорогого доктора: многие имеют с ним дело, но никто не бывает у него в доме; с ним часто встречаются, но не вступают в близкие отношения; его выдвигают, но не видят его дел; все с ним говорят, но ещё никто не понял смысла его слов, никто никогда не ссылался на его мнение, и никто не припомнит хоть одну стоящую мысль, высказанную этим стойким, справедливым депутатом от города богомольцев Йезда. Он как джин из волшебной сказки: люди, видевшие его, не могут сказать, что видели, где видели, что от него слышали и, наконец, как поняли это милейшее существо. Разве кто-нибудь наблюдал, что он кашлял, смеялся, лил слёзы, вздыхал, стонал, печалился, разве слышал кто-нибудь его дыхание? Он безмолвен даже перед женой и детьми, ибо и во сне боится разболтать свои секреты.