Модели культуры - Рут Бенедикт

в Британской Колумбии страх и ужас перед женским половым созреванием достиг своих пределов. Уединение девочки на три-четыре года называется «погребением заживо», все это время она живет одна в дикой среде, в шалаше из веток, вдали ото всех проторенных троп. Она таит в себе угрозу для любого, кто лишь мельком взглянет на нее, а ее шаг оскверняет дорогу или реку. Лицо и грудь ее покрывает большой головной убор из дубленой кожи, опускающийся сзади до самой земли. Ее ноги и руки перетянуты повязками из сухожилий, защищающими ее от заточенного в ней злого духа. Она сама в опасности и представляет опасность для всех остальных.

Церемонии посвящения девочек, связанные с представлениями о менструации, часто выглядят так, что с точки зрения конкретного человека кажутся прямой противоположностью. У священного всегда есть две стороны: оно может быть источником гибели или источником благословения. В некоторых племенах считается, что первая менструация у девочек – это могущественное благословение высших сил. Я наблюдала у апачей, как сами жрецы проползали на коленях перед чередой торжественно стоящих маленьких девочек, чтобы они благословили их своим прикосновением. К ним приводят стариков и приносят младенцев, чтобы избавить их от болезней. Девочек-подростков не изолируют, как какой-то источник угрозы – их холят, как истинный источник благословения высших сил. Поскольку, как у кэрриэр, так и у апачей, обряды посвящения девочек основываются на поверьях, связанных с менструацией, они не распространяются на мальчиков, так что посвящение мальчиков, напротив, проходит легко и включает в себя простые испытания и способы доказать то, что они стали мужчинами.

Поэтому даже у девочек поведение в подростковом возрасте диктуется не физиологическими его проявлениями как таковыми, а социально связанными с ними супружескими или магическими нормами. В одном племени эти убеждения делают подростковый возраст безмятежно одухотворенным и благодетельным, а в других – столь опасно оскверненным, что ребенку приходится предупредительно кричать, чтобы другие обходили его в лесу стороной. Как мы уже увидели, подростковый возраст у девочек также может быть явлением, которому культура не придает никаких обязательных норм. Даже там, где юношеству уделяется пристальное внимание, как, например, в большей части Австралии, обряды могут ознаменовать вступление в мир взрослых мужчин и мужское участие в жизни племени, а женский период полового созревания протекает без какого-либо формального признания.

Однако все эти явления не дают ответа на главный вопрос. Разве не во всех культурах людям приходится справляться с буйством этого естественного возрастного этапа, даже если они не выражают его в обрядах? Этот вопрос изучала на Самоа доктор Маргарет Мид. Там жизнь девушки разделена на четко обозначенные периоды. Первые годы ее жизни проходят в небольших соседских группках сверстников, в которые мальчиков строго-настрого не допускают. Уголок деревни, в котором она проживает, несет в себе особую важность, мальчики же для нее – исконные враги. У женщины лишь одна забота – уход за ребенком, но вместо того, чтобы приглядывать за ним дома, она берет малышку с собой, и в играх ее ничто не стесняет. За пару лет до переходного возраста, когда девочка уже достаточно сильна для выполнения более трудных задач и достаточно взрослая для освоения более искусных техник, группка девочек, с которыми ей доводилось играть и в которой она выросла, перестает существовать. Она облачается в одежду женщины и посвящает себя работе по дому. Этот период жизни для нее довольно скучен и не несет в себе никаких потрясений. Половое созревание не влечет за собой никаких перемен.

Спустя несколько лет после достижения зрелости в ее жизни начнутся приятные годы случайных и свободных любовных связей, и она постарается как можно сильнее продлить эту пору, пока ей не придет пора вступать в брак. Половое созревание как таковое не отмечено никаким признанием cо стороны общины, изменениями в отношении к ней или ожиданиях от нее. Предполагается, что ее девичья застенчивость сохранится на протяжении еще нескольких лет. Жизнь девочки на Самоа не затронута представлениями о психологическом аспекте половой зрелости, и половое созревание приходится на расслабленную и безмятежную пору, во время которой не проявляются никакие конфликты юности. Таким образом, переходный возраст обходят стороной не только в культурном плане, без каких-либо церемоний, но и на эмоциональную сторону жизни девочки и отношение к ней жителей деревни он никак не влияет.

Другим общественным явлением, которое культура может освещать, а может и игнорировать, является война. Там, где войны ведутся активно, у них могут быть самые разные цели, способы их ведения могут различаться в зависимости от государства, и законы у них могут быть самые разные. Как в случае с ацтеками, война может служить способом взятия пленников для религиозных жертвоприношений. Поскольку испанцы воевали на уничтожение, с точки зрения ацтеков они нарушали правила игры. Ацтеки в ужасе отступили, и Кортес вошел в столицу победителем.

В разных точках мира есть еще более причудливые взгляды на войну. Для наших целей достаточно будет отметить те места, в которых две общественные группы вообще не устраивают взаимного кровопролития. Лишь вследствие нашего близкого знакомства с понятием войны нам кажется очевидным, что в отношениях между двумя племенами состояние войны и состояние мира должны чередоваться. Разумеется, такие представления весьма распространены во всем мире. Но, с одной стороны, для некоторых народов допустить вероятность состояния мира невозможно, поскольку в их представлении это будет равносильно причислению своих врагов к разряду людей, которыми они по определению быть не могут, даже если отлученное племя принадлежит той же расе и культуре.

С другой стороны, для иных народов в равной степени невозможным будет допустить вероятность состояния войны. Расмуссен описывает, с каким замешательством эскимосы восприняли его рассказ о наших обычаях. Эскимосы прекрасно понимают, что значит убить человека. Если он стоит на твоем пути, ты взвешиваешь свои силы, и, если ты готов пойти на это, ты убиваешь его. Если ты силен, общественное наказание тебе не грозит. Но им чужда мысль о том, что одна эскимосская деревня может пойти войной на другую эскимосскую деревню, или одно племя – на другое, или что одна деревня может наброситься на другую из засады, как на легкую добычу. Ко всем убийствам относятся одинаково, и их не делят на категории, как у нас: те, которые можно оправдать, и те, которые караются смертью.

Я и сама пыталась поговорить о войне с индейцем, проживающим на территории испанских миссий в Калифорнии, однако это было невозможно. Их непонимание войны было глубинным. В их собственной культуре отсутствовал фундамент, на котором это понятие могло бы существовать, а их попытки разобраться в нем свели великие войны, которым мы