Записки купчинского гопника - Глеб Сташков

– А почему я должен тебя ждать?

– А почему не должен? Почему? – надрывается голос. – Я же всего на двадцать минут опаздываю.

– Двадцать минут, – говорю, – это очень много.

– Ты сам все время опаздываешь.

– Когда я опаздывал?

– Вчера. Ты вчера опоздал.

– Вчера я вообще не выходил из дома.

– А ты кто?

– Глеб.

– Извините, я ошиблась номером.

Раньше люди, ходя на свидания, узнавали свой город. Знакомились с достопримечательностями.

– Где встретимся?

– У Медного всадника.

Или:

– На улице Ломоносова. У пивного ларька.

А сейчас? Сейчас встречаются «где-нибудь в районе Гостинки». А потом час перезваниваются и орут, пугая прохожих:

– Ты где?

– А ты где?

– Я здесь.

– И я здесь.

– Где здесь?

– Где договаривались.

– Мы там не договаривались.

– Идиот.

– Дура.

– Я тебя вижу.

– Где ты меня видишь?

– Я машу тебе рукой.

– Где?

– Повернись налево.

– Повернулся.

– Видишь меня?

– Нет.

– Потому что ты налево повернулся, а надо направо.

– Ты же сама сказала – налево.

– А своей головы у тебя нет?

– Я тебя вижу.

– А я тебя больше не вижу.

– Стой прямо.

– Ой, я тебя снова вижу. Чмоки, чмоки.

Ту-ту, ту-ту-ту. Ту-ту, ту-ту-ту. Мобильник звонит. Телевизионщики. Говорят, что слегка опаздывают.

Рассказ про баб и живых мертвецов

Я, когда работал на телевидении, никогда не опаздывал. Правда, я недолго работал. Месяц. Работал я репортером на канале «СТС-Петербург». В программе «Детали». Снимал новостные сюжетцы.

– У вас есть журналистское образование? – спросил меня начальник.

– Нет.

– Слава богу, – сказал начальник и предложил должность в штате.

Я отказался. Работал сдельно.

Начальство меня ценило и посылало на самые ответственные мероприятия.

– Прекрасный сюжет, – говорило начальство. – Сплав на бабах по Вуоксе. Можно со своей бабой приехать, а можно взять напрокат.

– Напрокат, боюсь, не потяну.

– Ерунда. Всего двести рублей.

– Чего-то, – говорю, – дешево. На Староневском – и то дороже.

– Для резиновой бабы – вполне нормально.

– Для какой?

– Для резиновой. Они на резиновых бабах сплавляются.

– Зачем?

– Об этом ты у них и спросишь. Кстати, ты тоже обязательно сплавься.

Я соврал, что не умею плавать.

– Тогда возьмешь бабу в руки и скажешь что-нибудь на камеру. Начни так: «Все мы хорошо знаем резиновых женщин».

– С чего это мы их хорошо знаем? Я, например, их плохо знаю. Я, например, их не познавал.

– Да? Ну тогда скажи: «Вот на таких резиновых женщинах энтузиасты своего дела плавают в бурных волнах реки Вуоксы».

Фраза мне решительно не понравилась. Но приказы не обсуждают.

Приехали. Народ по свистку берет в охапку баб и бросается в реку. Победители заплыва выходят в следующий раунд.

А плыть по Вуоксе тяжело. Речка с норовом. Как говорится, то перевалы, то перекаты. И бабы, надо сказать, плыть сильно мешают. А бросить ее нельзя – снимут с дистанции. Как в жизни. И хочется ее бросить, а нельзя. Квартиру отсудит или тесть с работы выгонит.

Стали искать бабу для съемок. Бабы оказались в дефиците. То есть обычные бабы сами просились, чтобы их сняли для телевизора, а резиновые – в дефиците.

Оператор принес негритянку. Коричневую и с огромными губами. Я брезгливо от нее отказался:

– Не хочу с негритянкой.

– С ума сошел?! – кричит оператор. – Я же не предлагаю тебе с ней…

– Понимаешь, – говорю, – я не расист, но с негритянкой не хочу.

– Может, тебе Анджелину Джоли поискать?

– Я бы тоже с негритянкой не хотел, – встрял водитель, вышедший погулять по свежему воздуху и, как он выразился, на идиотов посмотреть.

Оператор послал нас с водителем в грубой форме.

К счастью, кто-то одолжил нам европеоидную женщину.

– Вот на таких резиновых женщинах… – начал я речь.

– Подожди, – закричал оператор, – я камеру не настроил.

– Вот на таких резиновых женщинах…

– Что ты мямлишь? – продолжал кричать оператор. – Четче говори, с выражением.

Я, признаться, эту фразу и говорил с выражением. С выражением скорби. Потому что мне первый раз предстояло попасть в кадр, и я предпочел бы попасть в него в каком-нибудь другом антураже. По крайней мере, без резиновой женщины на руках. С резиновой как-то стремно. Пацанва не поймет.

Но я послушно забормотал в третий раз:

– Вот на таких резиновых женщинах энтузиасты своего дела…

– …проводят дни и ночи напролет, – встрял водитель.

Пока все смеялись, европеоидную женщину у нас отняли. И в кадр я так и не попал.

Через неделю начальник говорит:

– Гляди-ка, опять прекрасный сюжет. Люди добровольно закапываются в могилы.

– Тоже, – говорю, – энтузиасты своего дела.

– Вообще-то их потом откапывают.

– Когда, – спрашиваю, – потом?

– Лет через сто, – говорит начальник и, увидев, что никто не засмеялся, поясняет: – Шучу.

И велит мне поехать и закопаться в могилу.

– Откапываться необязательно, – сострил оператор.

Желающих закопать себя в могилу набралось человек семь. И человек десять представителей СМИ.

Журналисты местные, а будущие мертвяки – из разных мест. Одна семейная пара чуть ли не из Якутии прилетела.

– Мы, – говорят, – прошлым летом закапывались. Очень благотворно влияет на психику.

– А у вас в Якутии нельзя закопаться? Обязательно к нам ехать?

– У них холодно, – пояснил водитель, которому снова приспичило погулять и посмотреть на идиотов.

Семейная пара посмотрела на нас с нескрываемым презрением.

Когда выяснилось, что мертвяки еще и платят деньги за то, чтобы зарыть себя в могилу, водитель смачно плюнул и ушел в машину.

– Давай закапывайся, – говорит мне оператор.

– Я не могу закапываться. Я с похмелья.

– И что?

– Меня мутит. Могу блевануть.

– Блевани, – говорит оператор. – В чем проблема? В могилке блеванешь – никто и не заметит.

– В могилке, – говорю, – люди на спине лежат. А на спине блевать неудобно и опасно для жизни. Можно захлебнуться. Многие, – говорю, – замечательные люди именно так заканчивали свою жизнь.

– Кто же? – заинтересовался оператор.

– Говорят, что Олег Даль.

– Надо похмелиться, – признает оператор.

А похмелиться нечем. Место глухое. Его руководитель погребения долго отыскивал. Смотрел, чтобы аура была подходящая.

Ауру он, может, нашел и подходящую, только вот почва малость подкачала. Или лопаты были не той системы. В общем, копают покойники себе могилы, а выкопать не могут.

Оператор злится, суетится, кричит:

– Давайте, уроды, быстрее по могилам рассаживайтесь. Скоро стемнеет, как я снимать буду?