Записки купчинского гопника - Глеб Сташков

Косит он плохо, на мастер-класс явно не тянет. И тут случается непредвиденное. Явный провокатор, а возможно, даже оппозиционер подбегает к главе и отнимает косу. Корпулентная жилищница оттаскивает несогласного.

Его дружок – тоже провокатор, тощий, бухой и либерально настроенный – разводит агитацию:

– Человек умеет, а ему не дают.

Народ безмолвствует.

Начинается конкурс профессионального мастерства. В дело вступают триммеристы. Первый, так сказать, вид программы. Петрушка рассказывает «забавные факты из области технических характеристик газонокосилок». К сожалению, рев этих самых газонокосилок заглушает Петрушку. Я слышу только характеристику триммериста, пришедшего на финиш последним:

– Дерьмо дали, а не триммер.

Мне жаль триммериста. Он походит на гонщика «Формулы-1», который растрачивает талант на убогих болидах Virgin Cosworth, вместо того чтобы срывать призы на «редбуллах». Или на лыжника, чьи тренеры не угадали со смазкой.

Впрочем, трактористам еще хуже. У одного трактора сгорели какие-то ремни, у второго тоже что-то сгорело, и только третий выкосил более-менее тщательно, хоть и медленнее других. Ему в итоге и отдали первый приз. За качество. Которое, как известно, важнее скорости. Или неизвестно? Не берусь судить.

А бухой провокатор-либерал тем временем продолжал баламутить народ.

– Знаете, зачем все это придумали? – спрашивал он бабушек и сам же отвечал: – Хотят застроить эту площадку.

– Демократы теперь решают сами по себе, нас не спрашивают, – вздыхали распропагандированные бабушки.

Другой – вернее, третий – провокатор дорвался до микрофона:

– Я жил в тайге и знаю: что вдыхаешь – тем живешь. Трава должна расти. Ее нельзя косить.

– Есть и такое мнение, – сказала несколько сконфуженная Петрушка. – Спасибо, что вы не побоялись его высказать.

К счастью, лошадь из Пушкина в это время начала выделывать па, и люди не обратили внимания на злопыхателя.

– Что за народ? – сокрушался я. – Лишь бы обгадить.

Но в этот момент я услышал, как корпулентная жилищница призналась:

– Это место реально расчищают под застройку.

Вот тебе, бабушка, и день газонокосильщика. Народ не проведешь. Он с самого начала подвох чувствовал.

В Купчино народ вообще очень чувствительный по части обоняния. Купчинские парфюмеры даже выпустили духи. «Воздух Купчино» называются.

Я эти духи не нюхал, но так возбудился, что сочинил стихотворение. Первое и последнее четверостишия взяты из стишка Джанни Родари «Чем пахнут ремесла». Представляю:

Чем пахнет Купчино

У каждого делаЗапах особый:В булочной пахнетТестом и сдобой.

С хоккейной коробкиНесет анашой.Дед на скамеечкеПахнет паршой.

У детского сада –Собачье говно.Ранней весноюПахнет оно.

Так проберет –Аж до самой печенки.Там львиная доля –Моей собачонки!

Торговец в палаткеПахнет бахчой.Сосед обоссалсяИ пахнет мочой.

Пахнет в бассейнеУдушливым хлором.Педики пахнутКристианом Диором.

От проституткиПахнет загаром.От работяги –Пивным перегаром.

Пахнет блевотойАлкаш завалящий.Пахнет чиновникКупюрой хрустящей.

Сколько ни душитсяЛодырь богатый,Очень неважноОн пахнет, ребята!

Глава третья

Наш Колизей

Тем временем я дошел до места встречи. Вот он – угол Славы и Бухарестской. Конечно же, никого нет.

Удивительное дело. Когда я был маленьким, опаздывать было не принято. Максимум опаздывали в школу на утреннюю зарядку, которая начиналась без пятнадцати девять. То есть она, конечно, ни в какие без пятнадцати девять не начиналась, потому что ее никто никогда не проводил. Иногда на полдевятого назначалась политинформация, но ее тоже никто никогда не проводил. Потому что политинформатором в классе был я.

А когда я подрос, мы стали дежурить. Я любил дежурить у входа в школу. Без пятнадцати девять раздавался первый звонок, после чего мы отбирали у входивших малолеток дневники и писали замечания за опоздания.

Но я не писал замечания. В первый и последний раз в жизни я придумал выгодную коммерческую аферу. Я и позже придумывал выгодные аферы, но неизменно прогорал. А в школе – выгорело.

Малолетки имели право откупиться от замечания в дневник. По умеренному тарифу в 10 копеек. На 10 копеек можно было купить в буфете ватрушку с повидлом и три репки. Или две маленькие булочки безо всего и две репки. Или десять репок, но десять репок покупали только беспримесные олигофрены.

Опоздавшие охотно платили. Пока один из них – наверное, сознательный – не настучал на меня. К счастью, времена стояли перестроечные – хозрасчет, ускорение, самофинансирование, так что меня поругали, но без особых оргвыводов. По-моему, классная руководительница в глубине души даже гордилась, что ее ученик активно включился в перестройку и освоил новое мышление (с ударением на первом слоге).

После школы мы расходились по домам, чтобы пообедать. Договаривались:

– Встретимся у третьей парадной.

И встречались. И все приходили в одно и то же время. Плюс-минус десять минут. Никто не опаздывал. Хотя мы даже точного времени не назначали.

Пунктуальность сидела в крови. А потом, в лихие 90-е, люди стали покупать машины – и началось.

– В пробку попал, – объясняет человек, опоздавший на сорок минут.

– А ты на метро езди.

– На метро долго, – говорит человек, опоздавший на сорок минут.

– А на машине ты сколько ехал?

– Не поверишь, два с половиной часа.

За два с половиной часа можно доехать общественным транспортом из одной точки города в другую, где бы эти точки ни находились. За два с половиной часа можно до Эстонии доехать.

Но полный беспредел начался в 2000-х, когда все обзавелись мобильными телефонами. Раньше человек все-таки стеснялся опаздывать больше, чем на полчаса. И если он знал, что до места встречи добираться час, он за тридцать минут и выходил из дома. Чтобы опоздать на положенные полчаса.

Теперь ты приходишь на «стрелку». Десять минут ждешь. Пятнадцать.

Человек звонит:

– Я выхожу.

– Куда ты выходишь? Тебе час добираться.

– Но я же тебя предупредил.

Как-то звонят мне на мобильник. Номер незнакомый. Голос – женский, но тоже незнакомый.

– Ты меня ждешь? – спрашивает милый женский голос.

– Нет, – честно отвечаю я.

– Почему ты меня не ждешь? – спрашивает женский голос, но уже не милый, а с явными признаками недовольства.

– А почему я должен тебя ждать?

– А почему не должен? Почему? – надрывается голос. – Я же всего на двадцать минут опаздываю.