Связь без брака - Дмитрий Викторович Распопов

занятия в школе заставили меня понять ещё одну не маловажную вещь. Чтобы от меня все отвалили и дали спокойно заниматься бегом, нужно было хорошо учиться, причём без троек, совсем на пятёрки учиться тоже не стоило, поскольку отличников били, чтобы не отрывались от коллектива. Чтобы подтянуть школьный материал до нужного уровня, не пожертвовав в то же время тренировками, мне нужно было отказаться посещать обязательные кружки пения и музыкальной самодеятельности. Это можно было сделать только с разрешения директора, поэтому заранее постирав школьную форму, я сам выгладил её, вызывая этим изумление у детей, которым приносили всё чистое, но мятое после прачечной, и начистил новые, выданные ботинки, в которых не бегал, чтобы мне было в чём ходить и помочив расчёску зачесал волосы, уложив чуб направо, и взяв в руки школьный дневник, подошёл к зеркалу. Образу идеального ученика не хватало только очков.

— Немой ты куда вырядился? — хрюкнул со своей кровати Пузо, — к Быку на свиданку?

Его шутку поддержал и Заяц, рассмеявшийся вслед за ним.

Не обращая на них внимание, я отправился вниз, учебный день, директор должен был быть на месте.

Миновав вахтёра, проводившего меня удивлённым взглядом, я добрался до знакомой двери, правда уже с другой табличкой и аккуратно постучался.

— Войдите! — раздался голос.

Аккуратно войдя внутрь, я закрыл за собой дверь и поздоровался, с разглядывающим меня мужчиной.

— Здравствуйте Андрей Григорьевич, у вас найдётся минутка?

— Проходи, присаживайся, — он показал на стул, стоявший перед его большим столом из ДСП, на котором были видны все слои краски, которыми его каждый год пытались обновить, но это не сильно получалось.

Стараясь не поднимать на него взгляд, я скромно сел на краешек стула, сведя вместе ноги и положив на них дневник и руки.

— Слушаю.

— Андрей Григорьевич, я занимаюсь бегом, поскольку от нашей школы в прошлом году никого не выставляли на школьные соревнования, — застенчиво, запинаясь, стал рассказывать я, — а для пионера это вызов, защитить честь родной школы.

Директор удивился.

— А, это ты каждый день на стадионе занимаешься? — он показал рукой в сторону окна.

Я лишь кивнул.

— Видел, да, — мгновенно успокоился он, — похвальное решение.

— Пока было лето, я успевал учиться и заниматься, — продолжил я, пока ещё был ему интересен, — но со школой, трудно стало совмещать посещение музыкального кружка и пения, с тренировкой. Можно получить ваше разрешение сосредоточиться только на беге и школе?

— Как ты учишься? — поинтересовался он.

— Четыре четвёрки, остальные пятёрки, — я протянул ему свой дневник, и он его бегло полистал, убедившись, что я не вру.

— Напомни, как тебя зовут?

— Иван Добряшов, 1950 года рождения.

Он поднялся со стула, подошёл к огромному шкафу во всю стену и вскоре нашёл моё личное дело. Пролистав его, он удивлённо хмыкнул и вернув папку, сказал.

— Через месяц, как раз меня спрашивали об этом, будут общешкольные соревнования в беге на шестьдесят метров, если выиграешь их, то я разрешу тебе заниматься без посещения этих кружков.

— Спасибо большое, Андрей Григорьевич, — поняв, что это максимум, что он мне даст, я поднялся со стула, — я могу идти?

— Да иди, — он отмахнулся.

— До свидания.

Едва я вышел из кабинета директора и прошёлся по коридору, как меня обступили старшаки, обычно в это время дежурившие на входе в школу.

— Что ты забыл у Пня, Немой? — Губа посмотрел на меня с прищуром.

— Попросил его чтобы меня освободили от танцев и музыки, — я посмотрел ему в глаза, — хочу заниматься бегом и учёбой, на остальное нет времени.

— Ничего больше не говорил?

— Можете у него спросить сами, — не успел я ответить, как тут же прилетел удар в голову, за мою дерзость, а когда я оглушённый упал на пол, меня ещё и пнули для острастки.

— Не умничай.

Я промолчал, смотря как старшие уходят к своему посту.

Закусив губу, я отправился к себе и под заинтересованными взглядами проживающих совместно, разделся, проигнорировав их вопросы. Пузо, нарвавшись однажды на мой кистень из полотенца и мыла, больше ко мне не приставал, а остальные его два прихлебателя так и вовсе меня боялись.

Я лёг на кровать и подумал, что наверно Губа сегодня перегнул палку и нужно немного его проучить. Из посещения пионерского лагеря я вынес крайне полезные навыки, которые проходили там на ботаническом кружке, который посещали в основном девочки и всего два парня. Так что у меня имелся запас менее ядовитых трав чем борец, которые можно было высушить и взять с собой. Так что подождав ещё час, после того, как прозвучал отбой, я отделил из своего гербария, состоящего в основном из безобидных цветов, прожилки корня вороньего глаза и кряхтя, даже раз пустил газы, побежал к двери, сопровождаемый матами тех, кто остался нюхать пердёж.

Привычный к бегу босиком, огрубившим мои стопы, я словно пущенная стрела помчался вниз, к блоку столовой, только там замедлив бег, поскольку обычно там выпивали воспитатели, оставшиеся на ночное дежурство. Вскоре я убедился, что и сейчас, они квасили, открыв нараспашку дверь пищевого блока. Опуститься на карачки и прокрасться мимо них, к баку, из которого набирали на завтрак чай только для учителей и старшаков, было минутное дело. Размочалив ложкой прожилки корня, я затем хорошенько растёр его в чай. Вытерев ложку о скатерть, вернул её на место и так же как и вошёл, на карачках выполз обратно, на обратном пути заглянув в туалет напротив комнаты Редьки, записок не было, но зато я услышал, как из комнаты раздаются всхлипы. Подойдя к ней и надеясь, что она не скрипнет, я толкнул её пальцем. Первое что я увидел, была свечка, стоящая на столе и зад подростка, который делал толчки, а перед ним на коленях сидел ещё кто-то, он же и всхлипывал, двигая головой.

— Давай быстрей!

Губы у меня сжались, я осмотрел комнату, заметив табурет возле двери, и толкнув дверь ворвался внутрь, подхватывая предмет мебели в руку, и плашмя с силой опуская его на спину стоявшего, затем пока он не опомнился, я стал бить ещё и ещё, пока он не прекратил стонать. Поднеся руку к шее, я убедился, что он живой, затем пройдя мимо остолбеневшего Редьки, так и сидевшего на полу, я затушил свечку и вышел из комнаты. Помыв табурет от крови и сполоснув руки, я вернул его обратно в комнату, а сам бросился на свой этаж, но прежде чем попал к себе, застирал при свете луны майку и трусы, которые были в кровавых каплях. С майкой это получилось так