Это лишь игра - Елена Алексеевна Шолохова

предлагает подвезти меня до дома. Я благодарю, но отказываюсь. Мне и так перед ней ужасно неудобно. Она только что помогала протирать мои учебники и даже не морщилась!

– Я настаиваю, – улыбается она.

Но в коридоре меня поджидает Петька. Он сидит на подоконнике, сердитый и при этом весь какой-то потерянный.

Когда мы приближаемся, он встает и подходит ко мне.

– Идём домой? – спрашивает, не глядя Олесю Владимировну. Как будто ее вообще тут нет.

– Петь, – останавливаюсь я. – Ты ничего не забыл?

Он смотрит на меня пару секунд непонимающе. Я еле заметно скашиваю глаза вбок, на Олесю Владимировну. Он тоже переводит взгляд на англичанку и сразу мрачнеет.

– Извините. Ну что, идем?

– Идем, – киваю ему я. Затем поворачиваюсь к Олесе Владимировне: – Спасибо вам большое! До свидания.

Она улыбается в ответ.

На лестнице я придерживаю Петьку за рукав.

– Постой! Куда ты так несешься?

– Да никуда я не несусь, – бурчит он.

– Она, между прочим, права.

– Угу. Я понял.

– Ничего ты не понял, Чернышов. Она права в том, что ты – молодец, – говорю ему с улыбкой.

– Угу. Конечно.

– Правда, Петь. Ты – мой герой. Серьезно. Я прямо восхищаюсь тобой сейчас.

Петька продолжает хмуриться, но уже явно через силу. Будто очень хочет казаться суровым, хотя сам уже растаял. И правда – дольше пяти секунд он не выдерживает и расплывается в улыбке.

– Да прямо, – розовеет он в смущении. – Че такого-то? Подумаешь…

Мы спускаемся в фойе. Я жду, что наши вот-вот откуда-нибудь нарисуются, но никого нет.

Петька получает в гардеробе наши куртки, мы одеваемся и выходим на улицу…

11. Лена

Обычно мы с Петькой идем из школы дворами – так короче. Но сегодня он тянет меня на почту.

– Мать просила… купить этот… ну, как его? Конверт. Вот!

Я вижу, что Петька придумывает это на ходу. Без подготовки врёт он так себе – суетится сразу, заикается. Но сейчас я догадываюсь, к чему эта ложь. Он просто опасается, что наши нас поджидают в каком-нибудь пустынном дворе. За меня он боится. Ну а если идти через ближайшее почтовое отделение, которое находится на Карла Маркса – самой оживленной улице, то мы будем все время среди людей.

Меня трогает его забота, и я делаю вид, что ему верю и даже подыгрываю:

– Да, конечно, Петь. А я заодно открытки там посмотрю.

На почте очередь – человек шесть. Петька пристраивается к последнему, но через пару минут говорит:

– Блин, чего так долго-то? Откуда народ? Я думал, почтой уже никто и не пользуется… Ждать вообще неохота. Точнее, некогда. У меня тренировка через два часа. Давай потом… завтра, а?

– Давай завтра, – соглашаюсь я.

До дома мы так же идем центральными улицами, но Петька все равно напряжен. Обычно он всю дорогу беззаботно болтает, а тут молчит и все время головой крутит, оглядывается. Вообще-то я тоже по сторонам посматриваю, но наших нигде не видно.

Только уже у дома нам приходится свернуть во дворы, но их мы быстро минуем, к счастью, так никого и не встретив. Радоваться, конечно, рано – мы с ним выиграли всего один день, а что будет завтра, послезавтра – неизвестно…

Чернышов провожает меня до двери и поднимается к себе на второй этаж. Деревянные ступени под его весом жалобно скрипят.

– Петь, а тебе обязательно ехать сегодня на твою тренировку? – спрашиваю ему в спину.

Он оглядывается.

– А что такое? – озадаченно хмурится.

– Да ничего. Просто… ну, мало ли.

Петька занимается вольной борьбой в «Байкал Арене» вместе с Шатохиным. И что еще хуже, туда же, насколько я знаю, на плавание ездит и Горр. Петька сам говорил, что встречал его несколько раз.

– Петь, ну вдруг они тебя там встретят?

– И что? – хорохорится он. – Думаешь, я их боюсь? В спарринге Шатоха меня еще ни разу не сделал. Так что пусть попробует. А Горр этот… что он вообще может? Короче, Лен, забей, нормально всё будет.

***

Я захожу домой. Бабушка сразу усаживает обедать, а у меня кусок в горло не лезет. Тягостно на душе и за Петьку тревожно. Может, он и прав. Не будешь же постоянно от всех бегать и прятаться, но все равно страшно.

Вспоминаю, как наши обращались эти два года с Ильей Жуковским, как унижали его насмешками и оскорблениями, как жестоко над ним шутили. А ведь мой «проступок» в их глазах куда весомее. Да что там, Илью травили вообще ни за что ни про что. Да они и травлей это не считали. На полном серьезе говорили, что это просто шутка, прикол. А вот нас с Петькой – ну, во всяком случае, меня – они сейчас ненавидят как заклятого врага.

Так что наверняка они ещё придумают, как отомстить. Что там сказал Горр? Кажется, «тебя толпой затопчут» или что-то такое. Ну а Михайловская пригрозила прямо: «До самого выпуска будем тебя чморить…».

Я всегда думала, как бедный Жуковский выдерживает, как всё это терпит? Теперь, похоже, придется узнать это самой. Хотя мне будет намного легче, чем ему. Он – одинок, а я не одна. Нас – трое. Это главное. И словно в ответ на мои мысли мне звонит Шумилова.

– Ну что? Чем все дело кончилось? Узнала про Дэна директриса? – заваливает меня вопросами Соня. – А наши что?

В двух словах я пересказываю ей о том, что сегодня было, но она требует подробностей.

– А Ямпольский? Директриса его спрашивала? Он что сказал?

– Как все. Выгораживал Дэна.

Соня вздыхает.

– И Чернышов тоже?

– Петька – нет, он меня поддержал, – сообщаю не без гордости.

– Ого! Вот молодец! Наш человек! – радуется Соня. – Ой, я чуть не забыла… меня с понедельника выписывают. Продержитесь там без меня еще немного?

Я смеюсь – как будто она у нас главная ударная сила. Но на самом деле я ей страшно благодарна, и после ее звонка настроение у меня заметно улучшается.

До вечера я делаю уроки, а около шести вспоминаю про Петьку. Его тренировка уже закончилась, значит, он должен быть дома. Поднимаюсь к нему, стучу. Петька открывает не сразу, да еще так, будто не хочет, чтобы я вошла.

На