Гуль. Харизма +20. Том 2 (СИ) - Крымов Илья Олегович

И не поспорить.

— А вот животные и чудовища в лесу гадят. У меня был друг-эльф, говорил, что это часть механики охоты, — выслеживать зверя по запаху, которым он метит территорию. Этот парень мог различить тридцать два вида мочи…

— И я изящно закрываю данную тему.

Кусок Леонтия зашкворчал на раскалившемся камне. Пока мясо жарилось я колотил другими камнями друг об друга, придавая форму будущему топору.

С начала своего заточения мне удавалось есть только сырую плоть, потроха, кости, свежее или тухлое, но никогда — приготовленное. Гули не нуждались в готовке, наши желудки переваривали даже самые толстые жилы… даже волосы, возможно. Однако же сегодня, насыщаясь, пока Лиззи вела топтер, я думал о её стремлении к удовольствиям. Возможно, это вывих моей собственной морали, измена убеждениям, но я собирался научиться радоваться даже в заточении.

Пока я был здесь, каждый день, час, минуту, пока я не мог сражаться на свободе Анкрец и его клика побеждали. Пока я тратил свою жизнь на иллюзии, они одерживали верх и, не стоило отрицать, ввергали меня в уныние. Не постоянно, однако, всякий раз, когда выдавалась свободная минута в тишине, я думал о реальности. Анкрец побеждал, и, для начала, я намеревался отнять у него часть преимущества, — сделаться хоть немного более счастливым. Если жаренное мясо поможет этому, то можно и с огнём поиграть.

Отложив незаконченный топор, поддел мясо когтями и стал дуть, язык гуля был слишком чувствителен. Мякоть разошлась на зубах, горячий сок всё-таки обжог, и я долго жевал. Мясо потеряло многие оттенки вкуса, а его запах стал менее зовущим. Вдобавок ко всему, доев кости, я не ощутил ожидаемого насыщения, голод притих, но и только.

В нос ударил запах краски, жёсткие руки обвили мою шею.

— Кушаешь?

— Уже нет. Что случилось?

Эти объятья были очень неловкими, моя броня ничего не чувствовала, да и мумифицированная плоть Лиззи плохо передавала человеческое тепло. Но она продолжала обнимать меня со спины.

— Мне очень хорошо, хочется кого-то обнять. Могу обнять то дерево, или опору топтера, но почему бы не обнять тебя?

— Это мудрый выбор. Я рад, что тебе понравился подарок.

— Он, как говорили Древние, классный! Прямо как ты. Посмотришь, как я украсила кабину?

— Позже, у меня чуткий нос, от запаха краски наизнанку выворачивает, прости.

— К утру высохнет! — она села рядом, уставилась на огонь, а он стал сверкать на золотой маске. — Мне этого не хватало.

— Я догадывался.

— Не только рисования! — воскликнула она. — Вот этого, посиделок у костра, ночью, под приглядом звёзд! Когда я играла сама, это было моей любимой частью. Не бои, добыча и достижения, а вот это. Мы сидели у костра, рядом стоял походный фургончик, зимой, летом, осенью и весной, мы грелись, готовили пищу, маскировали лагерь, несли стражу, а ещё пели песни и разговаривали. Вот, ради чего стоит здесь быть, Антон, в этом самая суть.

Я осторожно положил лапу на её забинтованную, испачканную в краске ладонь.

— Скучаешь по прежним соратникам?

— По некоторым. У меня их много было, не все игроки держатся в одном отряде, хватает одиночек или блуждающих вроде меня. Но все они были славными, и я любила петь для них.

— Может, споёшь и для меня?

Из-под маски послышался глухой клёкот, — мумия смеялась.

— Я всегда пела ужасно, а с мёртвыми голосовыми связками даже пробовать не буду. Давай просто посидим немного, чувствуя, что вокруг бесконечно огромный мир, но всё самое хорошее сейчас здесь, в этом маленьком пятнышке света.

Возможно, мне следовало отправиться в лес и попытаться добыть еды, пока голод не превратился в боль, но, подумав, решил задержаться. Возможно, удастся установить более крепкую связь с Лиззи и вытащить её из этой тюрьмы. Не насилием, не обманом, а убеждением, как я действовал всегда.

— Эй, Антон?

— М?

— Мы друзья?

Странный вопрос. Друзья — это большая редкость.

По сути, современный мир не поощрял и не стигматизировал дружбу, она просто была не нужна. Современный человек являлся ячейкой общества, самостоятельным индивидом, который мог позволить себе абсолютно все блага цивилизации, любые формы активности, любую работу и досуг. Полная гармония с самим собой, как говорила Мэдлин. Существовали, разумеется, разные формы взаимоотношений: рабочие и научные коллективы; сексуальные союзы, но каждый их член оставался самодостаточной единицей со свободным выходом из состава.

Разумеется, люди не являлись тотальными одиночками, им была присуща взаимовыручка, храбрость, сознательность, способность к самопожертвованию ради других, иные высокие идеалы гуманизма. Все люди являлись товарищами, объединёнными общей целью, помощниками и защитниками для собратьев. Но назвать кого-то другом в наше время — почти то же, что и признаться в любви и объявить о взаимной моногамии. Большая редкость.

— Пожалуй, да, Лиззи, хоть мы с тобой и не знакомы, здесь, в «Новом Мире», мы друзья.

— И Мэдлин тоже?

— Мне очень хочется в это верить, но говорить за неё не стану.

Мумия положила голову мне на плечо, обняла за руку. Хорошо, что она не чувствовала физического дискомфорта.

Мэдлин вернулась утром. Каспар сидел на посохе-полумесяце, вновь чёрный, слегка нахохленный, его хозяйка с тенью тревоги поглядывала на Лиззи. Не знаю почему, но шалость мумии неслабо её задела.

— Понимания и процветания. Как прошла ваша ночь?

— У костра! Ты многое потеряла!

— Не сомневаюсь, Елизавета.

— Теперь мы с Антоном друзья!

Ведьма замерла на пару секунд.

— Какое… интимное признание. Антон?

— Да. А ещё я очень проголодался.

— Значит, ничего необычного. — Она достала из инвентаря и протянула мне, держась за обёрнутую салфетку, чью-то прожаренную ногу. — Поскольку все деньги сейчас у меня, буду заведовать снабжением тоже.

— О, значит, ты будешь кормить меня?

— Именно так я и сказала, — заметила ведьма, на миллиметр приподнимая бровь.

— Кажется, у Древних был обычай, когда двое вступали в брак, женщина начинала кормить мужчину.

— Брак — это анахронизм первобытных времён, а голод всё ещё актуален. Я так понимаю, есть ты не будешь?

Прежде чем она успела спрятать еду, я впился в мясо зубами. Оно не было сырым, но оказалось вкусным, даже специи не слишком жгли пасть. Голод заметно ослаб. В чём секрет? Даже кость, в которой запёкся мозг, оказалась деликатесом, хотелось перемолоть и подержать её на языке подольше.

— Хороший гаргуль. Полетели.

Когда мы поднялись по трапу, увидели, что кабину теперь покрывал изящный орнамент. Ничего определённого, просто какая-то абстракция с любопытной игрой цветов.

— Очень красиво, Елизавета, пожалуйста, прибери краски.

Амулет зажигания лёг в гнездо и двигатели ожили. Я мягко поднял машину, убирая посадочные опоры, повёл на трёхтысячный рубеж. Мы продолжили путь в небесах, а я вспоминал вчерашний день и основы игровой логистики.

— Мэдлин, в Наиле ведь есть портал?

— И не один. Предвидя твой следующий вопрос: нам нужно туда, где нет портала. Учитывая обстоятельства, топтер намного удобнее.

— Какие обстоятельства?

Она помедлила секунду, ворон громко каркнул.

— Увидишь.

В течение дня Мэдлин следила за курсом и подкармливала меня. Полёт проходил над лесом, который никак не желал заканчиваться, над ним удивительно часто появлялись радуги. Изредка вдалеке пролетали другие транспорты, намного чаще — гигантские стрекозы с яркими панцирями; один раз показалось, что за нами погнался искристый дракон. Именно показалось, иначе, по заверениям ведьмы, пришлось бы очень непросто. До заката был проделан огромный путь, лес наконец-то кончился и приземлились мы на краю гигантского плато. Оно возвышалось над низинами приблизительно на треть километра и неровной линией бежало к горизонтам.

— Красиво, не так ли?

Мэдлин стояла на самом краешке, рядом с небольшим деревцом, чьи плоды напоминали бутылочную тыкву и распространяли тёплый уютный свет. Время от времени ветер трепал её плащ, открывая моему взгляду стройные ноги и круглую попку.