Моя жизнь хикикомори. Том 3: После перемен - Отшельник Извращённый

Я снова хмыкнул, переводя взгляд с маятника на него:

— Релятивистская физика. Почему бы и нет? Если вы готовы объяснить, почему время замедляется у чёрной дыры, послушаю вашу теорию. Только без скучных уравнений, ладно?

Учитель улыбнулся шире, чем до этого:

— Договорились. Но тема непростая.

Я улыбнулся уголком губ:

— Не беспокойтесь. Я буду задавать уточняющие вопросы…

* * *

После того как урок физики завершился, дед материализовался в беседке с грацией, которая бывает только у людей, привыкших, что весь мир работает по их расписанию. И улыбнулся ОЧЕНЬ странной полуухмылкой, которая намекала: «У меня есть грандиозный план, и ты узнаешь о нём ровно тогда, когда я решу».

— Казума, следующий урок будет более занятным. Его проведёт твоя мать, Каору.

Я приподнял брови, стараясь скрыть лёгкое удивление:

— Неожиданно. Давно пора увидеться с ней. А то ненароком стал думать, что у меня её вовсе нет.

Дед кивнул, явно довольный моей реакцией. И тут из дома, прямо в сад, вошла она.

Кобаяси Каору. Моя биологическая мать. Женщина, которая могла бы быть героиней любой дорамы про сильных, успешных бизнес-леди. Высокая, стройная, с выправкой, будто выросла не в поместье, а в каком-то дворце. Небось в детстве вместо сказок ей читали руководство по этикету. Чёрные, как ночь, волосы собраны в идеальный узел, без единой выбившейся пряди. Это был не просто стиль — декларация контроля над каждым аспектом своей жизни во плоти.

На ней был строгий костюм цвета угля — оттенок, который кричит «я знаю себе цену» на любом важном мероприятии. Жемчужная брошь на лацкане пиджака явно намекала: «Да, я могу быть мягкой, если захочу. Но сегодня не тот случай.»

Так вот в кого у меня эта любовь к драматическим появлениям…

Её лицо с идеальными чертами не нуждалось в косметике и выдавало сейчас только одну эмоцию — сосредоточенность. Чёрные глаза сканировали меня, как рентген. Они не были ни жестокими, ни тёплыми, но в них читался вопрос: «Что ты можешь предложить этому миру?»

Она остановилась передо мной и, вместо приветствия, слегка склонила голову — жест, которому, наверное, учат на специальных курсах «Как произвести впечатление, не сказав ни слова».

— Казума, — произнесла она голосом, в котором странным образом сочетались бархат и сталь. — Надеюсь, ты готов.

К чему именно я должен быть готов, она, конечно же, не уточнила. Видимо, это был её фирменный стиль — оставлять пространство для воображения собеседника. Я выпрямился, стараясь выглядеть не менее представительно, и спокойно ответил:

— Конечно. Вопрос только в том, готова ли ты.

Отлично, Казума. Самое время включить режим дерзкого парня. Хотя, может, я всегда таким был?

Её губы едва заметно дрогнули, будто собиралась улыбнуться, но передумала. Наверное, улыбки не входили в сегодняшний дресс-код.

— Хорошо. Тогда приступим. Сегодня ты будешь играть со мной в игру. Интеллектуальную, естественно.

Я кивнул, но в голове уже крутился вопрос: что скрывается за этой «игрой»? С такими людьми, как она, даже простое «доброе утро» могло оказаться частью многоходовой комбинации. И что-то подсказывало мне, этот урок не будет исключением.

Когда Каору, не знаю, почему мысленно зову её по имени, заняла место напротив меня за идеально отполированным деревянным столом, на котором уже стояла шахматная доска, поймал себя на мысли, что это больше похоже на подготовку к дуэли, чем дружескую игру. Даже шелест листьев и журчание воды в саду не смягчали напряжения.

Она аккуратно извлекала фигуры из бархатного футляра, и я чуть не присвистнул — каждая была произведением искусства, вырезанным из слоновой кости и чёрного дерева. Семейная реликвия, не иначе. Наверное, эти шахматы повидали драм больше, чем среднестатистический сценарист дорам.

— Белые или чёрные? — спросила Каору, не поднимая глаз.

— Чёрные, — ответил я, пытаясь не отставать от её невозмутимости. — В обороне есть своё очарование.

Она кивнула, как будто ожидала такого ответа, и закончила расставлять белые фигуры. Королева и король были особенно детализированными, наверняка мастер хотел запечатлеть их силу и хрупкость одновременно.

Дед устроился чуть в стороне на лакированной скамье и с интересом наблюдал за нами. Руки покоились на массивной трости, в глазах светился азарт, какой бывает у режиссёра, наблюдающего за премьерой своей лучшей постановки.

— Каору делает первый ход, — прокомментировал он спокойно, словно был рефери на мировом турнире. Только прямой трансляции и букмекеров не хватает. Хотя, кто знает? Может, они нечто такое тайно и устроили?

Мать передвинула пешку на два поля вперёд. Простой, но символичный ход. Я посмотрел на неё, оценивая: это разминка или начало чего-то большего? Какой-то хитрой комбинации?

— Твоя очередь, Казума, — мягко произнёс дед.

Я сделал симметричный ответ — пешка напротив её пешки. Первая линия обороны, или, как сказал бы какой-нибудь военный стратег: «прощупывание противника».

— Классическая защита. Хм, — прокомментировал дед Изаму с едва заметной улыбкой, будто я только что подтвердил какую-то его теорию о себе.

Каору хмыкнула, и её ладья заняла позицию.

— Агрессивно, но предсказуемо, — заметил я, делая свой ход конём.

— Предсказуемо? — она приподняла бровь, впервые с начала игры оторвав взгляд от доски и по-настоящему посмотрев мне в глаза. — Ты уверен?

Очевидно, это был риторический вопрос.

Игра постепенно набирала обороты. Мои слоны и кони маневрировали по клеткам, избегая ловушек. Её ферзь медленно, но неумолимо продвигался вперёд, отрезая мне пути к контратаке, как опытный полководец, загоняющий противника в угол.

— Ладья Каору атакует пешку Казумы, — озвучил дед, когда очередная из моих фигур была эффектно удалена с доски.

— Кажется, твоя оборона трещит по швам, — прокомментировала Каору, с лёгкой насмешкой оглядывая доску.

— Это часть плана, — спокойно ответил я, передвинув ферзя.

Игра продолжилась. Через четыре хода дед слегка наклонился вперёд, наблюдая, как мои фигуры начинают выстраиваться в нечто пока невидимое. Его тяжёлый взгляд задержался на мне чуть дольше, чем обычно, словно он что-то заметил.

Каору сделала следующий ход, уничтожив одну из моих ладей, но при этом оставив своего ферзя под угрозой. На первый взгляд — очевидная ошибка. Но в этом доме даже порядок расстановки тапочек имел скрытый смысл, что уж говорить о шахматных ходах.

— Ошибка? — спросил я, перемещая коня.

Она посмотрела на доску, затем на меня. На лице мелькнуло что-то похожее на одобрение:

— Не ошибка, а жертва.

Дед мягко постучал пальцами по рукояти трости:

—