Вниз по реке (Сборник рассказов) - Анатолий Радов

Я поднял стакан и выпил сока. Слишком быстро, слишком сохнут губы. Я посмотрел на девушку, на её лице был страх.

— Он снова задержал дыхание, но, как определить, что ты наконец-то вырвался в явь? Настоящий сон умеет запутать. Он выдаст видения за реальность, он так досконально скопирует картинки и ощущения яви, что мы будем пробуждаться раз за разом, но всё ещё оставаться там, внутри замкнутого лабиринта нави. И каждый раз будем верить, что мы пробудились по настоящему. Это страшно. Он не дышал, и молился, чтобы агония выбросила его в мир бодрствующих. Он отчётливо слышал вой ветра через пустую раму. Занавеска взлетела к потолку, и он краем глаза вновь увидел танцующую амёбу. Она словно исполняла танец охотника, загнавшего жертву. И тут земля содрогнулась. Потом ещё раз. Сердце яростно застучало в грудную клетку. Кислород кончился, и вновь началась агония. Земля содрогалась раз за разом, в чётком ритме. Кто-то идёт сюда, понял он, и, открыв глаза, с хрипом потянул в себя воздух. Тело дрожало, остановить дрожь было невозможно. Он просто поднялся, доплёлся до дивана, и упал на него ничком. Не было ни воя, ни дрожащей от шагов земли. Он повернул голову. Занавеска не шевелилась, на полу не было ни одного осколка. Он понял, что проснулся по настоящему, и облегчённо вздохнул. И тут же, чтобы убедиться окончательно, он вскочил на ноги и отдёрнул занавеску. И ему показалось, что к горизонту стремительно мелькнуло большоё чёрное облако. Он сел на диван и уткнул лицо в ладони. Ужас утихал, но он ещё полностью не покинул его.

Я бросил быстрый взгляд на девушку. У неё переживающие глаза. Не слишком ли часто я смотрю на неё?

— Само собой после этого он несколько дней даже не пытался повторить опыт. Но его мучили вопросы. Что это было? Или кто? Что за чёрная амёба исполняла танец смерти, закрыв собою всё небо? И от чьих шагов содрогалась земля? Он ходил на работу, как робот, автоматически, пялясь в монитор, но ничего не видя, и почти ни с кем не разговаривая. Хотя и до этого он не был словоохотливым человеком, скрываясь от этого мира внутри, он всегда молча смотрел на кипящую вокруг жизнь. И лишь иногда жалел, что она вот так, крутясь в танце, проносится мимо него, не задевая его даже краем своего платья. Но такая жалость была редкой. Чаще он просто разглядывал её с искренним удивлением, почему им так просто? Просто радоваться, смеяться, и даже ненавидеть. Почему они вообще ненавидят? Это был самый сложный для него вопрос, потому что он не знал этого чувства. Как будто бог забыл его положить ему в душу ещё при рождении. И через неделю он решился. Он просто понял, что ему нечего терять. В отличии от других, у него не было никого в этом мире. Конечно, кроме матери. Когда-то он решил для себя, что он должен пережить смерть матери, а не наоборот. Слишком полной горя была её жизнь, и дополнить её ещё одним, худшее преступление. Но он и не хотел умирать. Нет. Он хотел только посмотреть на долину за скалами и вернуться. Ужас прошлого раза уже потерял чёткие очертания, и ему показалось, что всё не так опасно, что ничего плохого не случится. В тот вечер он выкурил подряд две сигареты и, устроившись на диване, прикрыл глаза. Сон долго не шёл. Он ворочался, стараясь отвлечься от всего здешнего, от всех мыслей. И, наконец, провалился в бездну. Когда он открыл глаза, на часах было уже за полночь. Он медленно поднялся и первым делом заглянул за занавеску. Может быть амёба уже танцует, и стоит ему только выйти… И тут он услышал за спиной лёгкий шорох. Дыхание спёрло, крик подступил к горлу, но он сдержал его, ценою выступивших на глазах слёз, и обернулся. Перед ним стояла девушка. Ни её лицо, ни её тело не были статичны. Она непрерывно менялась, как та амёба на небе. И он вдруг почувствовал знакомое чувство внутри, он почувствовал любовь. Знаете, во сне иногда мы чувствуем. И чувствуем в несколько раз сильнее, чем на яву. Каждый хоть раз рыдал во сне от счастья, от горя, от умиления, и ощущал невероятную любовь. Бескрайнюю, искреннюю. В этом мире слишком много рамок. Нам говорят, так нельзя, и так нельзя. Это плохо, это хорошо. Но в настоящем сне нет никаких рамок, нет ни одного табу. И поэтому если во сне вы чувствуете любовь, она обязательно будет до слёз. И он облегчённо заплакал. А девушка говорила ему про долину за скалами, что он не сможет остаться здесь, с нею, пока не поборет свой страх, свою идикУду. Кто это — идикуда? — спросил он сквозь слёзы. Это твой страх, страх смерти, страх жизни, страх чувств, и он слишком силён. Ты слышал, как содрогают землю его шаги? Да, сказал он. Пока ты не увидишь долину, ты не сможешь остаться со мной. Он закрыл глаза, из которых продолжали течь слёзы, и представил луг, а у самого горизонта высокие скалы. И он шагнул вперёд. Из за скал появилась амёба-туча и рванулась к нему. Ветер усилился, взволнованно зашептались травы, страх стал сковывать его, но он до крови закусил губу и шёл. Амёба дотянулась к нему, когда он уже схватился за первый уступ и пополз вверх по каменной скале. Она окутала его непроницаемой темнотой, сжала его лёгкие, в ушах стоял нестерпимый вой. Но он нащупывал уступ за уступом и лез вверх, чувствуя, как дрожит земля под тяжёлым шагом идикуды. Она шла к нему, чтобы убить, и он всё быстрее и быстрее шарил в тьме руками, выискивая небольшие выемки и трещины. Руки затекли от напряжения, он уже не чувствовал предплечий, казалось пальцы вот-вот не удержат и он полетит вниз. А там она, горящая ненавистью, местью, как это он осмелился бороться с ней? Правая кисть не выдержала, и рука скользнула вниз. Он всем телом прижался к холодной скале. Шаги прекратились, вой стих, всё замерло, выжидая. Он попытался поднять руку и за что-нибудь зацепиться, но тут понял, что пальцы левой руки уже разжимаются.

— Значит он погиб! — ликующе вскрикнул виновник — Это как в одном фильме. Речь ведётся от лица главного героя, а в конце он погибает. По-моему в «Короле Артуре».

— Да — спокойно ответил я — С того момента, как он последний раз отправился туда, я придумал. Но не безосновательно. Он на самом деле умер во сне.

Виновник злобно посмотрел на меня.

— И к чему всё это? — спросил он — В чём суть?

Я пожал плечами.

— Извините, мне нужно идти — громко сказал я, поднимаясь.

— Мне тоже — неожиданно произнесла девушка.

Виновник покачал головой и скривил недовольное лицо. За столом все с каким-то презрением посмотрели на меня, но мне было наплевать на их презрение. В прихожей я помог девушке надеть пальто, напялил свой любимый засаленный ватник и мы, спустившись пешком по лестнице, медленно пошли по дороге. Виновник в прихожей, наверное, продолжал качать головой и кривить недовольную мину. Или уже вернулся к столу, и крутит пальцем у виска, говоря обо мне. Ну и конечно, он уже пожалел, что пригласил меня…для массовки.