Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс

времени, как в начале 1970-х я впервые пересек Атлантический океан, там неслабо преобладал нацистский элемент, и больше никому не было дела до танцев под сборники песен Tighten Up[34]. Может быть, американцы просто вырвали все из контекста, точно так же, как это было с панком.

Глава 6. Плащ-невидимка

Моя карьера самца началась ярко и эффектно. В тринадцать лет я лишился девственности, а до этого даже ни разу не дрочил, поэтому первый раз кончил, когда засадил телочке. Ну, как засадил? Засунул член между ее булок, но даже на полшишки не вошел, как тут же обкончался. Но все равно ведь считается. По крайней мере, мне так казалось.

Сие знаменательное событие произошло в ангаре, где хранился паровоз «Летучий шотландец», стоявший когда-то в парке аттракционов в Баттерси. Спереди он был особенной обтекаемой формы, как японский скоростной поезд, и моя первая половая партнерша (заметь, не педофил) оперлась прямо на металлическую вывеску. Сегодня я, конечно, понимаю, что выбор места был весьма странным (учитывая мою одержимость пиздить игрушечные железные дороги), и на конечной я оказался быстрее любого экспресса.

Я был шокирован и сбит с толку. «Это что, блядь, было?» Пулей побежал домой в Баттерси, куда мы только недавно переехали – маме наконец дали квартиру, – помчался наверх в ванную комнату и внимательно осмотрел член на предмет повреждений. Мне казалось, что оттуда течет кровь. Я уже и так не раз оказывался в неловких ситуациях, поэтому ни черта не понимал, что происходит. Но, расколов первый «орешек», я настолько полюбил кончать, что я просто не мог остановиться. Дрочил по пять раз на дню – совал своего дружка в рулон туалетной бумаги, в шланг от пылесоса – везде, куда он влезал. Жуть какая.

По крайней мере, мне так казалось, но, может быть, что-то из этого считалось обычным подростковым экспериментом. Как бы там ни было, не терпелось надеть на член рулон и дрочить, поскольку казалось, что не я себе дрочу, а мне дрочат. В этом ведь и заключался смысл. Я так остервенело гонял лысого, что иногда от жесткой картонки появлялась чертова сыпь.

Полагаю, я все еще пытался въехать, что к чему, и, по крайней мере, член находился внутри чего-то – пусть даже это всего лишь рулон, поэтому не сказать, что это большой шаг вперед. Когда начинаешь знакомиться с половой жизнью таким ебанутым способом, как было у меня, может быть, такие эксперименты и считаются нормой, но не всегда об этом знаешь, поэтому начинаешь думать, что это какое-то извращение, как и все остальные импульсы, и так делать нельзя. Обратная сторона медали заключается в том, что странное поведение легко может стать нормой. У меня, безусловно, так и было.

Эякуляция произошла раньше первой пьянки и наркотиков (затяг сигаретой Players No. 6 не в счет), и дрочка стала необходимой ежедневной дозой. Я таким образом мог хоть ненадолго отвлечься от всякого дерьма, с которым приходилось иметь дело. Я и сегодня при любой возможности хватаюсь за пипиську, хотя уже давно завязал со всеми остальными пристрастиями. От сахара, увы, отказаться не могу… А что касается онанизма – полагаю, первая любовь не забывается.

За годы моя одержимость сексом еще не раз выйдет мне боком. Наконец-то появилась своя комната, и никакие бетонные стены не могли удержать меня и мое рвущееся на свободу юношеское либидо. Да я в том возрасте и секунды на месте не мог усидеть.

Квартира в Баттерси, куда мы переехали, находилась в типичной длинной серой кирпичной коробке. Дом только построили, и три новых блока соединили с более старыми зданиями, уцелевшими после войны. В конце жилищного массива располагался огромный пустырь, где раньше стоял газовый завод, а на другой стороне был переулок для потрахушек, и я глаз не мог оторвать. Приезжали парочки и парковали тачки, а я выглядывал из-за стены и дрочил, глядя, как они чпокаются, – меня это чертовски возбуждало.

В течение следующих нескольких лет я постоянно подглядывал за другими. Было стыдно, но от этого я возбуждался еще больше. Прекращать уж точно не хотелось. Позже это переросло в одержимость. Внизу, возле железнодорожных путей в Баттерси, я обнаружил еще один переулок для потрахушек, а сам стоял на мосту и смотрел, как ебутся в машинах. Меня настолько злило, что кому-то дают, а мне нет, что иногда находил нехуевых размеров камень и швырял прямо на капот. Можешь себе представить, ты в машине, вот-вот кончишь, а тут хуяк – и на тебя падает огромный булыжник? Ты бы, наверное, решил, что настал Судный день. Но, бросив камень, я тут же делал ноги, приходил домой и дрочил.

Нет ничего приятнее этого, согласись? От вокалиста Nickelback такого кайфа не испытаешь (по крайней мере, пока такого не случилось).

Баттерси был суровым районом, но квартирка оказалась ничего. Как же я радовался, что теперь у меня своя комната. Приятно было забыть Бенбоу-роуд и плохие воспоминания. Раздражало только, что в школу приходилось тащиться из Баттерси в Шепердс Буш.

Дело не только в том, что мы переехали южнее Темзы – приходилось херачить аж на четырех автобусах. А прикол в том, что я сам (учитывая мою любовь к учебе) решил остаться в школе Кристофера Рена, хотя запросто мог бы найти что-нибудь поближе. Маму это в любом случае не парило, и сомневаюсь, что администрация школы была в неописуемом восторге – «Ну заебись, че! Стив Джонс остается!», – но не хотелось кидать друзей и заводить новых.

Оказалось, чтобы приехать к первому уроку, приходилось вставать в семь утра, и я понял, что со школой пора завязывать, но не сказать, что я когда-то рвался грызть гранит науки. Переехав в район Баттерси, я стал еще на один шаг ближе к тому, чтобы загубить нормальную жизнь Куки, которой бы он, возможно, наслаждался без моего вторжения. Я уже привык добираться в город своим ходом в поисках какого-нибудь баловства, чтобы отвлечься от соседства с отчимом. Теперь предстояло исследовать совершенно новую территорию. Вот здесь-то и пошел в ход Плащ-невидимка Стива Джонса.

Когда я шел воровать, секретным оружием служило убеждение в том, что нахождение мое где бы то ни было совершенно легально. К примеру, в магазине игрушек Hamleys я не воровал железную дорогу прямо в торговом зале. Это был верх идиотизма – я проникал на склад. Работники магазина видели, как этот двенадцати-тринадцатилетний скинхед воровато трется возле дорогих игрушек и… ни хера не делали. Крайне странная реакция, но пока я убеждал себя, что поступаю совершенно правильно, остальные, видимо, чувствовали мою неслабую выдержку и умение сохранять самообладание. Не знаю как, но это работало. Я словно становился невидимкой. Каждый в детстве мечтает о суперсиле, как у героя комиксов, только я умудрялся себе еще и что-нибудь на халяву прихватить.

Будучи настолько в себе уверенным, я мог зайти, куда хотел. Если передо мной была дверь, я входил прямо в нее. Неважно, где это было – в самых крутых и дорогущих магазинах Вест-Энда или обветшалых раздевалках рядом с футбольной площадкой школы Святого Павла в Барнсе, на другой стороне моста Хаммерсмит, у набережной, по которой я ездил на спизженных великах и мопедах. Пока остальные тусовались на улице и дышали свежим воздухом, играя в футбол, регби или крикет, я заходил в раздевалки и выходил с кучей бумажников. Частенько так поступал. Помогало отвлечься от дурных и неприятных мыслей.

Можно ли было назвать меня клептоманом?