Служба - В. Воронов

Один из семи отрядов — капитана Артамонова — за 19 ночей прошел 370 километров. Другой, старшего лейтенанта Бажанова, одолел «лишь» сотню — в той оттепели лыжи годились разве что в качестве весел. Отряду лейтенанта Каминского вообще пришлось вернуться с полдороги — погибли 20 и пропали без вести двое бойцов.

Не все оказались в силах выдержать напряженный марш. Некоторые, обессилев, отстали. Отряды растянулись на марше и на отставшего обычно натыкался передовой дозор идущего следом отряда. Разговор был коротким: «Дезертир!». Приговор приводился в исполнение на месте. Так, например, на переходе убили радиста Юлия Лонского. Парнишке пришлось тяжелее всех: помимо оружия, взрывчатки и боеприпасов он тащил на себе рацию с грузом батарей для нее и, вестимо, «оружие пропаганды» — ту самую макулатуру. За четыре дня почти безостановочного пути ослаб и отстал от своего отряда. Нашедшие бойца даже не стали слушать: «Радист? Шифры? Родственники на оккупированной территории?! Сам поляк. Все ясно — хотел сбежать с шифрами к врагу. Расстрелять!» По свидетельству очевидцев, радиста зарезали ножом — патроны особисты берегли, да и шуму меньше. В отчете же указали: Лонский Юлий Станиславович пропал без вести в районе хутора Теребило во — бежал…

«Дострелен по мотиву сон на посту» — дословная цитата из оперативного донесения особого отдела ОМСБОН. Тот боец из отряда неудачника-Каминского во время боя был тяжело ранен в ногу и не мог передвигаться. Командир же оказался трусом и подлецом — так говорят выжившие в своих донесениях: трясся за свою жизнь, на боевые задания не ходил, предпочитая отсиживаться в безопасном месте. Каминский буквально возненавидел раненого. Еще бы, тот сковывал отряд, что угрожало личной безопасности чекиста. И лейтенант легко создал повод для расправы — раненого и ослабевшего от потери крови и голода бойца стал постоянно ставить в караулы. И подкараулил-таки, когда тот заснет. Потом быстрый и «праведный» «суд». Приговор в исполнение Каминский привел лично…

Когда отряды добрались к намеченному высоким командованием району базирования, обнаружилось, что штабисты попросту ткнули пальцем в карту. Один из лесов был затоплен паводком, другой на поверку оказался жиденькой рощицей, третьего вообще не было в природе. Но дисциплинированные омсбоновцы разместили базы точно там, где было указано — в затопленном лесу. Из шифровок в Центр: «Прибыл на базу назначения. Работа производится на лодках ввиду сплошной воды». Из радиограммы командира другого отряда, старшего лейтенанта Матросова: «Прибыл в д. Климово восточнее Смоленска в 40 км, объекты недоступны из-за половодья…». Другой же отряд понес потери и не смог форсировать Днепр из-за мощного пулеметного огня немцев. Но зато, по данным штаба фронта, противника там не должно было быть! В поисках более удобного для переправы места пришлось больше десятка километров пробираться по болотистым и половодным местам, таща с собой лодки. Не всем, видимо, хватило лодок — несколько бойцов утонули в ледяной воде…

А тут еще одна проблема, с едой — «пища духовная», даже и такая, как «Правда», хлеб насущный заменяла плохо. И к моменту выхода в намеченные районы есть было нечего. Отряды начинают голодать — только в показушных представлениях спецназовцы глотают змей и едят лягушек, да и много ли вы на лягушках навоюете? Надежды на помощь партизан развеялись как утренний туман — это как раз спецназовцам пришлось оказывать им помощь! Все попытки добыть продовольствие засадами на дорогах, в деревнях и поисками на поле успехом не увенчались — посланные группы обстреляны немцами и с трудом смогли уйти от преследования. Цитируем отчет о действиях отряда Артамонова: «С трудом удалось в поле набрать около 2 мешков мерзлого прошлогоднего картофеля». Только в начале мая отряды реально приступили к выполнению боевой задачи.

Первым делом, понятно, диверсии — за этим и посылали: стали минировать железные дороги. И пошли подрывы на собственных минах: то ли минная техника была еще та, то ли так хорошо ее знали десантники. Всего, судя по отчетам вышедших к своим, из-за небрежного обращения с минами погибли 10 бойцов спецотрядов…

Но все же и эти голодные и истощенные парни свое дело делали — как могли, как умели. Успешнее всех действовал отряд Бажанова — пустил под откос 11 эшелонов противника, подорвал 29 автомашин и 3 мотоцикла, 1 паровоз, да еще 53 раза рвал железнодорожное полотно и уничтожил около 1600 солдат и офицеров противника — при крушениях поездов. У других дела были пожиже. Но все же к середине мая было чем отчитаться перед начальством: главное сделали — парализовали-таки эту чертову магистраль на 15–20, а в иных местах и на 50 суток.

«Отряды… под общим командованием майора Коровина, поставленную задачу выполнили», — доложило их начальство штабу фронта. Командование бригады прямо не предлагает Жукову отозвать отряды, но намек сделало более чем прозрачный: «В настоящее время отряды израсходовали взятое с собой подрывное имущество, продовольствие и нуждаются в немедленном его пополнении».

Резолюция Жукова крута, как и он сам: «Тов. Орлову. Ближайшая задача:

1. Уничтожение жел. дороги Смоленск — Орша, Смоленск — Вязьма, Смоленск — Рославль, Кричев — Рославль.

2. Разведка и точный учет подхода по этим линиям к Запфронту.

3. Вскрыть сосредоточение войск районе: Минск, Бобруйск, Витебск, Гомель».

Все так просто — остатки отрядов без боеприпасов, взрывчатки и продовольствия должны ни много, ни мало — парализовать ключевые и наиболее охраняемые магистрали! Да если бы им хотя бы еды подбросили! Но об этом в приказе Жукова — ни слова.

Позже Жуков вроде спохватывается и отдает распоряжение: выделить транспортный самолет для снабжения разбросанных по немецким тылам отрядов. Но данных, что это распоряжение было выполнено, нет — ни один самолет так и не был задействован для помощи группам майора Коровина.

Спецназовцев попросту бросили на произвол судьбы: выплывайте, как хотите, но железные дороги рвите и не забудьте прихватить свежие карты в штабе группы армий «Центр».

Приказ есть приказ и его надо выполнять. А к тому времени отряды уже были в сплошном немецком кольце — за ними охотились. Еле передвигающие от голода ноги бойцы с трудом уходили от карателей, но прорывались к магистралям. Они уже и так наделали много шума — охрана железных дорог резко усилилась.

Даже и в таких условиях омсбоновцы еще пускали под откос поезда, рвали машины на дорогах и собирали разведданные. Где брали взрывчатку? Вытапливали тол из неразорвавшихся авиабомб и снарядов… Но в начале июня — все, выдохлись полностью! Взрывчатки больше нет, истощенные от недоедания спецназовцы уже еле волокли ноги. 6 июня Центр дает-таки приказ на выход к своим. Три недели отряды порознь и скрытно продвигались к линии фронта в самой гуще немецких войск. 26 июня 1942 года уцелевшие были в 10 километрах от линии фронта. Где и вляпались по самые уши. Заночевали в леске, а утром их разбудила немецкая речь. Оказалось, что ночью ребята влезли прямиком в штаб какой-то немецкой дивизии!

Для связи со своими выслали две группы бойцов. Одной приказали пробиваться на юго-восток, другой — на восток: выйти к своим и просить помощи фронтовой разведки для вывода отрядов.

К своим вышла лишь группа старшего сержанта Бурондасова. Как «тепло» встретили спецназовцев в особом отделе 42-й стрелковой дивизии — читайте выше. Когда же разобрались, время было упущено, и все попытки групп фронтовой разведки перейти линию фронта для помощи отрядам Коровина провалились. Так спецназовцев подставили еще раз. В августе командование ОМСБОН направило для выяснения судьбы своих товарищей в немецкий тыл еще один спецотряд. Безуспешно. А в апреле 1943 года приказом по ОМСБОН НКВД личный состав спецотрядов группы майора Коровина был исключен из списков бригады, как пропавший без вести.

Судьба самого Коровина известна только с его слов. Немцы так и не узнали, что перед ним офицер ГБ. Он выдал себя за окруженца — командира Красной Армии (что было несложно — документы перед рейдом сданы в штаб), потом бежал и добрался до ближайшего партизанского отряда. Оттуда в 1943 году вернулся в ОМСБОН. А вот «кадровый физкультурник» — бывший преподаватель института физкультуры старший лейтенант Матросов выбрал другой путь. Судя по оперсводке 4-го главного управления НКВД от 18 апреля 1944-го, Матросов, «будучи взят в плен согласился на сотрудничество с немецко-фашистскими захватчиками» и с сентября 1943 года служил в качестве инструктора в смоленской разведшколе Абвера.

Генерал Судоплатов спустя десятки лет будто сквозь зубы выдавил: в 1942–1943 годах «мы внедрили надежных агентов в абверовские школы диверсантов-разведчиков, забрасываемых в наши тылы под Смоленском, на Украине и Белоруссии…». Может, для того все и делалось — чтобы внедрить своего человечка в логово? Ценой двух с половиной сотен жизней…