Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan

франка, стала известна, и парижская компания Lazard Freres et Cie получила множество похвал в прессе и от французского правительства. "Вы можете себе представить, какие волнительные часы мы пережили", - писал Кристиан Лазард Альтшулю. "Я не думаю, что фирма L.F. & Cie, Париж, когда-либо знала период, подобный этому". Но он признавал, что, возможно, настоящая слава принадлежит Альтшулю в Нью-Йорке. "Мне все время не хватало вашего присутствия здесь, потому что я помнил все наши разговоры и визиты [на] улице Риволи, и мне было искренне жаль, что L.F.N.Y. не смогла сыграть на вашей стороне ту выдающуюся роль, на которую она имела право, учитывая, что первая идея всей схемы исходила от вас". Он также поделился с Альтшулем "секретом" о том, как продал часть своего портфеля акций, чтобы иметь побольше франков для предстоящей в июне 1924 года продажи коллекции произведений высокого искусства Артура Мейера, еврейского владельца "Ле Голуа", важной французской газеты. В распродажу была включена возвышенная картина "Стог сена", которую Мейер заказал у Клода Моне в 1909 году. "Надеюсь, вы не будете против меня на рынке", - написал Кристиан.

В последующем письме, написанном от руки несколько дней спустя, Кристиан еще раз поблагодарил "родственные фирмы" за то, что они "храбро сражались вместе с нами". Он также ответил на постскриптум Альтшуля о том, как Lazard в Нью-Йорке получит компенсацию за свою роль, объяснив: "Мы предоставили весь наш персонал и все наши мозги в распоряжение B. of Fr., не принимая никакого вознаграждения, и... все наши собственные дела были практически остановлены с того первого дня борьбы. Мы уверены, что вы понимаете нашу точку зрения. Мы считаем, что в подобных случаях, когда на карту поставлены общественные интересы, отказ от любого вознаграждения - это не только патриотичная, но и мудрая политика. Мы твердо уверены, что наши фирмы рано или поздно получат свое вознаграждение за свое нынешнее отношение. Я могу добавить, что наш лондонский дом спонтанно предложил Банку Франции вернуть комиссионные, полученные им от английских банков".

Находясь в Париже для того, чтобы совершить волшебство во время кризиса франка, Альтшуль воспользовался возможностью и представил французским партнерам свою идею перевести Lazard в Нью-Йорке в совершенно новый бизнес: закрытый инвестиционный фонд. В самом начале Дэвид Дэвид-Уилл согласился предоставить 1 миллион долларов "в распоряжение траста". Однако другие французские партнеры Дэвида-Уэйла были более осторожны и хотели знать мнение Джорджа Блюменталя об этой затее и то, как Альтшуль собирается делить прибыль фонда между Парижем и Нью-Йорком. Альтшуль и Кристиан Лазард вели переписку на эту тему, но Альтшуль считал, что Кристиан слишком далеко и слишком быстро продвигает идею в Париже.

 

 

В конце декабря 1925 года уважаемый и почитаемый Джордж Блюменталь ушел из Lazard после двадцати одного года работы в качестве старшего партнера, чтобы посвятить свою жизнь филантропии и коллекционированию произведений искусства. Эта новость попала в газету New York Times. Двумя годами ранее Блюменталь передал свое место на Нью-Йоркской фондовой бирже Фрэнку Альтшулу, которому тогда было тридцать шесть лет, путем голосования "13 белых, ни одного черного".

Уход Блюменталя совпал с двумя основными поворотными моментами в бурной истории Lazard, которые произошли к тому времени: беспрепятственное осуществление Альтшулем своего желания создать инвестиционный траст; и беспрепятственное преследование Дэвидом Давидом-Уэйлом невысокого, коренастого валютного трейдера Андре Мейера, позже известного как "Пикассо банковского дела". Хотя Мейер вырос в Марэ - старом еврейском квартале Парижа, - оба его родителя были родом из Страсбурга, эльзасского города на границе с Германией. Жюль Мейер, отец Андре, по слухам, был "кем-то вроде продавца печатной продукции" или "мелким бизнесменом".

Андре Мейер посещал школу в Париже, но учился неважно и покинул среднюю школу, Коллеж Роллин, в июле 1913 года, так и не закончив ее. Ему нужно было зарабатывать деньги для своей бедствующей семьи, поскольку его странствующий отец проводил больше времени за азартными играми, чем за работой. Андре всегда проявлял живой интерес к Парижской бирже, французской фондовой бирже, и, как говорят, знал наизусть цены всех котирующихся там акций. Он быстро нашел работу посыльного на бирже, а вскоре после этого - должность в небольшом французском банке "Боур и сыновья". Андре был освобожден от военной службы в Первую мировую войну из-за "слабого сердца" и из-за его важной роли в обеспечении семьи.

В Baur он быстро освоил искусство и науку торговли валютами, а также государственными и корпоративными обязательствами. "Это требовало быстрого ума, которым подросток, безусловно, обладал, - пишет в книге "Финансист" его биограф Кэри Райх, - твердого чувства ценностей, которое он быстро обретал, и безграничной энергии - необходимое условие, которое нервный, непостоянный мальчик без труда выполнял". Уже в юности он ежедневно просыпался в четыре утра, чтобы изучить финансовые таблицы в газете и наметить свои ходы на день. Во время семейных обедов в тесной квартирке он клал телефон на обеденный стол и в перерывах между укусами болтал о рынке".

Как и другие трейдеры того времени, Андре по долгу службы являлся на биржу в часы торгов с часу до трех пятнадцати каждый рабочий день, чтобы проводить сделки Боура. "Благодаря ясной голове, бдительности и быстрым действиям валютный маклер в Париже может, манипулируя несколькими миллионами франков, направляемых через Лондон и Америку, опустить парижскую валюту на несколько пунктов", - писал журнал New York Times. "И так же быстро, за несколько коротких раундов, он может поднять ее до своей конечной прибыли". Успех Андре в качестве трейдера на бирже во время и после кризиса франка 1924 года привлек к нему внимание Давида Давида-Уилла, который в 1925 году попросил его прийти на собеседование в парижский офис Lazard на улице Пиле-Уилла. "Он просто выводил всех на чистую воду", - говорит о торговых способностях Андре его внук Патрик Гершель. Но требовательный Андре, которому тогда было двадцать семь лет, заключил с Дэвидом Уиллом жесткую сделку. Он хотел знать, когда именно он станет партнером Lazard. Но поначалу Дэвид-Уэйл не хотел называть сроки. Андре вышел и вернулся к Бауру. (По другим данным, Давид-Вейль "уволил" Андре).

Через год Дэвид-Уэйл снова попытался заполучить Андре, и на этот раз ему удалось добиться успеха, пообещав, что если его работа будет соответствовать ожиданиям Дэвида-Уэйла, Андре станет партнером французской фирмы. Андре присоединился к Lazard в качестве юриста в 1926 году, отчасти потому, что на него произвели большое впечатление смелые торговые позиции, которые Lazard занял во