Цусимский синдром - Станислав Смакотин

Перехожу почти на шепот:

– Если вкратце: эскадра должна пойти в обход Японии. Избавившись от транспортов и старья.

Ловя удивленный взгляд, немедленно поправляюсь:

– Броненосцы третьей эскадры и транспорты необходимо отправить в нейтральные порты. Слишком маленькая скорость у них. Остальным кораблям прорываться через Лаперуза на полном ходу. Единственный шанс дойти до Владика…

– Владика?!

– Владивостока. – Похоже, сокращения у них не в ходу.

Матавкин задумчив. Ничего не отвечает. Опасаюсь мыслей вроде: «Из-за тебя, чувак, я пошел на служебный подлог. Присягу нарушил. Ночь не спал… А ты мне все это выдаешь? И всего-то посланец будущего?.. Может, обыкновенный провокатор ты из будущего?!»

– Господин Матавкин! – Вновь оборачиваюсь. Под околышем, что наверху, выявились черная борода и такой же китель, – почему следует поступить именно так, я тоже могу вам сказать… – Поблизости на палубе остановились двое матросов. Козырнув, встали неподалеку. – И объяснить. Но не здесь и не сейчас. Это долгий разговор!

– А адмиралу объяснить сможете? – наконец произносит он.

– Адмиралу смогу! Но как до него добраться? Чтобы один на один, без свидетелей?

– Это возьму на себя.

Чего? На себя!.. Младший судовой врач, пусть и флагмана? Не много ли на себя берешь, Матавкин?..

У меня непроизвольно вырывается:

– Вы?!

– Я. – Заметив мое изумление, добавляет: – Зиновий Петрович лично дал мне протекцию на корабль, по моей просьбе. Я неплохо знаком с ним по Петербургу.

Вот это новости. Оказывается, ты не просто так Матавкин? Протеже самого?.. Да и коллежский советник как-то многовато для младшего врача… Пытаюсь вспомнить табели о рангах. На ум приходит лишь нечто голосом Шаляпина: «Он был титулярный советник, она генеральская дочь…» Я не спец в чинах, но, может, вроде полковника?

– Ну, раз вы можете… – развожу руками. – Буду только рад! Смартфон и паспорт надо будет взять обязательно… – Видя непонимание, исправляюсь: – Телефон… – Еще хуже. – Штуку с фотографиями! – Похоже, дошло.

Откуда тебе, Матавкин, знать, что эта штуковина еще и телефон? А про интернет я вообще молчу… Впрочем, а сам-то в девяностые поверил бы?!

Матросы ушли, фигура сверху, похоже, прислушивается. Глазами семафорю Аполлонию, тот показывает: понял, мол… Набирает воздуха:

– Больше здорового сна и приемов пищи. Пить много воды. Идемте! – кивает в сторону люка.

Перед дверью оглядываюсь. «Жемчуг», вовсю кочегаря желтыми трубами, прибавил в скорости и начал уходить правее. Может, в разведку отправили? На корме хорошо виден развевающийся Андреевский флаг. «Красавец-корабль! – с трудом отрываю взгляд. – Кажется, переживет Цусиму?»

Пока спускаемся, Матавкин инструктирует:

– Попробую нынешним вечером. Я делаю инъекции адмиралу… – Замолкает. Понятно, врачебная тайна! Впрочем, для меня совсем не секрет, что у Рожественского подагра. Как и для баталера «Орла». – Будьте готовы вечером, после четвертой склянки. Я заступаю на дежурство в девять, пойдем примерно через час!

Я бы еще знал, когда здесь у вас четвертая склянка… Надо будет считать. Интересно, готов – это при бабочке или галстуке? Или все так же, в нижнем белье?..

Собираюсь высказать свои сомнения, однако не успеваю: в лазарете шум и гам. Озабоченно снуют санитары, на стуле скалится от боли матрос. Надеин осторожно срезает с того грязную тельняшку.

– Авария в машинном отделении! – при виде нас поднимает голову Надеин. – Второй в операционной, ожоги рук.

Наверняка кочегар. Самая неблагодарная и тяжелая профессия здесь. Хотя тот же Бакланов у Новикова, помнится, особо не страдал. То консерву мясную выторгует, то еще чего…

Сразу вспоминаю, как все трюмное отделение заживо ушло на дно вместе с «Ослябей». Потому что какой-то умник предложил закрыть выходы броневыми плитами. А когда корабль начал переворачиваться, те, кто за это отвечал, разбежались…

Матавкин, забывая про меня, несется прямиком к шкафу. Понимая, что здесь я лишний, тихонько ныряю «к себе», вновь укладываясь.

Как же надоело валяться просто так! Люди вон делом заняты, а я как корабельный трутень… Матросиков опять же ошпарило…

Итак. Сегодня я встречусь с адмиралом. Вице-адмиралом Зиновием Петровичем Рожественским. Наслышан, ага… Кого он там оставил глухим? Денщика своего, помнится?..

Рука почесывает ухо.

Бред какой-то. Адмирал Российской империи, морской офицер… Новиков-Прибой – тот вообще описал эту личность как демона ада… Наглого, хитрого, продажно-самовлюбленного типа. Чуть ли не дезертировавшего с поля боя и сознательно отдавшегося затем в руки японцев. Якобы тот искал встречи с ними, что ли… Не верю!

За дверью стоны матроса и командный голос Надеина. Уверенно отдает распоряжения. Слышно знакомое уже: «Камфару!» Непроизвольно поеживаюсь, вспоминая укол. Они всех здесь ею лечат?

Что сказать адмиралу, чего не говорить? Рассказать все, без утайки? Про будущее ранение, про полный разгром? Про вынужденную сдачу в плен? Про единственный шанс прорваться, который у него существует? Впоследствии поставленный ему в вину историками…

Вновь начинаю ворочаться. Верный признак сомнений. «А кто бы не сомневался на моем месте? Есть такие? Ау!.. Я здесь один из своего времени, так что по фигу!»

Наконец занимаю удобное место, положив руку под подушку.

Похоже, особого выбора у меня нет. Хочешь жить – умей вертеться. Назвался груздем – полезай в пиво… Так что решено: предъявляю адмиралу смартфон, показываю фотки. Доказав, что прибыл из будущего, рассказываю все, что знаю о предстоящем сражении и выводах историков. Настоятельно, насколько это возможно, рекомендуя идти через пролив Лаперуза без транспортов и старых броненосцев. Будь что будет! Точка.

На душе сразу легчает, что немедленно передается приунывшему желудку: «Не хотел есть, собака? Жди теперь, пока уляжется!»

Прислушиваюсь к происходящему в перевязочной. Стоны стихли, Надеина тоже не слыхать.

Решив проверить, как там и чего, поднимаюсь было и успеваю сделать несколько шагов. Дверь открывается сама, пропуская в себя санитара и матроса в бинтах. Того, что перевязывал Надеин.

Парню здорово досталось: забинтованы грудь со спиной, правая рука на перевязи. Шатаясь то ли от слабости, то ли от болевого шока, матрос чуть не падает, и я едва успеваю подставить плечо:

– Куда его?..

– На ближайшую… – Санитар кивает в сторону входа.

Не успеваем уложить одного, как следом появляется второй. Этот выглядит намного легче – идет самостоятельно, забинтован легко:

– Эка ошпарило нас с Федосеевым! – На усатом лице печать озабоченности. – Во втором котле труба лопнула, так он как раз рядом с нею стоял. Меня вот краем зацепило… – Заметив меня, смолкает.

– Ложись на соседнюю! – Санитар озабочен. – Что ему надобно будет, меня позовешь. – Поправляет подушку под тяжелым.

Прикидываю, чем могу помочь еще. У второго одна рука – помочь разве койку расправить? Встряхиваю одеяло, но меня коротко останавливают:

– Сами мы… – Усатый разве что не выхватывает из рук.

Что вы все так меня боитесь? Даже кочегары вон шарахаются… Прокаженный я, что ли?

Пока грубиян расстилается, в палату входят Надеин с Матавкиным, озабоченно перешептываясь. Оба в халатах, больше похожих на белые подпоясанные платья. Диковинного вида шапочки, как из исторических фильмов. Смотрится для меня как минимум странно. Матавкин незаметно подмигивает, указывая зрачками: «Свали, мол, пока!».

Свали так свали… Я не гордый!..

Исчезаю из поля зрения, и, пока медперсонал проводит консилиум, считаю ворон. Или овец. «Почитать бы что дали. В наших-то больницах хоть газеты иногда бывают… Интересно, а у вас здесь что? «Вестникъ броненосца»? Или стенгазета «Бой японцамъ»?..»

В уме прикидываю – подойдет ко мне Матавкин или нет? Есть еще пара вопросов к товарищу. Перед визитом к адмирал-супостату. «Ну навести же своего больного! Ты же меня принимал и откачивал!..»

Матавкин строг и занят делом…

Проходит около часа. Пару раз долетает звук склянок: сначала один сдвоенный удар, примерно через полчаса сдвоенный удар, за ним еще один. Интересно, сколько это времени? Надо будет разобраться подробнее…

Неожиданно до меня доносится знакомый запах. Аж в голове замутило… «Табак! А я вторые сутки не курю уже! Грубиян задымил. Блин… Не выдержу, скажу Матавкину, чтоб сигарет принес! Алена Карра на меня нет…»

А вот, собственно, и господин младший врач ко мне идет. Наконец-то!..

Матавкин присаживается напротив, вид у него уставший. Эх, Матавкин… То ли еще будет в твоей жизни… Или не будет?

– У меня десять минут, пока Надеин ходит докладывать. Не вставайте, лежите.

Оглядывается на матросов. Курильщик улегся и, похоже, уснул.