Державин - Олег Николаевич Михайлов

оба напрасно страдаем… — сказал он Бурсову. — Переждем-перетерпим, да после споминать будем и смеяться!..

А как было ему теперь не до смеху, то снова лег в своем уголку. Стал думать о себе, о своей судьбе-судьбинушке злой.

Всю юность в трудах провел, да что толку? Трудиться барану вечор и порану! Прилежен был, учась три коротких года в Казанской гимназии под началом известного автора и переводчика Михаила Ивановича Веревкина. Скромностью и рвением выделялся среди солдат-дворян в Преображенском полку, где не токмо понужден был по бедности пойти на хлебы к семейному солдату, с коим жил в одной связи, но и наравне с крестьянскими детьми ходил за провиянтом, чистил каналы, разгребал снег около съезжей, усыпал песком учебную площадку…

Как боготворил он молодую императрицу Екатерину Алексеевну! В памятный день переворота, в ту самую минуту, когда она отправилась в Питербурх для свершения отважного дела, стоял на часах в Петергофском дворце, но позже никакой милости не удостоился. Осьмой уж год в Преображенском полку, а офицерского чина все не получил, тогда как другие вона уж как далеко прыгнули!

Будучи в ямской подставе, написал славословие государыне Екатерине Алексеевне в ожидаемом от нее благодеянии и покровительстве:

Таков твой суд есть милосердый,

Ты как к нам сердобольна мать…

Грозишь закона нам стрелою;

Но жизнь преступших ты блюдешь,

Нас матерной казнишь рукою —

И крови нашей ты не льешь…

Но мелькнуло в пышном царском поезде и пропало ее лицо. Где же, где же наконец вышний суд? Или истинно 32 то, что добродетель цветет только в надутых трагедиях господина Сумарокова? А в свете сем, верно, скромность и честность почета не имут… Матушка государыня! все тебе ведомо! Воззри же на верного слугу твоего, что в позоре да мучениях безвинно дни влачит! Явись, явись как столп светел и огнесиянен!..

Свеча внезапно облистала мрачную камору: судейский с бельмом, за ним караульный солдат.

— Господин лейб-гвардии сержант! По отводу суд обезвиняет тебя, можешь итить домой. Однако обо всем сообщено в твою московскую канцелярию…

С ослышки на радостях Державин не сразу понял, что его выпускают. Вскочил, позабыв про несчастного Бурсо-ва, чуть не поверг на пол плюгавого бельмастого судейского, толкнул вонявшего чесноком солдата и выбежал на волю.

4

От Земляного вала, где помещалась полицейская часть, до Поварской пеший путь долог.

Не хотелось ворочаться ему к Блудову и Максимову, да что поделать! Кроме них, у него в Москве лишь малая, двоюродная тетка и материна тезка Фекла Савична — скаредная и пустоголовая старица.

Возле Покровских ворот, перед домом, выстроенным в модном, классическом вкусе антиков, Державин остановился передохнуть. Сюда хаживал он во время коронации матушки государыни к графу Ивану Ивановичу Шувалову, большому меценату, охотнику до наук и покровителю великого Ломоносова. Угнал он, что главный куратор Московского университета, а также и Казанской гимназии, намерен отправиться в чужие края. Тотчас написал письмо с просьбою взять его с собою и был принят вельможею со всей ласковостию и одобрением.

Все бы ничего, да восстала тетушка Фекла Савична, крича, что Шувалов сей фармазон и богохульник, преданный антихристу.

— Не веришь? — кричала она, доставая из-за божницы измятый листок. — Так вот на тебе! Читай!

Это были вирши, ходившие по Москве:

Появились недавно на Руссии франк-масоны

И творят почти явно демонически законы,

Нудятся коварно плесть различны манеры,

Чтоб к антихристу привести от христианской веры.

К начальнику своего общества привозят,

Потом в темны от него покои завозят,

Где хотяй в сей секте быть терпит разны страсти,

От которых, говорят, есть не без напасти.

Выбегают отовсюду, рвут тело щипцами,

Дробят его все уды шпаги и ножами,

Встают из гробов, зубами скрежещут,