Ловушка для птиц - Виктория Платова

– Буся, мать твою! – снова воззвал Бородач.

Спустя секунду в дальней части салона приоткрылась дверь, и на пороге возник еще один бородач с чашкой в руке и телефоном, прижатым к уху. От первого бородача его отличала масть (платиновый блонд vs конский каштан) и татуировки на подкачанных руках. Линейка одежды и аксессуаров – «Всё для тревелинга. Жизнь в постоянном путешествии».

– Перезвоню, – бросил невидимому собеседнику Буся и отключился.

– Кто? – с подозрением в голосе спросил яхтсмен.

– Не то, что ты подумал.

– Кто?

– О господи, Буся! Ну, Курепин, ну? Щенка нам привезут послезавтра. Успокоился?

– Правда?

– А когда я врал, Буся?

– Случалось, Буся.

Теперь платиновый блонд и конский каштан почти ворковали, перебрасывая друг другу нелепое «Буся», как шарик от пинг-понга. И Паша наконец-то сообразил, что это – прозвище, домашняя кличка вроде «зайчика» или «котенка», какую еще живность выпускают из вольеров связанные отношениями люди?

Отношениями. Гм-м…

– У нас клиент, – сообщил первый бородач. Таким тоном, как будто представлял Пашу своему приятелю на светском рауте.

– Это я, – робко подтвердил Однолет.

– Собрался приводить в порядок свою щетку.

– Метлу, – поправил второй бородач, внимательно разглядывая Пашу, который не торопился отлипать от вешалки. – Дворницкую. Все очень запущено.

– Не то слово! – поддакнул первый.

– Кофе?

– Это вы мне? – Паша перевел взгляд на чашку в руках платинового блонда. – Спасибо, конечно… Но…

– Этот кофе – мой. Вам приготовят отдельно. Входит в прайс.

– Хотелось бы ознакомиться… с прайсом.

Паша мысленно представил содержимое своего потрепанного кошелька: две тысячных купюры, две пятихатки и несколько смятых сотенных. Есть еще банковская карта примерно с такой же суммой. Неизвестно, как на метлу, а на щетку должно хватить. Все-таки не центр города, а революционная окраина, плюс десятипроцентная скидка…

– Прайс – щадящий, – заверил Однолета блонд.

– Ну, тогда…

– Присаживайтесь.

Через десять секунд Паша уже ерзал в кресле, а еще через секунду блонд набросил на него накидку – темно-графитовую, в цвет стен. В зеркале отразилась буквенная часть логотипа, которую, после определенных усилий, опер классифицировал как «СЕРПИКО».

– Занятное название.

– Раньше его не слыхали?

– Нет. – Застегнутая на липучки накидка слегка поддавливала шею, и Однолету приходилось сипеть.

– Так называется один мощный фильм…

– С Аль Пачино, – осенило Пашу.

– Да. Полицейская драма о том, как белые вороны меняют мир.

– И как? Удалось изменить?

– Белым воронам иногда везет. Так что делайте выводы.

За последующие сорок минут Однолет узнал, что Бусю-блондина зовут Макс, а Бусю-шатена – Алекс; что последние полгода они стояли в очереди за щенком хаски и даже успели придумать ему имя.

Серпико, как и следовало ожидать.

Собачья порода и имя для щенка оказались единственной вещью, не вызывавшей у Макса и Алекса разногласий. Они обсудили три сериала, о которых имели диаметрально противоположные мнения; таинственного Курепина, таинственную Зазу Наполи, старую пидовку КаТэ, еще более таинственную, чем все остальные; грядущее католическое Рождество (Макс склонялся к мысли о поездке в Рейкьявик, а Алекс настаивал на Гоа), реставрацию Новой Голландии (Максу она понравилась, а Алексу – категорически нет), а также «фестивали, конкурсы, концерты». И все то, что нравилось Алексу, отвергалось Максом. И наоборот:

Ну, Бу-у-усь, это же хернина полная, согласись!

Неясно, что ли, что все это – говнятина, Бу-у-усь!

Даже обсуждение однолетовской бороды переросло в склоку, закончившуюся сакраментальным «жопе слова не давали!». Это сакраментальное Макс бросил Алексу и был, в общем-то, прав: стриг Пашу именно он, а Алекс всего лишь отвечал за кофе. И за конфетки с печеньками. И конфетки, и особенно печеньки оказались кстати: рыская в поисках нужного видео, Паша не жрал с самого утра. От ни на минуту не замолкавших геев (оба Буси были классическими геями, тут и к гадалке не ходи!) у опера Однолета разболелась голова, и он даже подумывал о том, чтобы вытащить свое суровое и беспощадное удостоверение. И сунуть его в холеные гомофизиономии. И посмотреть на реакцию. Но поначалу сделать это мешала накидка, спеленавшая Пашин торс. А потом… потом он решил «не высекать», как сказал бы капитан Вяткин. И просто сидел и искоса посматривал в зеркало: что-то безумный Макс еще придумает с моей бородой?

У Макса оказалась мастеровитая и твердая рука. И несомненный талант стилиста. Борода Однолета, до сих пор служившая бессмысленной ширмой его – таким же бессмысленным – губам, неожиданно приобрела самостоятельную ценность. Теперь ее сложная и прихотливая структура (три пары ножниц, машинка для стрижки, жгуты и нити) подчеркивала выигрышные черты и умело маскировала провальные.

Не Тор, само собой, но викинг из третьей сотни – точно.

– Морда у вас, конечно, как башмак, – сообщил Паше перфекционист Макс. – Но тут уж ничего не поделаешь. Могу нанести маску в качестве временной меры. Синяя глина, минералы, перчик халапеньо. Делу это вряд ли поможет…

«Перчик халапеньо» в гейских устах прозвучал более чем двусмысленно.

– Не надо маску. – Однолет вцепился в подлокотники и инстинктивно вжался в кресло. – По-моему, все и так очень хорошо…

– Действительно, Буся. – Алекс решил поддержать Пашу. – Не навязывай человеку дополнительные услуги. Еще обвинят в гейпропаганде. А все должно быть по обоюдному согласию, правда?

Шатен подмигнул Однолету и расхохотался.

– У меня девушка есть.

Зачем Паша сказал об этом? Геев не интересуют девушки, и уж тем более – девушка залетного клиента, которого они видят в первый и последний раз.

– Бедняга, – теперь уже захохотал Макс.

– Наши соболезнования, – поддержал его Алекс.

В общем и целом два брата-акробата были миляги. И парный конферанс им удавался, и их нарочитое хамство не выглядело оскорбительным, скорее – веселым и безобидным. А еще они были хорошими психологами: сразу вычислили, что Паша – интеллигентный человек, миролюбивый, и у него и в мыслях нет к ним прикопаться. Окажись на его месте гопник, футбольный ультрас или член уличной группировки «Коловрат» – поведение обоих Бусь было бы совсем другим. Миляги, да, и совсем не то имели в виду, когда выражали свое шутовское соболезнование. Но – совершенно случайно! – они попали Однолету прямиком в солнечное сплетение. Туда, где торчала рукоять ножа. Паша Однолет по-настоящему скорбел о Сандре. Как и когда ее смерть стала его личной потерей – неизвестно, но сейчас он ощутил настоящую горечь.

С привкусом металла и крови во рту, – никакими печеньками не заешь.

– Она скрипачка, – сказал Паша. – Живет здесь неподалеку.

Улыбки на лицах Макса и Алекса засверкали, затрепетали – как рыбьи плавники на прошитом солнцем мелководье.

– Ага, – промурлыкал Макс. – Интересно.

– Очень, – поддакнул Алекс. – Как тесен мир. Правда, Бусь?

– Не то слово, Бусь.

– У нас тоже есть знакомая скрипачка. И тоже живет поблизости.

«Поблизости» и «неподалеку» – слова-синонимы, не так уж много скрипачек сыщется на маленьком пятачке в спальном районе Петербурга. Если вычесть музыкальные школы для детей, разумеется. И самоучек, терзающих инструмент назло соседям. Не исключено, что и Паша, и Макс с Алексом имели в виду одного и того же человека. Выяснить это можно было в течение минуты: во внутреннем кармане однолетовской куртки лежала посмертная фотография Сандры. Предъяви он ее – и все сразу станет на свои места. И если окажется, что Макс и Алекс знакомы с девушкой, они – с вероятностью девяносто девять процентов – назовут ее настоящее имя. И наверняка сообщат подробности, способные пролить свет на ее личность.

Девушки любят геев и делятся с ними своими секретиками.

Об этом Паше поведала Бо в тот единственный вечер, когда была его герлфренд. Непонятно, почему вообще в разговоре с Бо всплыла подобная тема. Ага. Бо жаловалась на парней, какие они нечуткие и как неспособны понять.

– Понять что? – удивился Паша.

– Что угодно.

– Может быть, с ними нужно просто поговорить?

– Это не поможет.

– А если поговорить подольше?

Парни не умеют говорить долго, не любят. Парни озабочены эрекцией и доминированием, а еще проблемой самореализации (опять же, понимаемой как доминирование) и проблемой больших денег. Для таких случаев, чтобы девушки не чувствовали себя совсем уж неуютно, природа и придумала геев. Безотказные жилетки и великих утешителей, которым не нужно от девушек ничего.

Одно лишь вечное сияние чистого разума.

Черт его знает, что за дикие мысли посещали Бо. В голове насрано, –  как сказал бы капитан Вяткин, тогда еще незнакомый курсанту Однолету.