Поворот - Квинтус Номен

Я одного понять не могу: какого хрена Дума на принцип-то пошла? Ведь на них и без того за военные поставки золотой дождь пролился, им что, этого мало?

— Причин три, и первая — да, им мало. Вторая — дождь пролился не на всех, а только на купечество и промышленников, а всякие интеллигенты только глядят со стороны, как денежки мимо них пролетают. Но им-то ведь тоже хочется в богатство окунуться! Ну а третья, это немцы. Тот же Митька Рубинштейн на тайных поставках продуктов в Германию наживается, причем за счет российской казны — и за это по приказам немцев помогает, главным образом финансово, всем этим эсэрам и социал-демократам. Ну а те за деньги готовы мать родную продать, что для них какая-то Россия? А немцы деньги готовы на это тратить практически любые, у них на фронтах обстановка совсем паршивая складывается — вот мы и имеем то, что имеем. Но ничего, разберемся… Лена, ты готова?

— Вполне. Федька и Линн мне игрушки изготовили. Я дополнительно потренировалась по полной программе…

— Но шанс, что ты живой оттуда выйдешь…

— Выйду. А нет, то все равно целиком я не помру, хотя немного обидно и будет. Но и Петр, и Василий… мы же в крайнем случае отомстим за себя?

— Лена, мы отомстим за тебя, но лучше сделай так, чтобы нам мстить не пришлось. И запомни: из всех нас только ты осталась той… таким, каким был на станции. И только ты на самом деле точно знаешь, что мы наметили сделать. А все остальные… для нас это — дополнительная информация, мы ее в преломлении прежнего опыта воспринимаем. А опыт этот — он сильно разный, и многое мы просто понимаем иначе. То есть знаем так же, как и ты, но знать и понимать — это вещи друг от друга сильно отличающиеся.

— Вась, ты меня-то за идиота все же не держи. Работу мы сделать обязаны, а если при этом выживем, то это будет для нас дополнительным бонусом. Я устав штурмовиков помню, и присягу не нарушу. Но и на рожон зазря не полезу…

Подобные разговоры в доме у Бутырской заставы случались довольно регулярно, однако всерьез именно к грядущему перевороту готовились только инкарнации Александра и в некоторой степени Линн. Ну и Андрей Лавров, а женщины, приехавший осенью в Москву «мужик» Евдоким Кондратьевич и Федька работали уже над тем, что нужно будет сделать после этого переворота. Очень усердно работали: список «неотложных дел» уже едва помещался в толстой обшей тетради, а еще две таких же тетрадки были заполнены именами и адресами различных товарищей и господ. Одна — именами «товарищей», другая — «господ», и между Наталией и Юмсун постоянно шел спор о том, у кого списки получаются больше. Пока что «побеждала» Юмсун — но это было потому, что Наталия еще и писала очень много совсем иных материалов. Например, у нее были заранее подготовлены сообщения, которые должна была разослать по стране и миру крупнейшая радиостанция, находящаяся в Царском Селе, передовицы основных газет, которые в них должны будут появиться в течении первой недели после переворота и черновики статей, которые там же должны напечатаны в течение месяца. И почти три десятка первоочередных указов нового правительства.

И это было лишь малой частью того, чем они все занимались — но занимались они, ежедневно ощущая нарастающее напряжение. И в стране, и в собственных душах. Просто все они очень сильно ждали того единственного момента, когда их работа может принести какой-то результат. А может и не принести — и это всех изрядно нервировало. Но когда напряжение в коллективе достигло, казалось, предела, из Петербурга пришла долгожданная телеграмма от Петра:

«Я договорился насчет пансиона срочно отправляй племянницу ко мне начало обучения через неделю».

Евдоким взял давно подготовленные чемоданы, аккуратно усадил Лену в вызванную пролетку и отправился на Николаевский вокзал. А оставшиеся проводили эту парочку лишь тревожными взглядами…

Глава 4

Еще сидя на станции будущие (тогда) попаданцы детально изучили революционные события в России семнадцатого года и теперь у них был четкий план, каким образом избежать гражданской войны и всех последующих неприятностей. Ну а то, что события несколько ускорились, ничего в их планах существенно не изменило. Что же до исполнения этих планов — то из-за «эффекта тройняшек» работа оказалась даже более простой, чем это виделось с высоты в шестьдесят тысяч километров.

Двенадцатого февраля Николай (император) отправил в отставку Верховного Главнокомандующего и одновременно распустил Государственную Думу. Которая (Дума то есть) указ решила проигнорировать и на следующий день почти в полном составе собралась и заявила, что Россия больше не монархия, и с места не сходя избрала Временное правительство. Генерал Алексеев — которого раньше всячески поддерживала императрица — прикинулся шлангом и уговорил (злые языки шептали по углам, что под дулом пистолета) Императора подписать отречение, а еще через сорок пять минут Великий Князь Михаил, в пользу которого отрекся Николай, отрекся от престола за всю династию Романовых «в пользу республики». Но пока на эту часть политических игрищ попаданцы внимания не обращали, внимательно следя за иной потенциальной силой, так же претендующей на власть в стране. Очень-очень внимательно — потому что в ходе предварительного планирования они пришли к выводу, что «окно возможностей» получается крайне узким, и если они хотят что-то всерьез в истории изменить, то нужно все же сначала дождаться отречения царя, а потом не допустить появления пресловутого «Приказа номер один» Петросовета. Что было сделать очень трудно, ведь в «прошлой истории» этот «приказ» был выдан еще до отречения Николая, но если очень сильно постараться, то можно будет последовательность событий и изменить…

Четырнадцатого февраля в Таврическом дворце состоялось совместное заседание Петроградского Совета рабочих депутатов и аналогичного Совета депутатов уже солдатских, и на утреннем заседании было принято решение эти Советы объединить. А так же решено принять — уже на вечернем заседании — основные документы, касающиеся «управления Петроградом и Россией». Депутатов там собралось очень много, правда в основном все же солдатских, и солдаты радостно решали, какая у них будет счастливая жизнь, когда никакие офицеры им указывать не будут что делать, а наоборот они будут решать, что делать с офицерами.

И в самый разгар обсуждений в небольшой зал, в котором засел исполком уже объединенного Совета, вошла девочка, держащая в руках большую корзину с пирожками, а спустя пару минут в большой