Воспоминания о войне - Сотер Ятруполо

Я, не зная, что делать, отошел к стене, и стал разглядывать карту мира, которая там висела, потом произнес вполголоса: "Рио-де-Жанейро, это там все ходят в белых штанах". Услыхав это, хозяин кабинета поднял голову и спросил: "Читали?" Тут он признал во мне человека, достойного внимания.

- Да, конечно. "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" - мои любимые книги ответил я.

Он взял у меня пакет, я откозырял и отправился восвояси. Так Ильф и Петров помогли мне сохранить человеческое достоинство.

С глубоким вздохом облегчения вышел я из здания и пошел к машине, но не успел пройти и нескольких шагов, как на меня буквально налетел высокий щеголеватый лейтенант

- Саша! Как я рад тебя видеть!

- Андрей!!!

Да, это был Андрей, с которым мы вместе хлебали лиха в лагере и шагали по дорогам Румынии в побеге. Такое не забывается. Теперь он - ординарец у генерала, приезжал в штаб и, увидев меня, выскочил на улицу. Мы взахлеб говорили, оба разом, договаривались о встрече, но тут его позвали к начальству, мы обнялись и расстались. Больше нам увидеться не пришлось.

Как-то мне довелось отправлять детские вещи со склада фабрики, где их производили. Маленькие платьица, матросские костюмчики, штанишки и т.д.

И такая тоска вдруг нахлынула на меня - о дочке, о жене - где они теперь, увижу ли я их?

С каждым грузом ехал сопровождающий, и я попросил (впервые что-то просил у начальства), чтобы на этот раз отправили меня, и я отвезу этот груз в какой-нибудь детский дом и сам передам его из рук в руки для осиротевших детишек и, может быть, узнаю что-нибудь о своей семье.

Однако, меня не послали, детские вещички отправили централизованным порядком в Москву, куда отдали их - не знаю. Я вложил в ящик трогательное письмо от бойцов, с обратным адресом, но ответа не получил.

Письма с Родины...

С тоской смотрел я на почтальона, который приходил с кипой писем, для меня там не было ни одного.

После освобождения из лагеря я не стал писать домой, понимая, что жена и все близкие потеряли меня два года назад, а теперь - что ж, возникнуть из небытия, чтобы снова сгинуть, уже насовсем? Ведь наш штурмовой полк бросали в самые тяжелые бои, и он нес очень большие потери. А после победы, поверив, что я - жив, что я вынес все испытания, я стал искать семью, родных.

Я пишу письма жене в Казань и в Одессу (может быть, они вернулись туда?), матери, сестрам, брату в Симферополь, но ответа нет ниоткуда.

До армии доходили слухи о выселении греков из Крыма, в это не хотелось верить. Уже потом я узнал, что мать (ей было тогда под 80 лет), сестер, племянниц выселили в Сибирь, племянник погиб на фронте, а брат был в Самарканде, куда уехал в эвакуацию с заводом.

Я чувствовал себя совершенно одиноким.

В конце октября 45-го, наконец, пришел приказ о демобилизации моего возраста. Нас собрали в Высочанах, в Праге и постепенно отправляли на родину. Каждый сам указывал пункт назначения. Я готов был назвать любое место на карте Союза, но все же, после недолгих колебаний, назвал Одессу, в надежде, если не найти семью, то хоть что-нибудь узнать о ней.

Без сожаления прощаюсь я с Европой, где прошел не столь долгий, но значительный кусок моей жизни.

На вокзале неожиданно встречаю Сергея, с которым судьба свела меня в лагерной тюрьме. Мы не виделись с ним после освобождения, очень обрадовались друг другу и обменялись адресами (я дал свой одесский, где жил до войны). Потом мы увиделись в Москве и много лет обязательно встречались в день Победы (и по другим поводам) и вспоминали былое.

И вот я еду в Одессу.

В полевой сумке лежит заветное стихотворение, сочиненное в короткие минуты затишья:

Сидя в окопе, вспоминал тебя,

Глаза твои, и голос твой звучал.

В атаку шел я на врага, тебя любя,

Вздремнув, тебя во сне видал.

И снилась мне" Российская земля

И, как ковер, цветистая, поляна.

И ты со мной, любимая моя,

И ласкова, как прежде, но упряма.

Ты сердишься за то, что не писал,

Наверно, думала, что позабыл тебя я.

Ты мне поверила, когда тебе сказал,

Что я прошел все страны вдоль Дуная,

Но все же краше милой не сыскал...

Поезд приходит на разбитый вокзал. Впервые я приезжаю сюда по железной дороге, а до того - много раз - морем. Иду, почти бегом, по таким знакомым улицам - к дому, поднимаюсь на второй этаж, стучу в дверь своей квартиры.

Мне открывает незнакомая женщина: "Да, мы давно тут живем, уже больше года, а кто жил раньше - не знаю, вот зайдите к соседке напротив, она, кажется, и до войны тут жила.

Соседка, Евгения Николаевна, встречает меня очень тепло, уверяет, что Юля, конечно, меня ждет - она всегда была такой серьезной девочкой - и протягивает мне письмо, которое Юля написала в апреле 44-го года, после освобождения Одессы, чтобы узнать о судьбе своих близких, оставшихся в Одессе. На конверте - обратный адрес: Московская область, станция Сходня, санаторий Наркомпищепрома.

Сколько раз я мысленно, с надеждой и сомнениями, подымался по этой лестнице - и вот это случилось наяву.

Смутные чувства владели мною. Конечно, было некоторое разочарование, но радость преобладала. Я получил адрес, я держал в руках письмо, написанное дорогой рукой. Правда, полтора года назад. Многое могло произойти за это время... Нет, не хочу думать ни о чем плохом, решаю поехать по этому адресу, но прежде посылаю телеграмму из ближайшего почтового отделения. Затем еду на вокзал, узнаю, что сегодня поезда на Москву не будет.

Иду к военному коменданту, предъявляю свои документы и прошу дать мне бронь на завтра. Тут состоялся такой разговор:

- И что же, вы так и будете колесить по Союзу туда-сюда?

- Да, буду, пока не найду свою семью.

Впрочем, бронь на Москву я все же получил. Я все еще был как в угаре, но теперь у меня было время отдышаться и прийти в себя Я сел на трамвай и поехал на завод, где работал до войны и где у меня было много друзей. Там я не встретил никого из знакомых, только один парнишка узнал меня и вызвался проводить домой к Бакину, благодаря которому (он был секретарем парткома и депутатом горсовета) наша группа ополченцев смогла уехать последним транспортом из осажденной Одессы.

Потом я прожил с ним и его женой несколько месяцев в Астрахани, они же провожали меня в армию.

Он рассказал мне о многом и о многих. Вот, например, работал у нас главным механиком некто Г. - душа человек, мастер - золотые руки. От армии он был освобожден по броне, а когда подходили немцы, остался в городе. Видимо, был уверен, что не пропадет в любых обстоятельствах. Он и не пропал, ремонтировал фашистские танки, возвращал их в строй своими руками. Он остался жив, вот только кто из прежних товарищей подаст, ему руку, когда он вернется из Колымы?