Аскольдова тризна - Владимир Афиногенов

Подняли девушку и в третий раз. И она сказала:

— Вижу моего господина, сидит в саду, сад зелёный, с господином его дружина и отроки. Он зовёт меня. Ведите к нему!

Дир спросил толмача:

— Неужели и вправду она видит царского племянника?

— Конечно, — невозмутимо ответил толмач. — За эти дни она столько выпила бузы и крепких напитков, да так ей заморочили голову колдуньи, что поневоле увидишь…

Только тут обратил внимание архонт на крестик, что висел на шее толмача и усмехнулся: «Вот поэтому ты и насмешничаешь…» Но вслух ничего не сказал.

Девушку подняли на навес, где её ожидала взобравшаяся заранее старуха-ведьма; при помощи шестерых мужчин их поместили в лодью, где в палатке сидел мертвец. К навесу подошли люди со щитами и палицами. Девушке дали целую кружку с пьяным напитком. Она взяла её, выпила и стала петь, обращаясь к подругам.

После этого ей подали другую кружку. Она выпила снова и запела длинную песню уже для покойного, закончив её словами:

Встань-восстань, господин мой желанный,Проговори-ка мне единое словечешко,Ты по-старому заговори со мной, по-прежнему,Ума-разума ты дай мне во головушку!

— Всё, пошли! — потянула девушку за руку ведьма. И грубо добавила: — Сейчас он с тобой и поговорит, и ума-разума даст… Погуляла и хватит!

Колдунья распахнула полог палатки и стала вталкивать туда смертницу, и было видно, как та в нерешительности остановилась, будто не желая войти, лишь просунула голову… Но старуха взяла её за плечи и силком втащила вовнутрь.

Собравшиеся возле навеса застучали по щитам палицами для того, чтобы не было слышно предсмертных криков жертвы и чтобы остальных девушек, готовых умереть возле своего господина, это не устрашило.

Дир увидел, как побледнело лицо старшей сестры царя, да и сам Богорис, кажется, испытывал какую-то неловкость. Лишь Дамира, стоящая с ними, глядя на великого киевского князя, кривила губы, — по-видимому, происходящее её мало чем интересовало…

«Стервячье логово!» — выругался про себя архонт.

В палатку вошли и те шесть мужчин, у одного была верёвка. Они простёрли девушку обок с господином, двое схватили её за ноги и двое за руки, старуха — «ангел смерти» — обвила вокруг шеи жертвы верёвку, за конец которой взялись остальные двое мужчин.

Колдунья склонилась над девушкой с большим ширококлинным ножом и по сигналу начала вонзать его между рёбер несчастной, а двое мужчин тянули за концы верёвки, резали и душили девушку, пока не умерла…

Так же поступили и с остальными тремя обречёнными. Только в роли «ангелов смерти» выступали уже другие ведьмы.

Под навес с лодьей подложили дрова, облили их горючей смесью, применяемой при взятии крепостей. Ближайший родственник покойного, пятясь задом с зажжённым факелом в руке, — а это был старший сын Бориса I, Росате, ещё отрок, которого по принятии болгарами христианства окрестили Владимиром, а впоследствии ослепили[25], - приблизился к навесу и зажёг дрова. За ним стали подходить другие родственники и бросать в костёр дрова или хворост. Огонь охватил навес, затем лодью, стоящую на ней палатку и всех, кто в ней находился… Никто из собравшихся не выл и не плакал: знали, что души умерших улетают в блаженную обитель бога Тангра, и надо не скорбеть, а наоборот — радоваться. Да ведь и сами девушки перед смертью говорили, что видели господина, сидящего с дружиной в зелёном небесном саду…

Вскоре подул грозный ветер, пламя усилилось и ещё больше взметнулось кверху.

Рядом с Диром кто-то сказал:

— Бог любит покойника: послал сильный ветер, и огонь унесёт его на небо в одно мгновение…

Действительно, всё скоро было кончено.

Возвращаясь, архонт услышал, как один язычник поучал христианина:

— Вы, люди Христа, народ глупый… Вы своего любимого и почтенного человека бросаете в землю, где его поедают черви и всякие подземные гады… Мы же сжигаем его в огне, и он тут же уходит на небо.

И эти слова глубоко запали в душу архонта.

На другой день Дира, Светозара и Умная позвали к болгарскому царю. На этот раз он был одет в кафтан из красного аксамита с золотым узорочьем. Низ и рукава его оторочены собольим мехом, а на золотом, тоже узорном поясе висел изящной работы меч с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. Этот меч перешёл к Борису I по наследству от дяди Омуртага, которому в свою очередь подарил византийский император Михаил II в благодарность за помощь в подавлении восстания Фомы Славянина.

На шее царя колыхалась тяжёлая золотая цепь, он был без головного убора, и его тёмные волосы пышно курчавились и налезали на уши. Карие глаза Бориса живо светились, и в них отображался глубокий ум. Болгарский царь уже давно прослыл как мудрый и дальновидный политик, и поэтому киевлянам с ним о деле говорить будет не так-то просто… По крайней мере об этом хорошо понимали Светозар и Умнай…

Но Дир как всегда оставался невозмутимым, веря в свои силы.

В царской веже киевлян посадили за низкий столик, уставленный хмельными напитками и всякими яствами. По толстому персидскому ковру ходил взад вперёд Борис I, топя в нём подошвы замшевых сапог. Чуть в отдалении за другим таким столиком восседали важный сановник — кавхан[26] и толмач. Больше никого не было.

Царь искоса поглядывал то на гостей, то на своего сановника, чего-то ждал… Не выдержал Дир, поднялся, приложил руку к груди и поклонился:

— Царь, я разделяю твоё горе и твои заботы, но позволь мне молвить… Перед похоронами твоего любимого племянника прискакал из Константинополя гонец, — он и поведал нам, что василевс снова отъехал в Малую Азию, где, как ты знаешь, он давно безуспешно воюет с арабами, довольствуясь лишь незначительными выигрышами в том или ином сражении… В городе снова остался только один гарнизон; в прошлый раз мы чуть не взяли крепостные стены приступом… Если бы ты дал нам людей и несколько осадных машин, я бы заново попытал счастья…

Дир сел.

Умнай и Светозар переглянулись, — они не ожидали от своего князя подобного, другое дело просить подкрепление, чтобы воевать хазар… Идя к царю, условились на этом. Хотя воеводы давно бы должны привыкнуть к неожиданным решениям и поступкам своего архонта. Теперь же внимательно следили за болгарским царём: как и что скажет он в ответ?…

Светозар и Умнай знали, что Борис только что присоединился к тройственному союзу, который ранее образовали против Людовика Немецкого и притязаний римского папы Николая I Великоморавия, Сербия и Византия… И просьба Дира должна вывести из себя болгарского царя. Но оба воеводы отметили про себя: «Нужно отдать дань его выдержке… И глазом не моргнул, ни один мускул на лице не дрогнул!»

— Архонт, — тихо начал царь. — Я не могу тебе помочь. Болгария состоит в мире со Священной империей, и нарушать его я не буду, хотя издавна она являлась не только вашим недругом, но и нашим… Мы с вами, русами, не враждовали даже тогда, когда наши предки ещё занимали земли на великом Итиле. И тогда был у нас ещё один общий враг — хазары… Но сейчас, когда мы оказались за Дунаем, нам приходится из всех зол выбирать меньшее. Вчера мы сжигали на жертвенном костре Велемира, он сын моего брата, погибшего от рук немецких псов… Они похуже византийцев, они не дают нам покоя ни днём, ни ночью… Людовик Немецкий силен и коварен. И чтобы остановить его, нам нужен союз с Византией. Поэтому завтра я отправляю свою старшую сестру-христианку в Константинополь…

— Великий царь, — встал Светозар, пресекая возможность что-то ещё сказать Диру. — Постигая мудрость твоего решения, позволь и поблагодарить тебя за то, что дал временное пристанище нашему войску. Поэтому отправляемся к своим берегам, но по пути хотели бы воевать хазар, — пусть не их столицу, вряд ли у нас для этого сейчас хватит сил, а хотя бы крепость Саркел. Мы обязаны закрепить победу в Константинополе. И показать свою силу хазарам, ибо до нас дошли слухи, что они готовят поход на Киев… И потом сие послужило бы отвлекающим манёвром… Не дадите ли нам подкрепление?…

— Снова говорю — не могу… Но велю продать корабли, чтобы вы могли быстрее достигнуть крепости хазар, сих кровных наших исконных врагов.

— Ещё раз благодарим вас, великий царь, — поклонился Светозар.

— Только уходите быстрей! — сказал до сего момента молчавший кавхан. — Какой-то недруг распространяет слух, что мор на землю Болгарии якобы принесли вы, русы…

— Хорошо. И ещё раз спасибо.

6

Говорят, что преступника всегда тянет на место совершенного им преступления. Положим, то, что проделали Доброслав и Дубыня с Евдоксией, любовницей регионарха Иктиноса, перешедшей к последнему от Варды, с точки зрения русов — всего лишь справедливое возмездие, но если исходить из законов империи — злостное их нарушение.