Покоряя Эверест - Джордж Мэллори

людях, участвовавших в первом сражении в Альпах и впоследствии убитых на фронте. «Счастливые люди, – подумал я, – ведь они успели увидеть Альпы». Возможно, я был не одинок в этом мысленном восклицании. По крайней мере, я не сомневаюсь, что многие одобрили бы эту мысль – многие из молодых участников, которые в настоящее время разделили общую судьбу тех молодых людей, жили в мрачных и пустынных местах и находили утешение в горах. Ибо, даже когда горы слишком далеки, чтобы их можно было увидеть, их воображаемый образ рисуется столь прекрасным, что воодушевляет и ободряет. И мне показалось, что экспедицию, память о которой была моим спутником и другом, следует связать с теми неказистыми местами, где я чаще всего ее вспоминал.

Страницы из дневника

Франция, осень 1916 года

«Тоска, Однообразие, Лень»! Я полагаю, так должно звучать название новой главы. Воистину, пришли дожди и сезон непроницаемых туманов. Это периоды долгого, сырого ожидания и холодного бездействия. Нужно приспосабливаться. Возможно, Генштаб окажет нам услугу, выпустив брошюру «Методы развития терпения для любителей приключений». Я гадаю, как вообще существуют люди, в которых почти угасла жажда действий? «Скука» – ненавистное и набившее оскомину слово! Неужели они просто пребывают в скуке? Слава богу, мне не скучно. Возможно, мужчины лишь притворяются скучающими, считая, что ребячески восхищаться увиденными картинами и радоваться воспоминаниям не по-мужски, но сами втайне им предаются. В любом случае лично я только благодарен за величайшую удачу – иметь воспоминания об Альпах и снова погружаться в них. Я могу долго смотреть на свои внутренние горы, не испытывая ни капли скуки. И все же простое наблюдение не приносит мне полного удовлетворения. Как бы четко я ни воссоздавал в памяти те горные сцены, осталась некая неопределенность, которую еще предстоит рассеять. И почему бы не развеять туман времени, рассмотрев ту картину во всей ее истинной полноте и перспективе, углубив свои рассуждения? Я хочу описать – чтобы яснее увидеть самому – один великолепный день, все его события и мои мысли, какими я помню их сейчас, полно и точно. Это ведь просто – перечислить события и мысли! Но, когда я оглядываюсь назад, они кажутся единой какофонией. Так существуют ли те события для меня в отрыве от всего остального? Если рассматривать их отстраненно, в качестве неких исторических фактов, глядя на Грэма, Гарри и меня пятилетней давности как на персонажей истории, эти события теряют свое значение и больше не представляют для меня ни смысла, ни интереса. Я могу принудить себя думать о них подобным образом, но запомнил их иначе. Они отпечатались в моем разуме не как то, что я видел как сторонний наблюдатель, а как поток мыслей, что прошел сквозь меня. Чем, в конце концов, являются для нас события жизни, как не моментами в потоке мыслей, которые и формируют наш опыт? В данном случае и смысле – опыт той альпийской экспедиции, которую я хочу вспомнить. Но под силу ли мне его воссоздать? По мере того как тот день для меня обретает все более ясные очертания, я вспоминаю не только конкретные мысли, которые легко выразить словами, но и менее осязаемые, менее точные ощущения – их, скорее, можно назвать чувствами. Кажется, мне удалось вызвать в памяти схожий поток чувств. Но чувствую ли я сейчас в точности то же, что ощущал тогда? Я не могу быть уверен. Возможно, из-за странного контраста между теми образами гор и миром, что окружает меня сейчас, мои нынешние эмоции далеки от холодного света разума. Меня будоражит чудесное возвращение той полузабытой красоты, множества любимых очертаний. И потом, будучи человеком, я сам постепенно меняюсь. Каждый день новый опыт наслаивается на объем предыдущего, образуя новую сумму. Сумма сегодняшнего опыта уже превышает ту, что была пять лет назад. Даже эмоции, вероятно, невозможно в точности повторить или воспроизвести. Можно взять те же аккорды, но музыка зазвучит для нас иначе, слегка меняя тона. И все же в опыте, извлекаемом из памяти, есть толика высшей истины, даже если он не идеально воссоздан. Ибо любая нынешняя моя эмоция существует только благодаря тому, что я думал, чувствовал и пропускал через себя тогда, в момент событий. Прошлое может ожить снова, пусть и в несколько ином виде. А то, что живо, – истинно. И если я сегодняшний обречен смотреть в тот день более отстраненным взглядом, сквозь слои опыта новых путешествий, он может снова ожить для меня лишь глазами меня прежнего. Того, кто стоял на солнце и смотрел вверх со страхом и надеждой или сидел в тени скал, и половина мира простиралась под его ногами. Я должен стоять там, под солнцем, где он стоял. И сидеть под тенью той же скалы. Я должен вернуться в те места, где он мыслил и чувствовал наиболее остро, и увидеть их его глазами.

Вскоре после полудня, поднявшись на большую каменную башню, он завершил первый этап экспедиции и оглядел пройденный путь. Восхождение было изнурительным. Теперь он улегся в нише под гранитной стеной, позволив натруженным рукам и ногам расслабленно лежать на камнях. Их свинцовый вес больше не ощущался. Забытье на грани сна незаметно овладело всем его усталым телом, и его разум перенесся в мир грез.

Со всех сторон над ним нависали будто высеченные гигантским топором скалистые формы. Было почти больно видеть их вблизи, так четко, словно внезапно заглядываешь в душу человека, полную странной красоты и печали. Его окружали стены обширного кулуара[67], охраняющего этот склон Бренвы[68], сам ледник Бренва и то, что возвышалось над ним. Хребет Пётре[69] и весь этот фантастический мир из белого, черного и синего надвигался и рос, принимая все более причудливые очертания. Ему казалось, что он слышит шипение чудовищной паровой пилы, разрезающей титанические части изо льда и камней. Затем все эти формы вздыбились в стихийном буйстве и смешались в полнейший хаос. Он снова открыл глаза и увидел все прежним, нормальным. Им овладел дух дерзости. Эти прямые рубленые скалы за снежной впадиной, такие гладкие и крутые! Почти вертикальные! Они казались ужасными, пугающе неодолимыми. И все же он готов был поспорить, что есть люди, способные покорить их, которые, вероятно, смогли бы их преодолеть… И Бренва (он отметил четкую закругленную линию рельефа, с которой ледяной гребень врезался в склон) … Что это? Неужели созданная природой парадная лестница, чтобы люди могли подниматься и спускаться? Нет, это ложь,