О сущности - Хавьер Субири

И это сущностно важно. Погружаясь в чистое мышление само по себе, разум, по убеждению Гегеля, занимается только самим собой, причем не как реальностью, а как мыслящим; сам модус его занятия тоже имеет чисто мыслимый характер. Поэтому, несмотря на свое предполагаемое становление, разум у Гегеля просто конципирует сам себя; в действительности в этом гегелевском становлении ничего не происходит, всё сохраняется. Это – конципирующее становление, в котором нет подлинного начинания и подлинного творения ни в вещах, ни в самом человеческом духе: гигантское самосохранение в чистом конципировании. Если кому-то угодно по-прежнему говорить о становлении у Гегеля, то есть о «реальном движении», придется говорить, что это – особое движение: трансформация, которую математики назвали бы «автоморфизмом». В нашем случае это логико-динамический автоморфизм. Но это невозможно. Для интеллекта человек пребывает в вещах (к числу коих принадлежит он сам) как в реальностях; он испытывает принуждение с их стороны и поэтому находится в реальном, а не только логическом, становлении. В силу этого мы самой реальностью вещей вынуждаемся смиренно и вопрошающе склоняться к ним. Смиренно – то есть силясь подчиниться им, сколь бы иррациональным это ни казалось; невозможно схватить сущность чего бы то ни было посредством чисто концептуальной диалектики. Вопрошающе – потому что мы никогда не можем быть уверены, ни фактически, ни принципиально, в том, что способны схватить сущность чего-либо, и тем более схватить ее целостно и адекватно. Перед лицом гегелевского концептизма необходимо решительно отстаивать права реального, будь оно адекватно конципируемым или нет. Итак, одно дело – формальные понятия, и другое дело – реальность.

§ 2. Сущность как объективное понятие

Я говорил о том, что высказывание «сущность есть реальность понятия» двусмысленно, ибо неизвестно, о каком понятии идет речь: формальном или объективном. Для Гегеля, как мы видели, речь идет о формальном понятии. Но это высказывание можно понять иначе, соотнося его с объективным понятием. Такова точка зрения всех вариантов рационализма, восходящих к философии XIV–XV вв., воплотившихся в Декарте и достигших кульминации у Лейбница и самого Канта. Объективное понятие вещи не есть, разумеется, сама вещь. Но, как нам говорят, в объективном понятии нам формально презентируется «то, что́» вещь реально есть; именно поэтому такая презентация оказывается некоторым образом «второй» презентацией самой вещи, то есть ее «ре-презентацией». Достаточно ли этого, чтобы познать реальную вещь, как считал Лейбниц, или недостаточно, как думал Кант, в любом случае остается верным, что в этих философских учениях объективное понятие представляет собой репрезентацию того, что́ есть вещь. А поскольку «то, что́» есть вещь, – это сущность, оказывается, что для этих философских учений сущность есть не что иное, как содержание объективного понятия. Естественно, понятия, о которых идет речь, – это прежде всего божественные идеи; сущность мыслится как объективное содержание этих идей. Но это верно и применительно к человеческим понятиям, когда они существуют, потому что в своем объектном измерении они обладают тем же содержанием, что и божественные идеи. Поэтому для того, чтобы узнать, что такое сущность, достаточно узнать, что такое объективное понятие.

Нам говорят: любая реальная вещь есть фактическая реализация объективного понятия. В самом деле, реализовать нечто означает реализовать «нечто», «сделать» то, что было конципировано. Собаки, люди, дубы суть реализации того, что́ есть бытие собакой, человеком или дубом. Стало быть, первая характеристика сущности – это ее «предшествование» по отношению к реальности. Это становится очевидным, если обратиться к радикальному началу вещей, то есть к акту божественного творения: Бог творит мир согласно своим идеям. Человеческие понятия лишь воспроизводят это предшествование божественного объективного понятия.

Отсюда следует вторая характеристика сущности как объективного понятия: предшествуя самой реальной вещи, она служит ее «фундаментом»; речь идет не о временно́м, а о фундаментальном предшествовании. В чем состоит этот фундаментальный, или фундирующий, характер сущности, объективного понятия чего-либо? Объективное понятие сущности мыслится как фундамент реальности по меньшей мере в трех отношениях.

Во-первых, поскольку в понятии репрезентируется то, что́  есть реальная вещь прежде ее реальности, оказывается, что, реализуясь, вещь меряется, измеряется репрезентированным в этом понятии. Следовательно, понятие служит фундаментом вещи в первую очередь как мера ее реальности. А так как это понятие есть сущность вещи, оказывается, что сущность есть мера реальности вещей. Или, если обратиться к средневековой идее онтологической истины как сообразности вещи ее объективному понятию: рационализм утверждает, что сущность как объективное понятие есть фундамент онтологической истины вещей. И эта истина будет радикальной и первичной истиной вещей.

Во-вторых, что представляет собой объективное понятие как мера реальности? Другими словами, в чем состоит его фундаментальность? Сущность, конечно, есть фундамент реальной вещи, но не ее причинный фундамент, потому что объективное понятие само по себе не производит существующей реальности. Сущность объективно содержит в себе «то, чем» будет реальная вещь, если найдется кто-то, кто ее произведет. Объективно конципируемое «не есть» реальность в силу одного лишь факта его конципирования, но есть нечто, что «может быть» реальностью. Универсум понятий, а значит, и сущностей есть универсум возможного. Возможное означает здесь не то, что имеется некто или нечто, способное произвести вещь, а то, что вещь сама по себе производима. Эта внутренняя возможность есть собственное свойство объективного понятия. Следовательно, прежде бытия вещей объективное понятие служит их фундаментом как их внутренняя возможность. В чем состоит эта внутренняя возможность? Объективные понятия составлены из мет, которые обладают двумя свойствами: они независимы друг от друга и к тому же совместимы, то есть не противоречат друг другу. Так вот, объективное понятие как синтез независимых и не противоречащих друг другу мет и есть сущность в строгом смысле слова. Эта непротиворечивость формально представляет собой внутреннюю возможность: возможно само по себе все то, что непротиворечиво, а невозможно само по себе все то, что противоречиво. Поэтому сущность как объективное понятие есть нередуцируемая внутренняя возможность реальности.

В-третьих, что такое объективное понятие, что такое сущность сама по себе, не как мера и возможность в ее собственном и позитивном бытии? Конечно, само по себе объективное не есть реальная вещь, но обладает позитивным бытием, есть «нечто» в самом себе; в противном случае оно не могло бы служить фундаментом реальности. Это не то бытие, которым обладает интеллект как «способность»: ведь хотя и верно, что объективное не имеет другого существования, чем существование в интеллекте, верно и то, что формально оно не «есть» сам интеллект. Но это и не то бытие, которым обладает реальная вещь, так как объективное лишено, если можно так выразиться, всякого физического существования. Будучи отличным и от интеллекта, и от физической реальности, объективное, тем не менее, как говорил Декарт, – это не чистое ничто, а «нечто». Другими словами, оно есть «вещь», но вещь suigeneris, «идеальная вещь». Это такая вещь, которая, не имея реального существования, обладает чем-то вроде идеального существования. В сравнении с нею реальная вещь предстает как фактическая реализация идеальной вещи. А поскольку идеальная вещь способна превращаться в реальную вещь, она может быть также названа «возможной вещью». Существование понимается как нечто, что «добавляется» к этой предварительной вещи, каковой является сущность в качестве идеальной вещи; реализовывать означает наделять существованием идеальную вещь. Фундаментальное бытие – это и есть сущность, и в ней неизбежно следует опираться на существование. А поскольку эта сущность представляет собой объективное понятие разума, оказывается, что фундаментальное и абсолютное бытие – это рациональная объективность: рационализм.

В конечном счете, сущность есть то, что объективно репрезентировано в понятии. Как таковая, она предшествует реальному и служит фундаментом его реальности в трех измерениях: как мера, или онтологическая истина реального; как внутренняя возможность реального; как идеальная вещь сама по себе.

Но это неприемлемо. В такой концепции сущности без разбора смешиваются между собой самые разные темы, а проблема сущности в ее глубинном основании остается нетронутой.

С одной стороны, это тема объективного понятия как такового. Если я абстрагируюсь от существования реальной вещи и образую понятие «того, что́» есть эта вещь, то объективное содержание этого понятия заключает в себе – примем это без дальнейших уточнений – чистое «то, что», или, другими словами, сущность вещи. Это правда; но отсюда даже отдаленным образом не следует, что сущность формально состоит в том, чтобы быть объективностью понятия: ведь объективное понятие сущности, как мы сказали, является последующим по отношению к реальной вещи и к «тому, что́» она есть. Стало быть, с одной стороны, мы имеем объективное понятие сущности, а с другой – нечто совсем иное: саму сущность. Но в силу некоего странного парадокса рационализм переворачивает термины и превращает объективное понятие в саму сущность. Как это стало возможным, и какое серьезное основание побудило к этому?