Где ночуют боги - Дмитрий Иванов

Воцарилась нехорошая тишина. Все смотрели на Антона, и даже человек в «Армани» и остроносых туфлях вдруг изменившимся тоном сказал в телефон, по которому по-прежнему говорил: «Перезвоню», положил трубку и тоже стал внимательно смотреть на Антона.

Антон выдержал паузу, которая заложила основы уважения к нему, и сказал:

– Присядем?

Быстро оглядев всех и никого конкретно, Антон Рампо легко и демократично присел за стол. Все шумно и торопливо сели, как в электричку. Садиться, как Антон, легко и демократично, никто не умел. Выдержав еще одну паузу, Антон тяжелым взглядом руководителя оглядел присутствующих. Присутствовали: пара теток с сиськами и челками – энергичные дуры в белых блузках, которые составляют основу любого офиса, – так выглядят секретари и менеджеры. Затем одна тетка постарше, то есть женщина, с туго стянутыми назад волосами и стянутой туда же сексуальной энергией. «Такая, хоть одна, тоже всегда есть в любом офисе. Это начальник канцелярии» – так подумал Антон. Затем присутствовала группа добродушных кретинов в костюмах. «Это клиентские менеджеры» – так подумал Антон. Далее помятый пряник с сережкой в ухе – явно сисадмин. И, наконец, имелась пара очень некрасивых, страшных девушек. «Это креативщицы, – так подумал Антон. – Ну что делать, креативные девушки, они и в Москве в основном некрасивые». И, наконец, молодой армянин в «Армани» и остроносых ботинках, которого Антон заранее за моторное начало и умение смотреть проблеме в лицо сделал своей правой рукой. Именно к нему и обратился Антон Рампо за комментариями:

– Ладно. А поподробнее? Кто украл, как, при каких обстоятельствах?

– На меня не смотрите. Мне сколько дали денег, я все пожарил, – сказала правая рука Антона, армянин в «Армани».

Антон подумал, что «пожарил» – это, вероятно, местный сленг, означающий «освоил». Говорят же тут «бомба» про все хорошего качества и говорят «это тебе сядет» вместо «это тебе встанет». Но в этот момент придурок с сережкой в ухе сказал, указав на молодого армянина в «Армани»:

– Овик у нас барбекю занимается.

– Чем занимается? – невольно переспросил Антон.

– Шашлыком, до! – сказал Овик в «Армани», правая рука.

– То есть? – удивился Антон.

– Жарит мясо для МОКа, – пояснил придурок с серьгой. – Когда комиссии из МОКа приезжают олимпийские объекты смотреть, мы для них барбекю делаем.

– Шашлыки! – уточнил Овик, улыбнувшись Антону. – Эти люди из МОКа, что за люди? Бедолаги. Шашлык не знают, барбекю знают, ну я говорю «барбекю», чтобы люди понимали, что кушают. Когда опять приедут, мне надо заранее знать. Я уже сколько раз просил? Заранее предупредите меня, по-братски, что люди едут, хотя бы за день, я же мясо сам мариную; мясо, маринованное чужими руками, не могу в руки взять, брезгую. А если сам мариновал, гарантирую, барбекю будет бомба.

Антона удивило, сильно удивило все, что сказал Овик.

– Наверное, надо представить вам членов нашего штаба, – в этот момент догадался придурок с серьгой. И представился сам для начала: – Игорь Иванович Беленький, для вас просто Игорь. Я буду вашей правой рукой.

Затем самопровозглашенная правая рука Антона представила ему остальных членов креативного штаба. Оказалось, что Антон ничего ни про кого не понял. Тетки с челками оказались сочинскими креативщицами. Антон сразу понял, что будет их иметь безжалостно. И как креативщиц, и, возможно, еще как-нибудь. Женщина с туго стянутыми назад волосами, которую Антон отрядил было в начальницы канцелярии, оказалась пресс-атташе, она отвечала за связи со СМИ. «Надо ее при первой возможности перевести в начальницы канцелярии», – упрямо подумал Антон. Группка добродушных кретинов в костюмах, наоборот, отвечала за канцелярию. Две девушки с ужасными лицами были личными секретарями руководителя штаба, то есть Антона. Придурок с сережкой был не сисадмин, а правая рука по фамилии Беленький. А правая рука, которую выбрал Антон, оказался шашлычником.

Узнав все это, Антон подумал:

«Пиздец!»

Чтобы не пасть духом, он вспомнил про карточку, на которой лежал миллион долларов, вспомнил про собственный остров, на котором он будет жить, босой и прекрасный, в окружении эбонитовых женщин. Антону сразу стало легче.

В это время Беленький спросил:

– Простите, а как к вам обращаться?

– Да! Как вас представить? – спросила Антона страшная, как совесть, девушка-секретарь.

– Антон Рампо, – ответил он, стараясь не смотреть на лицо своей личной секретарши.

– А по отчеству? – настаивала секретарша, улыбаясь Антону большими желтыми зубами.

– Антон Ильич, – сказал Антон сухо. – Рампо.

– Лампо? – переспросила секретарша.

– Рам-по. «Р» – первая буква, – сказал Антон.

Он хотел сказать еще: «Р – рампа». Но подумал, что это ненадежный спеллинг в данном случае. Потом хотел сказать – «Р – Роттердам». Но тоже передумал. И сказал:

– «Р» – рашпиль.

– Я поняла, – радостно кивнула девушка, которой рашпиль был явно хорошо знаком.

– Ну что ж, Антон Ильич, – сказала в этот момент правая рука Антона, Игорь Иванович Беленький. – Я уже сломал голову о железную стену бюрократизма. Теперь будем ломать ее вместе!

Потом Игорь Беленький крепко пожал руку Антону и несколько раз очень сильно моргнул, как будто собираясь выплюнуть свои глаза на Антона. У правой руки был такой тик, и, вероятно, не единственный.

Антон, стараясь теперь не смотреть ни на кого, чтобы не расстраиваться, сказал негромко:

– Очень приятно. Ну так что случилось? Я слушаю.

Говорили сначала не слишком охотно. Потом, когда Антон дал понять, что ценит откровенность, ему подробно все рассказали. Оказывается, креативный штаб Олимпиады в числе прочего ведал строительством нового корпуса штаба, то есть своего собственного здания. На это были выделены деньги из Москвы, из кармана Олимпиады. «Карман Олимпиады» – это был еще один устойчивый местный оборот. Было известно, что деньги пришли в Сочи. На эти деньги полагалось построить новый дворец креатива. Со дня на день должен был приехать Козак, который от имени Путина, глаза которого Антон недавно видел, руководил подготовкой к Олимпиаде. Козак должен был принять работу. Но она не была сделана, потому что деньги пропали.

В принципе, этот вопрос касался Антона косвенно. Строительство не входило в круг его полномочий. Вместе с тем Антону как профессионалу важно было понять все, что происходит на месте, в котором предстояло создавать положительный образ, и он подумал, что украденные деньги из кармана Олимпиады – отличный повод сделать это, то есть разобраться, как тут все работает: кто крадет, как крадет, это все важно, в конце концов, это местные обычаи, а их надо знать. И Антон сказал, что желает немедленно выехать на место преступления. То есть на место, где давно должен был выситься креативный дворец, но не высится, потому что кем-то нагло спизжен из кармана Олимпиады.

Через полчаса кортеж из двух машин, в одной из которых ехал Антон Рампо, медленно двигался по центру Сочи сквозь пробку. Эдо, сидевший за рулем тонированной «девятки» со спойлером, которая доставила Антона из аэропорта, с трудом скрывал в себе некий вопрос, а потом перестал скрывать и спросил:

– Антон Ильич. Можно вопрос?

– Просто Антон для тебя, – улыбнулся Рампо, как демократ.

– Антоха, братка, – сразу принял демократию Эдо. – Скажи, тебе что, как начальнику Олимпиады, мигалка не полагается? По Сочи без мигалки ездить бесит, до!

– Ну я, вообще-то, не начальник Олимпиады, – скромно сказал Антон. – Я руководитель креативного штаба. Креативным мигалки не полагаются.

Сам Антон, вообще-то, не был согласен с этим. Он в этот момент даже подумал, что Эдо подал хорошую мысль. Если бы креативным – не всем, но хотя бы некоторым – полагалась бы мигалка, то… То что? То креатив в стране ушел бы вперед. С мигалкой точно ушел бы вперед, далеко… Так подумал Антон.

Время от времени Эдо гневно сигналил соседним машинам, пытаясь принудить их потесниться, но без мигалки это получалось плохо, а из одной машины, черной помятой иномарки, даже высунулся суровый седой армянин и сказал Эдо:

– Ты что, самый умный?

На что Эдо ответил дерзко:

– В Адлере – да!

Суровый армянин этот факт не признал и что-то сказал Эдо по-армянски, Антону показалось, что он решительно осудил эгоцентризм Эдо.

Потом Эдо стал мечтать вслух, чтобы кому-то стало где-то плохо и к нему ехала бы «Скорая», а Эдо бы тогда пристроился «Скорой» в жопу и быстро проехали бы пробку. Антон спросил:

– Почему так много машин? Кто эти люди? Гости Олимпиады? А номера у всех, я смотрю, местные…

– Номера, – засмеялся Эдо. – Знаешь, почему номера у всех местные?

– Ну, наверное, потому, что владельцы машин местные? – логично предположил Антон…