Стратегии злых гениев - Валентин Бадрак

Пока я живу, пускай земля огнем горит!

(15 декабря 37 года – 7 июня 68 года)

Римский император (54–68 гг.), символ власти произвола и деструктивной системы ценностей

Кажется, в истории человечества нет ни одного образа, который бы в восприятии любого человека оказался более черным и более гнетущим, чем римский император Нерон. Словно выходец из мрака, явился он на землю, став олицетворением Смерти, посланником самого Дьявола в качестве неоспоримого доказательства человеческой порочности. Римское общество сначала вскормило грудью людоеда, а затем выпустило его из клетки, разрешив действовать по собственному усмотрению. Однако то, что сам Нерон слыл далеко не глупым человеком и к тому же был прекрасно образован, заставляет нас заняться поиском ответа на вопрос, не было ли его поведение сознательной и четко отработанной стратегией, направленной на то, чтобы ее автора человечество запомнило навсегда. Ведь и почти через две тысячи лет после его появления на свет многие с волнением вникают в подробности его частной жизни и поражаются, как современное Нерону общество допустило такую вопиющую свободу одного чудовища, способного надругаться над свободой всех остальных. Так не был ли этот исторический эпизод лишь виртуозной игрой Дьявола, вечного искусителя человека, если мир знает о Нероне больше, чем о многих великих творцах?!

Нерон прошел непростой путь становления и при определенных обстоятельствах, несомненно, мог бы войти в историю Рима в качестве одного из достойных граждан великого города. Не является бесспорным тот факт, что именно Нерон должен был стать правителем Рима. Более того, при жизни императора Клавдия у него было гораздо меньше шансов оказаться у штурвала великой империи, чем у многих других. Нельзя назвать простой жизнь малолетнего отпрыска императорской семьи во времена правления Калигулы и Клавдия: и сам Калигула, и жена Клавдия Мессалина могли легко уничтожить потенциального претендента на место принцепса. Скорее всего тем, что он выжил, как, впрочем, и диким нравом, он обязан матери, сумевшей привести в действие тщательно разработанные механизмы захвата власти. Мальчиком и юношей наблюдая за интригами знаменитой правнучки Октавиана Августа, Нерон не мог не испытывать смутного страха и щемящей тревоги, связанных со своим двусмысленным положением. Эти обстоятельства рано сделали Нерона неравнодушным к власти, а испытанные им в детстве страхи, когда он часто находился под прямой угрозой истребления, стимулировали в нем развитие деструктивных мотиваций. К тому же эти импульсы старательно возбуждались его матерью, а затем противоречие углубилось решительным нежеланием взрослеющего сына находиться под чрезмерной опекой Агриппины и одновременно осознанием неспособности совершить нечто неординарное в качестве государственного деятеля. Вместе с жаждой власти мать, все время во многом подавлявшая сына, как ни странно, развила в нем боязнь сравнения с такими признанными авторитетами, как Юлий Цезарь или Октавиан Август. С момента формального обретения власти Нерон пытался найти свое место в истории. Однако он не мог состязаться в интригах ни с коварной матерью, ни с крайне осторожным учителем, ни с похожим на военную машину начальником преторианской гвардии. Эти противоречия, а также смутное понимание, что его постоянно используют враждующие стороны, заставляли принцепса искать асимметричную стратегию противодействия этим проискам. Она-то и привела к тем чудовищным последствиям, так колоритно запечатленным историей.

Не стоит сомневаться в том, что Нерон был продуктом своего времени и своего окружения, а многие преступления совершил вынужденно. Тем важнее это для понимания человеческого естества, в котором, если на него воздействовать определенным образом с ранних лет, легко могут взять верх самые мрачные побуждения. И тем важнее через две тысячи лет осознать, что деструктивное начало в каждом отдельном человеке может и должно быть поставлено в жесткие рамки, определенные обществом, государством, семьей и личной идеей. В противном случае человечеству еще не раз придется столкнуться с Неронами или даже с его еще более ужасными производными.

Под знаком предначертанности

Когда в семье Гнея Домиция Агенобарба и Агриппины Младшей родился сын, его имя начали сразу же окружать

легендами. Мать, всецело ориентированная на власть в империи, постаралась, чтобы после его рождения по Риму и окрестностям поползли слухи о знамениях, говоривших о рождении будущего царя. Еще не минуло и года со дня

восшествия на престол молодого императора Калигулы, ее брата, который, казалось, очень любил Агриппину Младшую, значит, их отношения вполне позволяли распространять подобные слухи. Подтверждение правильности своего шага она получила через пятнадцать дней, когда во время торжественной ритуальной клятвы консулы наряду с именем Калигулы произнесли и имена его трех сестер. Политическая обстановка благоприятствовала тому, чтобы заявить о появлении своего чада как о приходе нового мессии. Мать Нерона с первых дней его жизни стала выстраивать героический сценарий его жизни, при этом в значительной степени рассматривая сына в качестве механизма своего собственного восхождения к власти, что конечно же отрицательно сказалось на его восприятии жизни ребенком. Она создавала в душе мальчика факел, который обязательно предстояло зажечь; в этом она была уверена, и эта неуклонная уверенность постепенно заполнила и рожденное ею юное создание.

Тиберий, который методично уничтожал детей Германика как потенциальных претендентов на власть, давно был в мире ином. Реальных живых соперников у Калигулы не было: два его и Агриппины старших брата были уничтожены во время правления Тиберия, так что рождению наследника в роду Германика вполне можно было придать публичный характер. Недалекий человек, дитя армии и улицы, Калигула просто не придал значения появлению на свет племянника. Конечно, существовала возможность рождения наследника у самого Калигулы, но в его необузданной жизни и диком разгуле Агриппина небезосновательно усматривала множество признаков недолговечности своего брата. Калигула казался ей слишком неосмотрительным и поверхностным, а тот факт, что именно он один выжил и стал императором, ослепил его, укрепив веру в собственную неуязвимость. Агриппина же, наблюдавшая за истреблением рода, хорошо знала, как уязвимы некогда недосягаемые в своем обманчивом величии люди. Она рискнула сделать ставку на сына с самого момента его появления на свет, в том числе и потому, что для нее, женщины, опорой в этом мире мог быть лишь мужчина. Ее муж, за которого ее едва ли не насильно выдал замуж Тиберий, с самого начала демонстрировал отсутствие способностей к политике и государственной деятельности и потому был ей неинтересен. Ее брат, на которого раньше она имела влияние благодаря их кровосмесительной связи, зациклился на младшей сестре, так что для достижения власти его необходимо было свергнуть. Конечно, она, возможно, еще попытается это сделать, но для дочери великого и все еще почитаемого в Риме Германика существовал и другой путь – возвышение ее сына-наследника. Так она могла обрести власть и для себя. Впрочем, Калигула отнесся к попытке возвысить младенца неоднозначно: когда Агриппина попросила брата выбрать для племянника имя, император не без иронии посоветовал сестре назвать его Клавдием – в честь их дяди, известного своими причудами и расстройством рассудка и потому оставшегося в живых. Это был недвусмысленный намек на то, что Агриппина может переусердствовать.