Другой Владимир Высоцкий - Федор Ибатович Раззаков

съезде КПСС в октябре 1961 года) заменил диктатуру пролетариата общенародным государством, да еще провозгласил курс на мирное сосуществование с капитализмом, двинулись ему навстречу, желая вовсе не дружбы, а ставя целью заманить СССР в капкан — в так называемую конвергенцию.

Эта теория возникла в самом начале 60-х и подразумевала под собой сближение капиталистических и социалистических общественных систем и в конечном счете их слияние в третью, новую систему. Конвергенция подразумевает под собой два этапа: мелкобуржуазный и империалистический. По мере развития первого, социализм все сильнее должен был втягиваться в орбиту капиталистических (рыночных отношений) и спустя какое-то время самоликвидироваться, переходя в фазу империалистической конвергенции, где во главу угла ставится примитивный антикоммунизм: коммунисты — изображенные как жестокие, кровожадные монстры — должны быть низвергнуты; социалистическая экономика должна рухнуть, так как управляется некомпетентными людьми; люди при социализме, объявленные угнетенными, должны быть освобождены и т. д.

Серьезным барьером для развития мелкобуржуазной конвергенции и перехода ее к империалистической является национальное самосознание людей. В Советском Союзе, где большую часть населения составляли русские, это было русское национальное самосознание. Именно с ним и предстояло в первую очередь бороться конвергентам как внутри страны, так и вне ее. Поэтому если мы внимательно вглядимся в ту идеологическую полемику, которая велась между державниками и либералами в Советском Союзе, то там водораздел проходит именно по этой черте: одни всячески пропагандируют русское национальное самосознание (державники), другие его всячески уничижают (либералы). Впрочем, эта ситуация актуальна и для наших дней, поскольку после разрушения СССР задачей конвергентов является уже разрушение России, как конечный итог борьбы западной цивилизации с восточной.

Начальная фаза конвергенции в СССР началась сразу после XXII съезда КПСС (октябрь 1961 года). Символично, что именно на этом съезде было принято решение о выносе тела Сталина из Мавзолея и перезахоронении его у Кремлевской стены. Этот акт символизировал не только окончательную победу над сталинским наследием со стороны советской бюрократии, но и ее очередной шаг в сторону своего перерождения.

Также закономерно, что именно XXII съезд окончательно развел руководство КПСС и руководство Китайской компартии, которая первая во всеуслышание заявила, что в СССР произошла ревизия марксизма-ленинизма. Это размежевание было выгодно Западу, который таким образом получил возможность «разделять и властвовать». Власть западных элит над советской (мелкобуржуазной ее частью) с каждым годом становилась все сильнее, захватывая все большее число людей, начиная от представителей гос-, парт- и хозруководителей и заканчивая творческой интеллигенцией. Как заявил в 1968 году в отношении последней известный итальянский кинопродюсер Дино де Лаурентис (а этот вывод можно было распространить почти на всю советскую элиту, втянутую в мелкобуржуазную конвергенцию): «Они для нас готовы родную мать заложить…»

Таким образом, нестяжательская парадигма развития советской элиты в 60-е годы начала постепенно вытесняться парадигмой стяжательства. Этот процесс был запущен с началом экономических реформ Евсея Либермана (в 1962 году), которые, образно говоря, «соблазнили» советскую экономику — во главу угла в ее развитии было поставлено извлечение прибыли. До этого почти всю прибыль следовало передавать Госбанку, тем самым прибыль и рентабельность использовались прежде всего как мера производительности предприятия (даже новые инвестиции не финансировались из дохода, извлеченного предприятием, а распределялись Госбанком в соответствии с планами). До реформ Либермана каждое советское предприятие стремилось работать прибыльно, а те предприятия, которые с этим не справлялись, дотировались из госбюджета. Таким образом, принцип рентабельности не был ведущей силой экономики, и прибыль каждого отдельного предприятия подчинялась высшей форме прочной и постоянной рентабельности. С началом реформ Либермана начался процесс фетишизации прибыли: директорам предприятий позволили оставлять значительную ее часть в своих руках, что явилось причиной начала процесса неумеренного обогащения бюрократии, а также развращения ими и рабочих. Как верно писал все тот же В. Диккут:

«Новая буржуазия овладевает государственным и хозяйственным аппаратом не потому, что хочет удовлетворить потребности населения. Нет, она захватывает власть единственно для обогащения, использования государственной экономической машины в собственных интересах, для извлечения прибыли… Новая буржуазия в Советском Союзе сделала капиталистический принцип прибыли полярной звездой хозяйственной деятельности, и в теории и на практике, она превратилачзрибыль из простого показателя бухгалтерского учета одновременно в прямой источник обогащения правящего класса и в средство развращения рабочего класса…»

К моменту начала либермановских реформ (1962) песенный репертуар Владимира Высоцкого был уже достаточно внушителен, но львиную долю в нем составляли «блатные» или «приблатнен-ные» песни. Среди таковых значились: «Красное, зеленое, желтое, лиловое» (1961), «Татуировка» (1961), «У тебя глаза как нож» (1961), «Рыжая шалава» (1961), «В тот вечер я не пил, не ел» (1962), «На Большом Каретном», «За меня невеста отрыдает честно» (1962), «Серебряные струны» (1962), «Катерина» (1963), «Кучера из МУРа укатали Сивку» (1963), «Это был воскресный день» (1963), «Эй, шофер, вези — Бутырский хутор» (1963), «Я женщин не бил до семнадцати лет» (1963), «Мы вместе грабили одну и ту же хату» (1963) и др.

Уже в наши дни некоторые высоцковеды, разбирая «по косточкам» эти песни, уверенно заявляют, что в их основе лежит сильная нелюбовь Высоцкого к советской власти. Вот как, к примеру, это выглядит в устах исследователя Якова Кормана:

«В этой песне («Серебряные струны». — Ф. Р.) конфликт между лирическим героем и советской властью уже обострен до предела. Хотя власть в тексте прямо не названа, однако ясно, что именно она лишила лирического героя свободы и хочет с ним расправиться:

Я зароюсь в землю, сгину в одночасье.

Кто бы заступился за мой возраст юный!

Влезли ко мне в душу, рвут ее на части —

Только б не порвали серебряные струны!..

…Лирический герой знает, что никогда не увидит свободу, так как живет в несвободном советском обществе, в «тюремных стенах»…

В песне «За меня невеста отрыдает честно» (1963) ситуация во многом похожа на ту, что и в «Серебряных струнах», — лирический герой вновь лишен свободы:

Мне нельзя на волю — не имею права,

Можно лишь — от двери до стены,

Мне нельзя налево, мне нельзя направо,

Можно только неба кусок, можно только сны…

Как и в «Серебряных струнах», здесь появляется мотив несвободы и запретов, установленных советской властью, которая, как и в предыдущей песне, порвала струны у гитары лирического героя, то есть лишила его возможности петь (а эта возможность для него дороже самой жизни: «Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду,/ Только не порвите серебряные струны!»…»

Думаю, исследователь отнюдь не преувеличивает — так и было на