Тысячелетняя ночь - Софья Радзиевская

При последних словах отца Родульфа Элеонора невольно отодвинулась. Недобрая усмешка пробежала по лицу монаха и тотчас исчезла. Он слегка выпрямился.

— Сегодня ты стала владелицей замка, но надолго ли? — проговорил он, и в голосе его прозвучало что-то угрожающее. — Скоро вернётся твой муж. Думаешь, кто лучше расскажет ему всё происшедшее, ты или госпожа Беатриса?

При этом вопросе, показавшем, что и здесь монах сумел заглянуть в её душу, глаза Элеоноры наполнились тоской:

— Я не умею защищать себя, — тихо сказала она.

— Я это знаю, — горячо прервал её Родульф. — Я твой искренний друг, хотя ты и не веришь этому, Элеонора. И я обещаю тебе свою помощь. Я всегда сумею доказать Уильяму, что права ты, отныне свекровь будет знать своё место… — Родульф вдруг порывисто наклонился и крепко сжал её руку. — Десять лет мы под одной крышей, а я не видел ещё от тебя ласкового взгляда. Будь добра со мной, Элеонора, вдвоём мы добьёмся в жизни всего, чего захотим.

Наступило молчание. Синие глаза встретились с чёрными и в первый раз смело выдержали их взгляд.

— Благодарю тебя за помощь, брат Родульф, — проговорила наконец госпожа Элеонора и, встав с кресла, спокойно и решительно высвободила свою руку. — Но не должно быть посредников между мужем и женой, потому принять её я не могу. Всё ли понятно тебе в моём ответе, Родульф?

— Всё, — глухо отозвался монах, и лицо его, только что светившееся любовью, вдруг окаменело. — Всё понятно. Настанет день, когда ты пожалеешь об этих словах, благородная госпожа Элеонора, — с низким монашеским поклоном он вышел. Встретившаяся на лестнице служанка Ульфрида прижалась к стене, испуганная выражением его лица. Она испугалась бы ещё больше, если б поняла смысл того, что он прошептал, не замечая её:

— В следующий раз виноградная лоза не будет такой прочной…

Должно быть, в лице отца Родульфа в эти минуты и в самом деле было что-то устрашающее, потому что другой встретившийся с ним человек также отскочил и прижался к стенке у входа во вторую башню, но это не спасло его от порядочного и, похоже, преднамеренного толчка. Гунт (это был он) пристально посмотрел вслед монаху:

— Рука тяжёлая, впору рыцарю. Дорого бы я дал узнать, какие мысли бродят в голове у святого отца. Вряд ли самые божественные. Куда он идёт? Ага, похоже, в капеллу. Только бы никто не увидел… — и Гунт, опасливо оглянувшись, проворно выбежал во двор.

Между тем отец Родульф, быстро поднявшись по лестнице, вошёл в высокую круглую комнату со стрельчатыми окнами. Солнечный свет падал на каменные плиты пола причудливым разноцветным ковром, ведь графы Гентингдоны могли позволить себе редкую роскошь: в окна домашней часовни, вместо слюды, были вставлены ярким узором цветные венецианские стёкла в свинцовом частом переплёте. Резной алтарь возвышался посередине комнаты, сбоку от него выделялась резная же тёмного дерева фигура Стефана-мученика с молитвенно сложенными руками и склонённой головой. Святой отец считался покровителем рода Фицусов. Объяснение этому было утеряно в глубокой древности, но чем менее достоверно было какое-либо старое поверье, тем грешнее и невозможнее было усомниться в нём. Поэтому изображение святого Стефана красовалось на целом ряде вещей домашнего обихода Гентингдонов и служило предметом глубокого почитания для них, а так же (в обязательном порядке) для слуг и вилланов.

Пойдя в часовню, отец Родульф резким нетерпеливым движением повернул за собой в замке тяжёлый железный ключ. Бросив вокруг мрачный взгляд, он обогнул алтарь и подошёл сзади к статуе святого Стефана, стоящей на тяжёлом постаменте из твёрдого серого камня. Движения его были быстры, нетерпеливы и в то же время напряжённы: он всё время прислушивался, ловя каждый звук извне. Но в коридоре не слышно было ничьих шагов, и пол около статуи был по-прежнему залит переливами красок, такими яркими, что у монаха на мгновение даже зарябило в глазах, ему показалось, что кровавые и лазоревые пятна на полу вдруг затуманились и по ним пробежала какая-то тень. Он остановился, провёл рукой по лицу и, подняв голову, посмотрел в окно. Всё было спокойно.

— Тень ласточки испугала, — раздражаясь на себя, пробормотал отец Родульф и прибавил ещё что-то невнятное. Затем порывисто наклонился и, стоя сбоку от статуи, сильно надавил рукой на выступ в её пьедестале. Если бы отец Родульф взглянул в эту минуту на тень, появившуюся на полу, он не принял бы её за тень ласточки… Но капелла была пуста — монах исчез…

Гунт заглянул в окно, изумлённо провёл рукой по глазам:

— Подземный ход… Так вот какую обедню служит там в одиночку отец капеллан!

Уцепившись руками за те же плети виноградной лозы, которые помогли утром спуститься Роберту, ловкий юноша стал стремительно спускаться вниз.

Глава VI

Небо было безоблачно и воздух неподвижен. Закат горел ровным тёплым золотом, предвещая хорошую погоду. В этом месте река текла лениво, отражая, как в зеркале, высокие дубы, берёзы и кудрявые кусты, склонившиеся к самой воде.

Густой орешник, покрывавший высокую, всю истрескавшуюся скалу, вдруг зашевелился, как будто его раздвигала чья-то нетерпеливая рука. Маленький пастушонок, карауливший неподалёку небольшое стадо свиней, испуганно оглянулся:

— Слышишь, Джерри, — торопливым шёпотом сказал он. — я тебе говорил, здесь под вечер часто что-то шуршит, а орехи ещё не созрели и никто за ними не ходит. Вдруг волки? Давай-ка отгоним свиней на ту сторону.

Старший из мальчиков, одетый в узкое, ловко сидящее зелёное платье с красным кушаком, с минуту всматривался в кусты, приставив руку к глазам. Вдруг он схватил товарища за плечо, пригнул его и оба скрылись в густой траве.

— Не шевелись, Том. Видишь, вон там мелькнуло серое, точно мышь? Побожусь, что это тот рыцарь в бархатном плаще, что приходит к вам по вечерам, знаешь? Конь-то его стоит у твоего отца в дальней конюшне отдельно. Сегодня он, значит, опять куда-то поедет, а завтра конь будет весь в мыле, точно его всю ночь черти гоняли.

Том вздрогнул:

— Не поминай чёрта в таком месте. Видишь, как тут неладно? Всё камни да овраги. Да. — продолжал он, всмотревшись, — правда, это он, рыцарь этот, хоть мать и не даёт мне его разглядеть как следует: как он придёт — она гонит меня вон или велит спать ложиться… Очень уж тут желудей много, свиньи от них становятся жирными, едва ходят. А то, пропади я, — продолжал мальчик, боязливо оглянувшись, — не стал бы их сюда гонять. Как вот затрещит в орешнике — ну, вся душа вон!

— Бежим! — перебил его Джерри и потянул за руку, — посмотрим, куда он пойдёт. Бид, сторожи свиней! — последнее относилось к громадной чёрной собаке, лежавшей около мальчиков.

Между тем таинственный рыцарь в сером бархате, так внезапно появившийся из орешника, шёл по лесу лёгким быстрым шагом. Мальчики, перешёптываясь и чуть дыша от волнения и любопытства, едва поспевали за ним. Серая бархатная шапочка спускалась ему на глаза, краем плаща он даже здесь, в глухом лесу, прикрывал низ лица, так что видны были только его чёрные мрачные глаза и тонкий нос с горбинкой. Небольшой меч в кожаных ножнах висел на боку, кинжал в серебряной оправе — с другой стороны. Как ни быстро шёл рыцарь, движения его были совершенно бесшумны — точно большая серая сова неслышно летела на мягких крыльях.

Вдруг на крутом повороте тропинки дубовая ветка зацепила и сбросила с головы рыцаря бархатную шапочку. Он остановился с проклятием и нагнулся, оборачиваясь, чтобы поднять её с земли. Мальчики, бежавшие за ним по тропинке, со всего размаха повалились в траву за кустом бузины. Шорох не ускользнул от уха путника.

— Кто там? — негромко, но сердито крикнул он и схватился за рукоятку кинжала. Мальчики лежали чуть дыша: стоило ему обойти куст — и он наткнулся бы на них. Минуту длилось напряжённое молчание, наконец рыцарь решил, по-видимому, что слух обманул его. Пробормотав что-то, он так же поспешно двинулся дальше. Том схватил товарища за плечо:

— Ради бога, не пойдём дальше, Джерри. — взмолился он. — Я думал, у меня душа выскочит со страха. А если бы он увидел нас? Я уж и лежал, уткнувшись головой в траву, пусть, думаю, лучше заколет меня так, чтобы мне его не видеть.

— И напрасно, — ответил неугомонный Джерри. — А я тоже боялся и всё-таки смотрел. И уж что я увидел…

— Что, Джерри, скажи, — загорелся Том, у которого робость не умеряла любопытства.

— Он нагнулся за шапкой так низко, что я чуть верхом не сел ему на голову. И… — значительно начал Джерри, но остановился.

— Ну и что «и», — тормошил его Том.

— И у него волосы чёрные-чёрные, — шёпотом договорил Джерри, — а посередине, на самой макушке, беленькая плешь пробрита… как у священника…

Никакие уговоры не помогли — Том наотрез отказался идти дальше.