Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda) - Тамерлан Агузаров

На наш взгляд, искажает сущность общественных отношений, охраняемых нормами гл. 31 УК РФ, утверждение о том, что ими признаются конституционные задачи по борьбе с правонарушениями и порождающими их причинами[168]. Нет оснований включать в видовой объект рассматриваемых преступлений в качестве самостоятельной составляющей общественные отношения по физической и нравственной защищенности участников конституционного, гражданского, арбитражного, административного или уголовного судопроизводства, а также их близких[169], либо «отношения, охраняющие неотъемлемые личностные блага субъектов данной деятельности и их близких: жизнь, здоровье, честь, достоинство, личную безопасность»[170].

Последняя точка зрения близко примыкает к существующему в теории уголовного права мнению о том, что многие преступления против правосудия посягают одновременно на два непосредственных объекта – будучи в первую очередь направленными на деятельность суда по осуществлению правосудия либо на нормальную деятельность правоохранительных органов, оказывающих помощь в отправлении правосудия, они попутно затрагивают те или иные интересы личности. Однако подобная трактовка непосредственного объекта поддерживается не всеми учеными. Так, И. С. Власов считал, что личность не может быть непосредственным объектом рассматриваемой группы преступлений, поскольку охрана интересов личности составляет основную задачу правосудия[171]. Это утверждение в литературе было подвергнуто критике. Несогласие с автором Ш. С. Рашковская мотивировала тем, что отнесение личности к объектам, которые не имеют самостоятельного значения в рамках составов преступлений против правосудия, является ошибочным, поскольку «личности при совершении некоторых преступлений против правосудия может быть причинен тяжкий вред, непосредственно охватываемый умыслом виновного, а в ряде случаев являющийся целью преступного деяния (например, при ложном доносе)… Исключить личность из числа непосредственных объектов преступления – значит односторонне трактовать задачи… законности в области осуществления правосудия»[172]. По ее мнению, данный вред нельзя рассматривать, как это делает И. С. Власов, в качестве способа совершения преступления или в качестве обстоятельства, увеличивающего общественную опасность деяния[173]. Сходное мнение высказал и В. К. Глистин, который упрекнул И. С. Власова в том, что он некритически воспринял определение структуры общественного отношения, данного Б. С. Никифоровым[174], в итоге ошибочно включил личные блага потерпевшего в число элементов общественного отношения, охраняемого нормами о преступлениях против правосудия[175].

Критика позиции И. С. Власова представляется недостаточно убедительной. Правосудие по своей сущности – правозащитная деятельность (деятельность по защите права), имеющая цель охраны установленных законом либо восстановление нарушенных прав любого человека или любой организации. Поэтому всякое деяние, в той или иной форме препятствующее осуществлению правосудия в соответствии с его целями и задачами, так или иначе посягает на права или законные интересы личности, юридического лица, общества или государства. Если исходить из этого факта, то все преступления против правосудия (да и многие другие) следовало бы признавать двухобъектными. Но такой подход к характеристике непосредственного объекта преступлений против правосудия представляется неправильным. Ущемление прав и законных интересов личности, организаций, общества и государства происходит лишь попутно и не всегда при нарушении деятельности суда и правоохранительных органов по осуществлению или обеспечению правосудия. В некоторых случаях посягательство на блага личности выступают в качестве способа совершения рассматриваемых преступлений (например, при проявлении неуважения к суду посредством оскорбления участников судебного разбирательства). В других случаях оно является квалифицирующим обстоятельством (например, при даче заведомо ложных показаний свидетелем). Ни те, ни другие нельзя рассматривать как преступления, причиняющие вред двум объектам, поскольку они укладываются в рамки преступного посягательства на деятельность суда и содействующих ему государственных органов по защите прав и законных интересов личности, организаций, общества и государства.

Изложенные соображения вовсе не означают, что ни одно из преступлений против правосудия не посягает на два объекта. Если деяние, направленное против правосудия, одновременно затрагивает общественное отношение, которое не охватывается понятием «интересы правосудия» или обладает большей социальной ценностью, чем указанные интересы, то это общественное отношение, которому вред причиняется хотя и попутно, но во всех случаях совершения данного деяния, составляет дополнительный объект преступления против правосудия.

Дискуссионность содержания видового объекта преступлений против правосудия не могла не отразиться на трактовке непосредственных объектов конкретных преступлений, отнесенных к этой группе деяний. Так, в специальной литературе нет единства в понимании объекта посягательства на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование. Такого преступления в УК РСФСР не было, поэтому вопрос о его непосредственном объекте начал разрабатываться только после принятия УК РФ.

Все авторы, исходя из понимания видового объекта преступления против правосудия, выделяют несколько их непосредственных объектов. Например, по мнению М. Н. Голоднюк, «непосредственным объектом преступлений против правосудия являются общественные отношения, обеспечивающие нормальное функционирование отдельных звеньев органов, составляющих в целом систему правосудия (суд, прокуратура, органы следствия и дознания, исправительные учреждения и др.), т. е. органов, деятельность которых урегулирована процессуальным законодательством, которые от имени государства могут выступать в рамках уголовного или гражданского судопроизводства в правовые отношения с гражданами или юридическими лицами, осуществляя задачи и цели правосудия»[176]. Сходную позицию занимает А. В. Галахова, которая считает рассматриваемое преступление двухобъектным и утверждает, что «основным непосредственным объектом являются общественные отношения, обеспечивающие нормальную деятельность всех органов по осуществлению правосудия»[177]. В литературе также указывается, что «непосредственный объект данной группы преступлений образуют общественные отношения, обеспечивающие реализацию конституционных принципов отправления правосудия или нормальную деятельность отдельных звеньев органов, составляющих в целом систему правосудия (суд, прокуратура, органы следствия, дознания, исправительно-трудовые учреждения и т. п.)»[178]. В трактовке В. П. Малкова, «основным непосредственным объектом преступных посягательств этой группы являются интересы правосудия»[179].

А. В. Федоров непосредственными объектами рассматриваемых преступлений признает: «… общественные отношения: а) по отправлению судом правосудия; б) по осуществлению деятельности правоохранительных органов, направленной на создание необходимых условий для реализации судом его полномочий по отправлению правосудия; в) по осуществлению деятельности по исполнению приговора, решения или иного судебного акта»[180].

Во-первых, авторы неосновательно относят к правосудию деятельность прокуратуры, органов следствия и дознания, исправительно-трудовых учреждений, которая не является правосудием, а, как уже говорилось, носит лишь вспомогательный по отношению к нему характер. Во-вторых, при такой трактовке непосредственного объекта его практически невозможно отграничить от видового объекта, поскольку они, по сути, совпадают по объему. В-третьих, весьма сомнительна попытка некоторых авторов определить некий единый непосредственный объект всех преступлений против правосудия. Думается, такого объекта попросту не существует, а есть несколько непосредственных объектов, которые и берутся за основу выделения соответствующих групп рассматриваемых деяний. В-четвертых, все определения, за исключением определений, предложенных одним из авторов этой работы и Л. В. Иногамовой-Хегай, представляются неполными: они не охватывают такой социальной ценности, как конституционные принципы осуществления правосудия.

Итак, можно утверждать, что преступления против правосудия имеют несколько непосредственных объектов, позволяющих классифицировать их именно по этому признаку. Непосредственным объектом посягательства на жизнь лица, осуществляющего правосудие, является конституционный принцип неприкосновенности судей.