Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda) - Тамерлан Агузаров

Наиболее приемлемым является определение видового объекта преступлений против правосудия как «общественных отношений, обеспечивающих нормальное, процессуально регламентированное функционирование суда, органов следствия и дознания, прокуратуры, а также органов, исполняющих судебные акты, по реализации целей и задач правосудия. Но и в этом случае нет ответа на вопрос, можно ли относить к правосудию деятельность органов прокуратуры, следствия, дознания и органов, исполняющих судебные решения, или деятельность названных органов входит в видовой объект преступлений против правосудия наряду с правосудием.

Между тем в последних фундаментальных исследованиях преступлений против правосудия высказывается аргументированное мнение о том, что «концепция двух значений понятия “правосудие”, воспринятая в теории уголовного права, является методологически ошибочной. Деятельность правоохранительных органов по содействию суду в осуществлении правосудия не является правосудием, она носит служебный характер: создает предпосылки для отправления судом правосудия как в части надлежащей подготовки дел и материалов для судебного разбирательства, так и в части исполнения судебных решений»[158].

Не задерживаясь на аргументации положения о необоснованности выделения двух значений термина «правосудие», можно утверждать, что видовой объект преступлений, включенных в гл. 31 УК РФ, охватывает деятельность не только судов по реализации судебной власти в предусмотренной законодательством форме судопроизводства, но и общественные отношения, непосредственно связанные с отношениями по отправлению правосудия. Представляет интерес определение объекта анализируемых преступлений, сформулированное Л. В. Лобановой: «Правосудие в качестве объекта уголовно-правовой охраны следует рассматривать как систему общественных отношений, призванных обеспечить предпосылки, нормальное осуществление, а также претворение в жизнь результатов… деятельности суда и содействующих ему органов и лиц»[159]. Автор рассматривает данный объект как сложную систему общественных отношений: во-первых, в сфере деятельности суда по реализации судебной власти; во-вторых, в сфере деятельности органов, содействующих суду в отправлении правосудия. Для объединения этих двух групп общественных отношений в единый объект преступлений связующим звеном может служить категория «интересы правосудия»[160].

В юридической литературе правильно отмечается, что деятельность суда по осуществлению правосудия во многих случаях невозможна без вспомогательной деятельности других государственных органов: дознания, следствия, прокуратуры, органов и должностных лиц, исполняющих судебные решения, т. е. деятельности, в конечном счете обеспечивающей интересы правосудия. Еще в начале второй половины прошлого века И. М. Черных заметила, что деяния, препятствующие объективному и всестороннему предварительному расследованию, препятствуют тем самым и правильному осуществлению правосудия[161]. Другими словами, они не прямо посягают на правосудие как на деятельность суда, а косвенно, именно препятствуя созданию необходимых условий для осуществления правосудия судом.

Надлежащее обеспечение интересов правосудия во многом зависит от качественной работы органов прокуратуры, дознания, предварительного следствия и органов, исполняющих судебные решения. Как отметил Конституционный Суд РФ в постановлении от 4 марта 2003 г. по делу о проверке конституционности положений п. 2 ч. 1 и ч. 3 ст. 232 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан Л. И. Батищева, Ю. А. Евграфова, О. В. Фролова и А. В. Шмелева, «существенное процессуальное нарушение является препятствием для рассмотрения дела, которое суд не может устранить самостоятельно и которое, как повлекшее лишение или стеснение гарантируемых законом прав участников уголовного судопроизводства, исключает возможность постановления законного и обоснованного приговора и фактически не позволяет суду реализовать возложенную на него Конституцией Российской Федерации функцию осуществления правосудия»[162]. Таким образом, Конституционный Суд РФ исходит из того, что осуществление судом функции правосудия в немалой степени зависит от качества работы органов дознания и предварительного следствия, деятельность которых создает необходимые предпосылки для вынесения судом законного и обоснованного решения. Это же обстоятельство подчеркивал В. Н. Кудрявцев: «Деятельность этих органов в конечном счете направлена на обеспечение вынесения законного, обоснованного и справедливого решения (приговора)»[163].

И. С. Власов также считает обоснованным включение норм об ответственности за воспрепятствование нормальной работе органов прокуратуры, следствия и дознания в главу о преступлениях против правосудия, обосновывая это тем, что при выделении группы рассматриваемых преступлений органы, непосредственно осуществляющие правосудие (суды), и органы, способствующие осуществлению правосудия, интересуют законодателя не как самостоятельные звенья государственного аппарата, а как единый механизм, обеспечивающий реализацию задач правосудия[164]. С указанным утверждением трудно не согласиться, поскольку оно, не умаляя значения правоохранительных органов (дознания, следствия, прокуратуры и др.), исходит из их вспомогательной по отношению к суду роли при осуществлении правосудия. «Без деятельности правоохранительных органов (прокуратуры, предварительного расследования, системы исполнения наказаний, судебных приставов-исполнителей) невозможно обеспечить осуществление правосудия в стране», – пишет А. И. Друзин, указывая на наличие тесной связи деятельности правоохранительных органов с правосудием как исключительно судебной деятельностью[165].

Правоохранительные органы осуществляют разнообразную деятельность, многие ее виды не имеют к правосудию прямого отношения. Вместе с тем на названные органы возложены специфические функции, реализации которых создают необходимые предпосылки для отправления правосудия судом, а значит, направлены на реализацию целей и задач правосудия, неразрывно связаны с ним. Без своевременного выявления, раскрытия преступлений, собирания и процессуального закрепления доказательств, например по уголовному делу, невозможно вынесение законного, обоснованного и справедливого приговора. Следовательно, общественные отношения в сфере осуществления правоохранительными органами (дознания, следствия, прокуратуры и т. п.) деятельности по оказанию суду помощи в отправлении правосудия составляют вторую группу отношений, которые в своей совокупности обеспечивают правосудие в Российской Федерации. Иначе говоря, они входят в объект в качестве его составной части.

Это обстоятельство подчеркивает в характеристике видового объекта А. В. Федоров: «Видовым объектом рассматриваемых преступлений необходимо признавать общественные отношения по осуществлению деятельности суда, регламентированной Конституцией РФ и федеральными законами, а в предусмотренных законом случаях – и нормативными правовыми актами субъектов Федерации, по реализации судебной власти, состоящей в рассмотрении и разрешении по существу подведомственных суду дел посредством конституционного, гражданского, арбитражного, административного и уголовного судопроизводства, а также общественные отношения по осуществлению деятельности правоохранительных органов, направленной на реализацию целей и задач правосудия путем создания необходимых условий для реализации судом его полномочий по отправлению правосудия и обеспечения исполнения судебных решений»[166]. Однако в этом определении не указывается, что объединяет эти две группы отношений.

По нашему мнению, видовой объект преступлений против правосудия можно определить как интересы правосудия, которые охватывают две группы отношений – отношения по отправлению правосудия судом и отношения по осуществлению правоохранительными органами деятельности, направленной на реализацию целей и задач правосудия путем создания необходимых условий для осуществления судом его полномочий по отправлению правосудия. В связи со сказанным трудно согласиться с К. Л. Чайкой, утверждающим, что коль скоро правосудие осуществляется в процессуальной, правовой форме, то и правосудие как объект преступления представляет собой исключительно правовые отношения, складывающиеся из содержания правоотношения, субъектов прав (участников правоотношения) и объектов правоотношений. Критикуя позицию авторов, признающих в качестве объекта общественные отношения, составляющие содержание нормальной деятельности суда и правоохранительных органов, он пишет: «Деятельность (поведение) субъектов включена наряду с самими субъектами в содержание отношения (пусть и урегулированного нормами права), а не наоборот – отношение (пусть и урегулированное нормами права) включено в содержание деятельности»[167].