Круг - Матс Страндберг

Пол холодит ноги. Она надевает на себя вчерашние носки, спортивный бюстгальтер, старую поношенную футболку и кеды. Потом выскальзывает из комнаты и осторожно закрывает за собой дверь.

По дороге она заглядывает в комнату сестренок. Альма и Муа еще спят. Ребекка слышит дыхание малышей, и в ее сердце пробуждается покровительственная любовь и нежность, которые она испытывает к своим сестренкам и братишкам. Рядом с этими чувствами горе и страх, пережитый во сне, немного бледнеет.

Уже в коридоре она видит, что еще только шесть часов. Из-за закрытой двери спальни слышится похрапывание мамы, в кухне урчит холодильник. Из комнаты братьев не слышно ни звука. Ребекка завязывает шнурки на кедах, снимает с вешалки серую кофту с капюшоном и выходит на улицу.

Сбегая по лестнице вниз, она чувствует, как начинает бурлить кровь. На улице настроение сразу улучшается. Погода хорошая. Солнце приветливо освещает неприглядный квартал, состоящий из желтых кирпичных трехэтажных домов.

Ребекка достает из кармана толстовки видавший виды MP3-плеер и надевает наушники.

Она бежит вдоль улицы, на перекрестке поворачивает налево. Прибавляет темп. Единственный момент, когда она действительно любит свое тело, — это время бега, время, когда она чувствует движение крови по сосудам. Тело становится машиной по сжиганию калорий и кислорода.

Она хотела бы видеть свое тело таким, каким, по утверждению Густава, его видит Густав. Но все зеркальные поверхности кажутся ей искривленными. Это началось в шестом классе, когда она и несколько ее подружек решили сесть на диету. Все сдались спустя несколько дней, но Ребекка заметила, что ей это нравится. Даже чересчур. С тех пор не прошло ни дня, чтобы она не думала о том, сколько она съела и сколько потренировалась. Несколько раз в день она складывает в голове цифры: маленький завтрак, маленький обед, чуть больше на ужин, но взамен — дополнительная тренировка, — сколько это калорий?

Осенью девятого класса было хуже всего. Тогда она почти совсем не ела и старательно скрывала это от родителей. На выходных она иногда запихивала в себя конфеты и чипсы, чтобы домашние ничего не заподозрили. И в качестве компенсации еще больше сокращала свой рацион в будние дни. В один из таких дней она упала в обморок на физкультуре, и учитель послал ее к школьной медсестре, где она скрепя сердце призналась, что «немного переборщила с диетой». В последние две недели. Честно-честно. И медсестра поверила ей. Ребекка была умной девочкой, совсем не похожей на тех, у кого возникают проблемы с питанием, решила медсестра.

В весеннем семестре ее состояние нормализовалось. А потом она встретила Густава. Теперь Ребекка больше не голодает, но мысли о похудании не отпускают ее. Даже когда этот призрак не показывается, он не оставляет Ребекку в покое, нашептывает, ждет своего часа.

Район многоэтажек заканчивается, начинается зона частной застройки. Впереди вырастает Ульссоновский холм, где каждый год в мае зажигают большой костер в честь прихода весны. Ребекка бежит вверх по крутому длинному склону. Достигнув вершины, она замедляет темп и останавливается.

Сердце колотится и выпрыгивает из груди. Лицо пылает жаром. Музыка шумом отдается в ушах. Ребекка снимает наушники.

Внизу канал. За каналом — церковь. Кладбище. И дом священника. Где жил Элиас.

Где теперь пустует его комната. Где родители остались без сына.

Они будут видеть его могилу в окно, понимает Ребекка.

И вдруг замечает, что плачет. Сколько она уже так стоит?

Она не была знакома с Элиасом, и ей не хочется напоказ лить слезы над чужим горем, как это делают Ида Хольмстрём и ее друзья. Но грудь сдавливает от горя. Потому что случившееся представляется таким бессмысленным. Потому что Элиас, возможно, мог бы стать счастливым, если бы продержался еще чуть-чуть.

Она вытирает слезы рукавом кофты и поворачивает назад.

У подножия холма кто-то стоит, держась за руль велосипеда. Он или она одет в черную толстовку с капюшоном, надвинутым на глаза, — точно такую, как у Ребекки. Ребекка не видит лица человека, но знает, что он смотрит прямо на нее.

Проходит вечность, прежде чем одетый в черное человек запрыгивает на свой велосипед и уезжает прочь. Ребекка выжидает еще пару минут, потом бежит обратно домой.

Когда Ребекка приходит домой, Альма и Муа уже начинают беспокойно ворочаться в своих кроватках. Скоро семь, и Ребекка принимается за приготовление завтрака. Она двигается тихо, чтобы не разбудить маму, вернувшуюся рано утром с ночной смены в больнице.

Ребекка выставляет на стол молоко, хлопья, достает батон и плавленый сыр. С тех пор как папа начал ездить на работу в Чёпинг, Ребекке часто приходится собирать Антона и Оскара в школу, а Альму и Муа в детский сад. Обычно она делает это без особого труда. Хотя, конечно, бывают дни, когда она жалеет себя и называет золушкой. Но сегодня, после встречи с человеком в черной толстовке с капюшоном, повседневные обязанности кажутся ей даже приятными.

Ребекка заходит в комнату братьев. Оскар морщит нос и ворчит, когда свет из коридора падает на его кровать. Ему недавно исполнилось двенадцать, за лето он похудел и вытянулся. Лицо у него по-прежнему детское, но в нем уже угадываются черты взрослого человека. Антон, который всего на год младше Оскара, тоже не отстает. Но когда братья спят в своих кроватях, они по-прежнему выглядят детьми. Беспомощными детьми.

Ребекка подходит к окну и поднимает жалюзи.

Есть тысяча объяснений тому, почему человек в черном капюшоне мог стоять у подножия холма. Совсем не обязательно, что он преследовал ее. Его поведению есть тысяча объяснений, но Ребекка не верит ни одному из них.

— Ты уверена, что хочешь сегодня идти в школу? — спрашивает папа за завтраком.

Они с Мину едят одни, мама на работе в больнице. Радио сообщает о ситуации в мире. Мама не выносит радио по утрам, так что папа пользуется ее отсутствием.

— Чем дольше я буду ждать, тем сложнее будет вернуться.

Он кивает, как будто понял, хотя на самом деле он ничего не понял. Если она останется дома, в школе сразу начнут ходить слухи. Возможно, ребята станут говорить, что она сошла с ума. Или тоже покончила с собой. А потом, когда она наконец придет в школу, все станут пялиться на нее в тысячу раз больше, чем если она пойдет туда сегодня.

— Лучше уж сразу, — говорит она.

— Подвезти тебя?

— Нет, спасибо.

Папа смотрит на нее встревоженно, и Мину вынуждена сменить тему разговора.

— Ну как, ты решил, будете ли вы об этом писать?

— Мы подождем и посмотрим, что будет дальше. Возможно, начнут проверять степень ответственности школы. Может быть, родители мальчика потребуют этого. Тогда мы окажемся в совершенно иной ситуации.

Мину чувствует эгоистичное облегчение. Чем быстрее все забудут об этом, тем быстрее перестанут обращать на нее внимание.

Она чистит зубы и идет в свою комнату за сумкой. Бросив взгляд за окно, холодеет от воспоминаний о вчерашнем вечере. О той фигуре, что стояла там, за деревом.

Папа ждет в коридоре, скрестив руки на животе, который в последние годы очень сильно округлился.

— Ты уверена, что хочешь ехать в школу?

— Я же сказала, да, — отвечает Мину раздраженно и тут же жалеет об этом.

Она подходит к папе и обнимает его.

Мину часто беспокоится за него — он слишком мало спит, слишком много работает и ест чересчур много вредной еды. Дедушка, которого она никогда не видела, умер от инфаркта в пятьдесят четыре года. Папе пятьдесят три. Мама и папа регулярно ругаются из-за его привычек. Как правило, эти ссоры называются «дискуссиями» и ведутся яростным полушепотом, который не должна слышать Мину, но иногда папа теряет над собой контроль.

— Доктором ты можешь быть на работе, — рявкает он.

В такие моменты Мину ненавидит его. Если ему наплевать на себя, то мог бы позаботиться о себе ради нее, Мину, и мамы.

— Звони, если что, — говорит папа.

Мину кивает и снова обнимает его, на этот раз чуть крепче.

Мину не нужно прислушиваться к тому, о чем шепчутся на школьном дворе, она и так знает: все разговоры — об Элиасе. О том, как он это сделал. О тех, кто его нашел.

— Смотри, вон она, — говорят парни со второго курса, когда она проходит мимо.

Прижав к себе рюкзак, Мину заходит в школу. Опустив голову и стараясь быть как можно более незаметной, она протискивается через переполненный вестибюль. Всех учеников собирают в актовом зале, где состоится минута молчания в память Элиаса.

Взгляды и шепот сопровождают ее повсюду. Скоро у Мину начинают гореть уши. В конце концов она не выдерживает. Ускоряет шаг и почти бегом спускается по лестнице на цокольный этаж, туда, где находится столовая. В это время здесь никого нет кроме поваров. Она направляется в женский туалет.