Кремлевский волк - Стюарт Каган

В последние дни перед отъездом его окружали отец, мать, сестра и многочисленные родственники, еще остававшиеся в Кабанах, и постоянно вертевшиеся около маленького домика. Его замучили слезливые напутственные слова, причитания, поцелуи и советы, советы, советы. Меньше всего ему были нужны чужие советы. Скоро вся страна будет Советов. Все эти советы, в которых он когда-либо будет нуждаться, он даст себе сам, и только он один.

Перед отъездом он много бродил пешком по округе, наблюдая, как другие грузят пожитки и отправляются в путь. С теми, кто оставался, уезжавшие производили обмен своей неказистой мебели на дрожки или картошку, рассчитывая на долгий путь. Они разъезжались в разные стороны, но в головах у них было одно - служение своему народу: кто-то направлялся на юг через Молдавию, а со временем - и в Италию; кто-то ехал через Минск и Польшу на запад. И кто знает, встретятся ли эти люди когда-нибудь или хотя бы услышат друг о друге? Лучше бы им больше не видеться. О чем они будут говорить? Да и захотят ли они вообще разговаривать?

Лазарь принял окончательное решение. Он не будет тратить попусту времени в свой последний день в Кабанах. Он просто сложит свои вещи и уйдет. Соберет самое необходимое, а ему много и не надо, уложит в маленький заплечный мешок, который купил в Киеве, и уйдет спокойно, или, по крайней мере, сделает вид, что спокойно. Работу он найдет. Должен найти. Ведь он большевик. Разве это не поможет открыть ему любые двери?

Незадолго до восхода Лазарь стоял на дороге перед своим домом. Не надо оставлять никаких записок, чтобы сказать «до свидания». Они все поймут. Должны понять. А если еще не поняли и никогда не поймут, то это их проблемы, и от него это не зависит. Вскоре он уже шагал по дороге. Казалось невероятным, что он не оглянулся даже на мгновение. Подойдя к окраинам городка, он остановился и все-таки посмотрел назад. Он увидел маленький домик, в котором вырос. Дом погрузился в темноту, и только в окне на кухне горела свеча, зажженная в честь еврейской субботы. Она погаснет с первыми проблесками света. Он постоял немного, наблюдая, как медленно поднималось солнце. Пламя свечи колыхнулось, словно на него подули, и пропало, оставив вместо себя только тонкую струйку дымка.

ГЛАВА 2.

Лазарь прошагал пешком около ста пятидесяти километров до Киева. Движения на дороге почти не было. Крестьянин на повозке, груженной клетками с цыплятами, остановился и подвез Лазаря километров тридцать, пока ему самому не понадобилось свернуть с главной дороги. Этот человек ни о чем не расспрашивал, а в обмен за услугу взял две картофелины. В пригороде Киева Лазарь зашел на склад текстильной фабрики. Здесь требовались физически выносливые рабочие. Так он получил свою первую работу на пути в новую жизнь. Лазарь производил впечатление сильного человека. Он был крупного телосложения, с сильными руками, плечами и могучей шеей. Кроме того, человек, нанявший его на работу, сам состоял членом партии. А у партийных евреев было принято всегда проявлять заботу о своих единоверцах. По ночам Лазарь встречался с другими коммунистами, чтобы обсудить, что произошло или еще не произошло в стране. Ему понадобилось всего несколько месяцев, чтобы понять, что только работа и собрания - это еще очень мало. Он был молод, энергичен и полон амбиций. Он чувствовал, как вся его натура противилась принимать приказы от других. Его родители могли повиноваться другим, но не он. Он же будет стремиться к тому, чтобы добиваться нужного ему самому.

По поручению партии он начал организовывать большевистскую ячейку среди русских рабочих. Это было незаконным делом, но многое из того, что в то время происходило в стране, уже давно было незаконным. Еврейский профсоюз вел подготовительную работу к проведению забастовки. Однако Лазарь на своем участке работы не призывал к забастовке. Не хотел. Он организовал ячейку, как ему было поручено, и ждал удобного случая, чтобы идти дальше. А дальнейшие пути еще не были определены теми, кому он подчинялся. Но кто-то, где-то отдал распоряжение о проведении забастовки. В этом не было необходимости, думал Лазарь, и поэтому было глупостью. Он пытался спорить со сторонниками забастовки: «Мы не можем идти дальше, не укрепив своих рядов». Но его не услышали. Забастовка развернулась и была быстро подавлена властями. К этому времени Лазаря уволили. Тот, кто организует и руководит, в случае неудаче должен уйти первым. Теперь он это усвоил. Рабочие вернулись на свои места, а он опять пустился в путь. Это была его «вина», не смотря ни на что.

Он перебрался в Киев, где нашел работу на кожевенной фабрике. Тут его наняли не потому, что он был большевиком, а просто потому, что он оказался лучше других: он умел работать с кожей. Дядя Левик хорошо обучил его этому ремеслу. Обычно трудно найти молодых и выносливых людей, знающих толк в выделке и продаже кожи. На этот раз, однако, все должно быть по-другому. Он решил стоять в стороне от партийной активности на фабрике. Он будет делать только то, что сам посчитает нужным. Предыдущий урок пошел ему впрок. Людям доверять нельзя. Если надо что-то исполнить, делай это сам. Каждый мнит из себя вождя и руководителя, но на самом деле вождей единицы.

В последующие два года Лазарь продолжал работать на кожевенной фабрике, для видимости занимаясь тем, ради чего его наняли, и активно проводил партийную работу вне фабрики, стараясь держаться в стороне от местных фабричных активистов и не портить там, где сам работаешь.

С началом Первой Мировой войны для него было важным не высовываться, чтобы не попасть на фронт. На протяжении двух лет это ему удавалось, но к концу 1916 года ситуация изменилась. Как члену Киевского Комитета большевиков, Лазарю пришлось выступить с осуждением «империалистической войны». Его могучая фигура на трибуне производила впечатление. Он отпустил бородку на манер Троцкого и носил такую же замызганную фуражку. Но ему не удалось имитировать буйную шевелюру своего героя, поскольку его собственные волосы начали редеть. И в отличие от Льва Давыдовича, Лазарь теперь весил около ста килограммов. Его крепкая фигура вызывала уважение, и он во всю пользовался этим обстоятельством. Он сразу перешел на высокие ноты, как это делал Троцкий несколько лет назад:

«Царь - ничтожная личность. Его жена - истеричка. У него есть сын, который, к счастью, не доживет до совершеннолетия, и, так называемый, святой старец Григорий, который сам зовет себя Распутиным, а на самом деле является обычным развратником. И эти люди правят нами вопреки нашему желанию. Нам не нужны новые захваченные земли. Нам не нужны золото и бриллианты. Нам не нужны банкеты на золотой посуде. Нам нужен хлеб».