Огнем и Словом - Денис Старый

воспитанные, нет, перед битвой показать свой член или задницу считают важным многие воины. Но в этом случае, хотя бы есть объяснение: воины и сами «жгут мосты», настраиваются на битву без мыслей о сдаче, ибо оскорбляют противника; а так же очень важно позлить врага для того, чтобы сделать из вражеской армии вооруженную неуправляемую толпу, стремящуюся быстрее покарать обидчиков.

В чем глубинный смысл сейчас показать свои задницы с передницами? Я, как человек намного больше понимающий во многих аспектах человеческого бытия, чем кто-либо из присутствующих, мог объяснить что есть такое ипподром для Константинополя. Это место психологической разгрузки. Тут люди расслабляются, превращаются в животных. Они свободны в проявлениях самых низменных своих качеств. Здесь письку покажут, так, может быть, но далеко не факт, не станут творить непотребство в иных местах.

Думаю, что императоры прекрасно понимали, когда вводили массовые представления в жизнь города, что не случись выплеска эмоций на ипподроме, эмоции захлестнут улицы города. Те правители в Риме, которые тратили огромные средства на строительство амфитеатров, как и главного — Колизея, понимали, зачем они это делают. Хлеба и зрелищ требует толпа. Они это получают.

Между тем, возница зеленой колесницы, когда увидел, что на шестом круге синий начинает вырываться, взял камень, который был приготовлен и находился в мешочке, притороченном к борту колесницы, ну и кинул вначале в своего оппонента, а, промахнувшись, другой камень запустил в коня соперника. Толпа в неистовстве взревела и даже нашлись те, кто рванул в сторону трассы, наверное, чтобы покарать нечестного возницу, но бунтари были сразу же взяты под руки стражниками и уведены прочь. Кстати, а неплохо тут стража работает.

— Как тебе, Иван, гонка? И твое мнение, воевода Владислав, мне так же интересно, — наконец-таки соизволил к нам с Гривнем обратиться василевс.

И я и глава русского посольства Иван, сидящий по правую руку от императора, выразили ту позицию, которую от нас ждут. Мы должны были восхититься? Конечно! Должны понять размах мероприятия и благодарить василевса за самые яркие впечатления в своей жизни? Это и было высказано.

— А какие забавы у вас на Руси? — поинтересовался император.

Говорить о языческих праздниках, которые являются главной составляющей всех развлечений русского человека, не приходится. Сжигать соломенных баб, прыгать через костер и мять после этого девок в лесу — не самое благочестивое занятие, хотя весьма увлекательное. И я думал, что ответить, пока Иван Гривень скучно рассказывал о том, что для истинного русского христианина главным развлечением является поход в церковь и молитва.

— Кулачный бой — вот одно из наших развлечений. А еще у нас есть что-то похожее на рыцарский турнир, — нашелся я что именно сказать.

Лучше пусть думает о русичах, как о воинственных людях. Как бы не кичилась империя, но память о варварах, которые надавали ей пинков, стала уже частью менталитета византийцев. Мануил прекрасно понимал, что есть такое христианство, но знал и о существовании другой сферы жизни, может на нынешнее время, более глубинной. Человек, сколько он не верь в Бога, часто ведомый жаждой наживы и стремлением к выживанию. И я сейчас сказал, что русский человек — это боец по своей философской доктрине.

Приглашение прибыть на внеочередные гонки, посвященные решению императора жениться, пришло еще неделю назад. Я же знал, что готовятся игры и раздача хлеба уже через три дня после того, как русская делегация была представлена императору. Это они пять дней обсуждали формат праздника и кто с кем рядом сидеть будет.

Ипподром — это не только психологический клапан разгрузки горожан Константинополя, это еще и место политических решений, разговоров, заключения союзов и объявления политическим оппонентам войны. Тут сердце Византии. Так что не только мой статус сработал на то, что я оказался по левую сторону от василевса, но и мои временные союзники из партии «синих» подсуетились.

Получалось, что почти два часа я и Иван Гривень будем сидеть рядом с Мануилом. Это время, когда можно задавать вопросы василевсу, просить, жаловаться, да что угодно. Император все услышит, но не на все отреагирует. То же удобно. Если проблема сложная и василевс не хочет участвовать в ее решении, так просто сделает вид, что увлекся зрелищем, в ином случае, соизволит обсудить.

Мануил был умен, это уже понятно. Но интересно было, какой он еще и внешне. Я не смог рассмотреть императора при первой встрече, так как он большую часть времени просидел на троне сильно выше прямого взгляда, а голову подымать нельзя. Зато вот такая демократическая форма общения на ипподроме позволяла более детально понять, какой «фрукт» достается Евдокии Изяславовоне.

Ясно, конечно, что будь Мануил трижды уродом, княжна выходила замуж, скорее за империю, чем за императора. Но мне все-таки было важно, чтобы Евдокия не получила сложную, многострадальную судьбу. Для женщины вся судьба — это ее замужество. И было у меня некоторое чувство ответственности за эту девчонку, которая, при иных обстоятельствах, могла стать моей женой.

Что ж… Евдокии повезло. Ее муж был красив, что даже я, для которого понятие «мужская красота» почти что и не существует, должен признать — он должен был привлекать своей внешностью женщин. Светловолосый негр. Именно так, и темная пигментация кожи единственное, что могло бы смутить женщину.

Мануил высокий, хорошо сложенный физически и весьма недурно образованный человек, он умел улыбаться, «играть лицом», меняя мимику. Император умел нравиться, быть привлекательным и располагал к себе при близком общении. Выращенная в условиях, когда одним из главных развлечений княжны было наблюдать за тренировками воинов, Евдокия должна была увлечься своим мужем, которому не чужды занятия с мечом и на коне. Конечно, статями я превосходил Мануила, может и внешне был привлекательнее, но брак Евдокии должен быть не самым тягостным для русской княжны.

— Я люблю рыцарские турниры. После свадьбы, обязательно устрою. Нужно будет разослать приглашения славным европейским рыцарям, — говорил василевс, будто отрешенно, а после он повернулся ко мне и серьезно, почти шепотом, сказал. — Не так давно ты спрашивал знакомых тебе людей, как я отношусь к некоторым событиям в Константинополе, что уже были и что будут… Я знаю все и обо всех, не сомневайся, воевода!

Это был не намек, это прямое доказательство тому, что Мануил знает о готовящемся погроме венецианцев. Хочет, наверняка, оставаться несколько в стороне, чтобы иметь возможность отыграть назад, если что-то пойдет не так, но именно император стоит на острие ножа, который должен поразить засилье Венеции в империи.

Что ж…