Спасибо за обман - Осадчук

но рассмотреть наполнение в полутьме было сложно. Лишь угадывались очертания каких-то фигурок или статуэток, рамки для фотографий и истёртые корешки книг.

«Чудеса! Всё, как в моём советском детстве. Тогда особого выбора покупок не предлагалось, наверное, поэтому у многих было одно и то же в квартирах: и ковры, и часы, и хрусталь. Интересно, что у Тамрико этот стол прожил столько времени, а выглядит нормально, как новый, ну почти. И двухстворчатый шкаф такого же древнего года рождения. Почему она не меняет всё это на более современные вещи? Хотя… Если бы у меня такое сохранилось, я бы точно не расстался с памятью».

Из-за спины неслышно появилась сама хозяйка, быстро расстелила кровать, убрав с горки подушек вышитую накидку.

— Клади Сандро. Надо с него обувь снять и носочки, а костюм, наверное, не будем трогать? А то разбудим его. Как думаешь?

Арай просто кивнул. Но они зря волновались: мальчик спал крепко. Им всё же удалось снять с него спортивный костюм, под которым оказалась белая майка да тёмные трусишки-шортики. Взрослые смотрели на ребёнка, который, сложив под щёку ладошки лодочкой, тихо посапывал. Он не вздрагивал, не дёргался, не хныкал — не делал ничего такого, о чём всегда говорила Лариса, укоряя Арая здоровьем сына.

— Пойдём, — прошептала Тамара, — не надо подглядывать за спящим человеком. Он может почувствовать.

Она вышла из комнаты, сильно хромая, и обернулась на мужчину, понимая, как ему не хочется оставлять сына даже на минуту. Арай, вздохнув, направился за ней.

— Чай будешь? Пока пирожки тёплые, давай поедим? — предложила ему, хотя сама вовсе не чувствовала голода.

— Давай. — Проходя снова мимо телевизора, решил всё-таки поинтересоваться, откуда такая древняя техника в современном мире. — Какой модели этот вещательный аппарат? Работает ещё?

— Работает отлично, — ответила Тамара, включая свет в кухне. — Это папа получил по талонам в своей части. Он служил на местном военном аэродроме… Телевизор Panasonic, возраст тридцать лет, двенадцать кнопок, стало быть, столько же программ, но есть пульт управления. А еще в наличии целёхонькое противоударное стекло перед экраном. Правда, весит этот почти антикварный вещательный аппарат, как ты его назвал, чуть меньше полцентнера. Самый настоящий ящик.

Говоря всё это, она налила воду в эмалированный, красный, с большими белыми горошинами чайник, поставила его на газовую плиту, включила и, наконец, устало села на табурет у окна. Арай встрепенулся, осознав, насколько она измучилась.

— Всё, сиди, я сам накрою.

Его голос звучал уверенно и спокойно. Тамара наблюдала, как быстро он определил, где и что находится, вымыл руки, приготовил посуду, разложил содержимое сумки по полкам холодильника.

«Хозяйственный мужик. Сказывается «одиночное плавание». Хотя вряд ли в гостинице ему приходилось готовить. Значит, раньше научился. Интересно было бы послушать о его жизни: будет ли во всём винить жену, на себя ли возложит грехи и ошибки? Не буду спрашивать. Видно же, что не хочет вспоминать. А возможно, мужская гордость не позволяет. Рассказать о печальном прошлом, чтобы это не выглядела жалобами или нытьём, сложно. По себе же знаю. Нет, не хочу знать, что случилось в его семейной жизни. Дело прошлое».

Арай иногда замирал, прислушиваясь к звукам в квартире. На улице ещё была слышна музыка, но уже совсем тихо. Он выглянул в окно: сквозь листья деревьев, в неярком свете едва двигалась пара пожилых людей. Они, скорее, просто стояли, осторожно переминаясь с ноги на ногу.

— Танцуют ещё, — удивился вслух. — Только двое осталось.

— Это тётушка Софико и её муж. Они дожидаются, когда все разойдутся, чтобы хоть постоять вместе на танцплощадке. Дядя Ваня инвалид, ему трудновато ходить, а тем более танцевать. Несчастный случай на производстве.

— На каком производстве? Что именно произошло?

— На твоём заводе, много лет назад.

Сев за маленький стол на второй табурет, Арай спросил Тамару, почувствовав укор в её голосе:

— Ты расскажешь его историю? Я-то ведь не так уж давно здесь живу и работаю.

Она помолчала, словно взвешивая, имеет ли право говорить о дорогих ей людях едва знакомому человеку.

«Но я же впустила его в свой дом. Здесь не было мужчин, кроме папы, уже… давно. Ладно, расскажу, хотя господину директору это может не понравиться».

— Хорошо. Ещё во времена Союза на этом заводе были различные производства товаров народного потребления, не слышал о таком?

— Слышал, читал. Но не застал, конечно.

— Выпускали многое, был и деревообрабатывающий цех, и рыбо-товарный, запускали и линии по производству электроники. Тогда ещё видеомагнитофоны появились, холодильники, стиральные машины, да много чего было заводского производства. Старый директор любил родное предприятие, делал всё возможное для своих работников и горожан. Потом появились другие владельцы в эпоху приватизации, начали всё убирать, продавать, вывозить и так далее. Именно тогда, в эпоху развала дядя Ваня, работавший на «большегрузе», и пострадал. Я точно не вспомню, какие нарушения допустил персонал цеха, только комиссия по расследованию установила, что вины водителя не было: дядя Ваня находился не в кабине, за всеми запретительными лентами. И всё же соскочивший с плохо закреплённого поддона двухметровый холодильник рухнул с погрузчика, отлетел в сторону и углом буквально вонзился в ногу, раздробив все пальцы. Сильно. Врачи собрать не смогли, пришлось ампутировать полстопы. Вот так-то. Конечно, дядя Ваня получил инвалидность, всё оформил по закону, но что удивительно — раз в сколько-то лет ему надо было подтверждать это, словно пальцы могли снова отрасти. Но он продолжал работать, конечно, уже не водителем, но до пенсии дотянул, а там его быстренько убрали. Так совпало, что при оформлении «прощальных» документов на заводе в очередной раз сменилось руководство, отвечающее за технику безопасности. Дяде Ване необходимо было получить копии всех справок и прочих бумаг о том ЧП с подписями нового руководства, но — увы, ваша служба занималась отписками, а потом и вовсе перестала отвечать. Ему бы самому сходить, но он уже завёлся, даже разозлился и не стал больше обращаться. Всем друзьям и соседям тоже запретил помогать ему, сказал, что родной завод на него плюнул, а канючить и выпрашивать своё же, справедливо заработанное — это не для него. Гордый человек. И вот уже несколько лет, примерно семь, дядя Ваня не получает доплату. Много ли там, не знаю, но сам факт такого отношения к бывшим работникам не поддаётся пониманию. Я всё это слышала со слов родителей, сама никогда не спрашивала ни его самого, ни тётю Соню.

— Странно, — нахмурившись, произнёс Арай. — Можно было и в отдел труда обратиться, у них тоже есть вся документация. Хотя они уж точно всё равно