Штандарт - Лернет-Холения Александр

— Реза, — сказал я, — я и не думал, что уйду отсюда с таким легким сердцем!

На мгновение мы встретились взглядами.

— А теперь идите, — попросила она. — Я должна остаться, а вы должны уйти. Скажите лакею ждать вас завтра в положенный час. Я буду ждать вас здесь с часу ночи.

— Но без Мордакс, — сказал я, и она коротко рассмеялась.

— Хорошо, — сказала она, — без Мордакс. До свидания, — добавила она.

Я поцеловал ее руки, крепко сжал их и вышел. Она проводила меня взглядом. За дверью ждал лакей. Он взял меня за руку и повел обратно, но на этот раз выбрал другой путь. Он, казалось, знал, что бессонный его превосходительство уже вернулся в свою постель. Когда мы оказались во дворе, я сказал ему ждать меня следующей ночью с половины одиннадцатого. И не поскупился на чаевые. На том я покинул Конак. Стража — уже сменившаяся — приветствовала меня и пропустила. Я быстро свернул в сторону своей квартиры. Издалека в свете уличного фонаря я увидел лошадей, стоящих перед домом. Когда конюх заметил, что я иду, он немедленно принялся проверять седло. Антон, держа мою портупею и пистолет, подошел ко мне. Весь его вид выражал неудовольствие, но, скорее всего, он действительно устал.

— Который час? — спросил я.

— Почти половина шестого, — сказал он, — мы уже думали, что господин прапорщик снова попал в историю и вообще не вернется.

— Не переживай, — ответил я. — Мы едем сейчас же. Мы будем в полку не позднее девяти. И тогда ты сможешь, наконец, спокойно поспать, старина Антон. И я определенно не стану тебя будить всю следующую ночь.

С этими словами я похлопал его по плечу. Он что-то пробурчал, протягивая мне ремень и пистолет. Казалось, он тронут моими словами. Между тем конюх затянул седло, проверил подпруги и стремена.

— Когда же господин прапорщик, — сказал Антон, — расскажет мне, что случилось?

— Ничего, — ответил я. — Ничего не случилось. Нас перевели. Вот и все.

Я обошел лошадей, оглядывая, все ли с ними в порядке. Они тихонько фыркнули. Это были мой собственный большой гнедой конь по имени Мазепа и две казенные лошади — Фаза и Гонведгусар. Все три были основательно навьючены, сверху торчали наши походные одеяла и шлемы. Справа с седел свешивались сабли. Конюх и Антон были в шинелях, за спиной — карабины, на шее у каждого висел мешок с хлебом, по бокам позвякивали штык, кинжал и лопата. Ведь на самом деле они были никакими не слугами, а такими же драгунами, назначенными мне в качестве ординарцев. Антон с его седыми бакенбардами выглядел как знатный старик, который зачем-то серьезно вооружился. Я поднял меховой воротник и обмотал аксельбанты вокруг шеи. Невозможно было предугадать, выскажет ли кто-нибудь недовольство, если они будут болтаться туда-сюда, не говоря уже о полковнике, к которому мы в конце концов должны будем явиться. Ведь мной и так уже были недовольны. Я проверил снаряжение у слуг. Все было в порядке. Антон повесил мне на шею бинокль и подсумок с противогазом, после чего я влез в седло. Рядом в седло Фазы взбирался конюх. Мазепа слегка покачнулся, почувствовав вес, и фыркнул, как большая, мощная машина. Затем мы шагом двинулись по мостовой к Дунаю.

4

Ниже по течению, возле крепости, через реку были наведены два огромных понтонных моста, от которых через болота дальше на север тянулись узкие, недавно проложенные дороги. Войска и военная техника доставлялись в город по этим мостам после того, как был взорван железнодорожный мост, ведущий из Землина на большой остров, через реку Саву. Железнодорожный мост тем временем ремонтировали. Понтонные мосты все еще были забиты транспортом. Они считались чрезвычайно важными для связи с Банатом, потому что иначе осталась бы только одна переправа.

Мосты состояли из огромных пустых цистерн, которые ставились на якорь, а сверху на них клали толстые доски. Дунай в этом месте очень широкий. Постройка этих понтонных мостов была выдающимся достижением. Один проходил в двухстах шагах от другого. Первоначально мост был только один, но он оказался слишком узким, чтобы пропустить такое количество транспорта, и потребовалась вторая переправа.

Ветер, дувший нам в лицо, когда мы ехали к реке, был теплым и влажным, мостовая, там, где она еще оставалась, все ярче блестела от влаги, капли падали с крыш и собирались в сверкающие полосы на тротуарах, оседали на стенах домов. Заходящая луна наполняла лежащий над рекой туман бледным вишневым сиянием, и надо всем этим медленно таяла огромная бледная радуга.

Западный мост, к которому мы подошли, на ночь оказался закрыт, стоявший там постовой направил нас к другому мосту. Я показал свое предписание. Нас пропустили, и мы ступили на мост. Доски гулко отдавались под копытами лошадей. Луна, которая вот-вот должна была погрузиться в беспросветную тьму, осветила воду последним светом и исчезла. Было слышно, что течение под нами быстрое.

Нам пришлось ехать шагом почти десять минут, прежде чем мы добрались до другого берега. Начал накрапывать дождь, и как будто поднимался утренний ветерок. Потребовалась еще четверть часа, чтобы миновать узкие дороги, затем мы перешли на рысь.

Мы ехали по освещенной стороне, а кругом темные поля уходили в темную неизвестность. Около шести начался рассвет. Теперь мы не могли больше терять время и пустились галопом.

Дорога была песчаной и мягкой и постепенно расширялась. В деревнях, через которые мы проезжали, земля была твердой и гладкой, словно утрамбованной, так что казалось, что дома стоят на своего рода естественных площадях. Пару раз мы переходили на рысь, но потом снова пускались в галоп. Солнце взошло в семь часов. В восемь мы добрались до Эрменьеша.

Здесь, в самой деревне и в ее окрестностях, стояла гусарская дивизия, состоявшая из полков Королевы, Палфи, Пеячевича и Графа Фландрского. Рядовые уже выводили лошадей из конюшен и седлали их.

— Куда-то отправляемся? — спросил я у вахмистра.

— Нет, — ответил он, с подозрением глядя на меня, — дивизия точно никуда не идет, нам просто приказали выйти на строевую подготовку.

— Вот как? — сказал я, удивляясь чему-то странному в его поведении.

Но по какой-то причине, о которой я не мог дать себе отчет, я не стал больше задавать вопросов. Я только спросил, далеко ли до Караншебеша.

— Чуть больше часа езды, — сказал он.

На окраине села мы проследовали мимо группы офицеров, которые стояли возле своих лошадей и курили. Мы поскакали дальше, а они смотрели нам вслед.

Темная земля теперь чередовалась с пастбищами, лугами и полями, рядами акаций и чего-то еще, кукурузными полями, на которых все еще щетинились высокие подгнившие стебли. Засохшие подсолнухи перевешивались через забор одной-единственной усадьбы — мы проехали мимо ее флигеля. Усадьба стояла справа от дороги, к ней вела аллея из тополей. Мы миновали большое стадо белых и серых пасущихся коров. То и дело попадались колодцы, несколько ветряных мельниц. Над нами нависало серое осеннее небо. Но воздух уже понемногу теплел.

Около девяти впереди показался Караншебеш, а через несколько минут мы уже достигли въезда в деревню. Лошади были покрыты пятнами свежей и несвежей грязно-белой пены и пота. Мы перешли на шаг. Дорога была широкой, что необычно для деревни, — шагов в сто пятьдесят. Рядовые бродили возле домов.

— Какой полк? — спросил я у капрала.

Он ответил, что здесь расквартированы тосканские уланы, а дальше — драгунский полк Марии-Изабеллы; еще одна бригада расположилась в соседнем Чепреге: полки драгун Германский Королевский и Графа фон Кейта.

— А командование? — спросил я.

— В особняке на другом конце деревни.

— Полки уже выступили? — спросил я.

Он сказал, что уланы выступают на марш, но на короткое время, так что пока они осматривают лошадей и проверяют оружие и вьюки, так как вскоре они должны будут уйти отсюда. Он бросил на меня странный взгляд, как до этого вахмистр в Эрменьеше.

— Вот как? — спросил я. — Когда?