Штандарт - Лернет-Холения Александр

— Возможно, — сказал я. — Но вам лучше поблагодарить того штабного офицера за скандал, а не меня. Я никак не ожидал, что столкнусь с таким ослом. И, наконец, не могли бы вы также сказать мне, почему вам пришлось решать, будет ли Реза встречаться со мной или нет.

Мордакс уже хотела было ответить мне что-то резкое, но Реза опередила ее:

— Причина — дружба, которая и побудила баронессу дать мне совет в этой ситуации. Я сама поступила бы точно так же, касайся дело ее. Баронесса здесь по моей просьбе.

— Но она бы могла и уйти, вопреки вашей просьбе.

Эта моя грубость была настолько ошеломляющей, что Мордакс не нашлась, что ответить. Последовала пауза, потому что Реза тоже ничего не сказала. Я пришел к выводу, что Мордакс была здесь не по воле Резы. Реза, казалось, успела понять, что нам нужно остаться наедине. Мои слова возымели действие. Мордакс покачала головой и, наконец, сказала:

— Вы действительно удивительно наглый человек!

— Послушайте, баронесса, — ответил я, — вы, должно быть, так хорошо воспитаны, что не можете понять, что иногда можно оставить девушку одну, если она хочет с кем-то поговорить. Это как раз такой случай. Вам действительно не нужно повсюду ее сопровождать. Мое уважение к ней так велико, что я не сомневаюсь в том, что она прекрасно знает, как ей должно вести себя. Или вы не согласны?

— Конечно! — воскликнула она. — Но я знаю и то, что вы не умеете себя вести!

— Баронесса, — ответил я, — вы говорите не как молодая подруга, а как старый каноник. Это же смешно!

Я подошел к дивану и встал напротив нее.

— Прошу вас, — сказал я. — Уверяю вас, что мы с Резой будем вести себя так же, как если бы вы оставались здесь. И мне очень неприятен тот факт, что вы нас контролируете. Пожалуйста, доставьте нам удовольствие и уйдите. Уверяю вас, что расстаюсь с вами с чувством сожаления. Не волнуйтесь. Реза вернется к вам через десять минут.

Сказав это, я сопроводил ее до двери. Она позволила себя проводить и, подойдя к двери, повернулась ко мне, пожала плечами и потянулась к ручке. Так, постояв немного, она сказала:

— Хорошо. Как хотите. Но Резе следует вас остерегаться.

Сказав это, она распахнула дверь и вышла. Я посмотрел ей вслед, затем повернулся к Резе и встретился с ней глазами. Она отвела взгляд. Я подошел к ней, взял за руки и поцеловал их:

— Я должен поблагодарить вас за то, — сказал я, — что вы простили мне мою назойливость, за сочувствие, которое вы проявили ко мне, за вашу доброту, с которой вы подарили мне эту встречу. Я действительно не смог бы уехать отсюда, если бы не увиделся с вами снова.

— Вам не нужно меня ни за что благодарить, — ответила она. — Мне жаль, что я стала причиной вашего перевода.

— Возможно, — сказал я, — это потому, что вы столь прекрасны, и я ничего не мог поделать, кроме как сразу подойти к вам. Возможно, вы чувствуете вину. Но я был бы счастлив взять на себя любые последствия, какими бы они ни были, только бы увидеть вас снова.

— Мне так жаль, — сказала она, и румянец залил ее лицо.

Я сжал ее руки.

— Не стоит так думать. Вам решать, встретимся мы снова или нет.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Украинские полки, — сказал я, — в которые я должен отбыть, больше не на Украине. Они сейчас в Банате, всего в нескольких часах езды отсюда. Вместо того, чтобы быть в сотнях часов от вас, я буду на расстоянии недолгой дневной поездки. Судьба, кажется дает нам шанс. Мы не должны его упустить, но принять то, что она предлагает нам по одной из своих прихотей. Фортуна не всегда бывает благосклонна.

Она подняла глаза. Если бы она могла тогда знать, что судьба желает не ее счастья, а нематериальной, но не менее болезненной гибели ее любви, она бы приказала мне немедленно уйти. Вместо этого она промолчала, и я продолжил:

— Полк, к которому я теперь приписан, находится в деревне под названием Караншебеш. Оттуда, если скакать быстро, меняя лошадей, вечером можно при быть в Белград, особенно сейчас, в длинные осенние ночи, остаться здесь ненадолго и вернуться обратно до рассвета. Если вы захотите меня видеть, мы можем встретиться завтра вечером.

— Нет, — быстро ответила она, — вы не должны этого делать! Вас отправили туда как раз для того, что бы мы больше не встретились. Подумайте, что вас ожидает, если вас снова здесь увидят.

— Меня не увидят, — сказал я. — Так же, как они не знают сейчас, что я все еще здесь, они и завтра не узнают.

— Но с вами может что-то случиться в дороге! Может случиться несчастье, или по какой-то другой причине вас задержат, и если вы не вернетесь утром… И вы не сможете так быстро добраться туда и обратно за одну ночь!

— Почему нет? У меня три лошади. Я отправлю одну в Белград днем с моим конюхом, и она будет ждать меня здесь. На второй я покину Караншебеш ночью, как только смогу уехать, и мое отсутствие не заметят. Я буду здесь около часа ночи. А ближе к трем я сяду на первую лошадь и до рассвета вернусь в Караншебеш. Лошадь, на которой я приеду, спокойным шагом вернется назад. Они легко выдерживают такое напряжение. Охотники часто скачут часами; и расстояние не такое уж большое. Днем мы идем преимущественно шагом или короткой рысью; а что может случиться со мной по дороге? Лошадь — это не машина, которая может сломаться. Конечно, она может захромать. Но если такое произойдет на пути сюда, то я попросту не доеду, а приеду уже следующей ночью. А если на обратном пути — мне придется смириться. Кроме того, лошади обычно не хромают во время галопа: если мышцы теплые, это значит, что хромота не выйдет наружу. Она проявляется только тогда, когда они какое-то время побудут в конюшне. Когда вы выводите их наружу, то замечаете, что что-то не так. Я очень люблю лошадей, но должен признаться, что ради вас я бы извел целый эскадрон. Вы понимаете меня?

Она молчала.

— Так что же? — спросил я, все еще держа ее руки в своих.

— Вы можете догадаться, — сказала она наконец, — что я тоже хочу увидеть вас снова. Но я не могу просить, чтобы вы отважились на такое ради меня.

— Можете или нет, — сказал я, — но я определенно отважусь. Даже если бы вы не хотели этого, я бы вновь и вновь пытался увидеть вас. Я обязательно вернусь в Белград завтра вечером. И если вы откажетесь видеть меня, вы тем самым не предотвратите опасность, в которой я окажусь, а создадите ее. Потому что если вы примите меня, то опасности нет. Здесь мы можем говорить друг с другом без того, чтобы нас заметили. Опасность возникнет, только если мне придется искать доступ к вам против вашей воли. Тогда я рискну разбудить всех здесь, в Конаке, пока не увижу вас. Было бы лучше, если бы мы встречались не здесь, а где-то в другом месте. Когда вы покидаете дворец, это не так заметно, как замечают меня, входящего сюда. Если позволите, я попрошу Багратиона предоставить нам его квартиру, чтобы мы могли там встретиться. Потому что в моей квартире завтра уже поселят кого-то другого…

— Нет, — воскликнула она, — это невозможно!

— Почему?

— Я не смогу отлучиться так надолго. Мордакс — моя подруга, но я убеждена, или, вернее, поэтому я убеждена, что она не позволит, чтобы я… отсюда куда-то ушла. Она определенно что-нибудь сделает. Я смогу… только здесь… и только на несколько минут… увидеться с вами.

Она сказала это, не глядя на меня. Я решил удовлетвориться этим обещанием. Мне показалось бестактным не заметить усилий, которые она делала над собой, принимая это решение.

— Спасибо вам, — сказал я. — Вы не представляете, насколько счастливым меня делаете. Завтра я снова буду здесь, около часа ночи. Меня беспокоит только, что ситуация может быть рискованной. Вдруг кто-нибудь в этом доме случайно…

— Надеюсь, что нет, — сказала она. — Спальня эрцгерцогини отделена от нашей только одной комнатой, но не стоит предполагать, что она войдет в нашу или в эту комнату ночью. Но, даже если бы это случилось… я бы что-нибудь придумала, чтобы вы… чтобы вас… не заметили… я бы взяла все на себя… Но теперь я буду все время думать о тех неприятностях, с которыми можете столкнуться вы…