Проклятие Гавайев - Хантер Томпсон

Капитан Стив смутился от описания того места, куда меня вез. Когда я нарисовал ему пару первоклассных пляжных домиков с выходом на черный мраморный бассейн и густую зеленую лужайку, скатывающуюся в безмятежную бухту, он печально покачал головой и сменил тему.

– Мы выйдем на серьезную рыбалку, – сказал он.

– Я ни одной рыбы в жизни не поймал, – признался я. – У меня не тот темперамент.

– В Коне обязательно поймаешь, – пообещал он, когда мы заворачивали за угол в центре Кайлуа, людном торговом квартале с голодранистым полуголым народом, снующим туда-сюда сквозь дорожное движение как песчаные крабы.

Мы уже передвигались ползком, пытаясь не задеть пешеходов, но, миновав таверну «Кона», попались блондинистому пузану с бутылками пива в каждой руке, который несся на нас с тротуара, крича:

– Ты – грязная сука! Шею сверну!

Он обрушился на машину на полной скорости, шмякнув мою руку о дверь. Он упал, а я попытался открыть дверь, чтобы вылезти и станцевать на нем, но травмированная клешня онемела. Двигать ею я не мог, даже пальцы не шевелились.

Я пребывал в шоке, когда мы остановились на красный, и заметил рой ослепительно прикинутых проституток, стоящих в тени бенгальской смоковницы на обочине. Внезапно в моем иллюминаторе выросла женщина, громогласно поливавшая помоями Капитана Стива. Она пыталась забраться внутрь и вцепиться в него, но моя рука отнялась, так что я не мог закрыть окно. Когда она полезла через меня, я схватил ее руку и вкрутил окурок ладонь. Включили зеленый, и Капитан Стив рванул прочь, оставив шлюху визжащей на коленях посреди перекрестка.

– Молодчина, – похвалил Капитан. – Этот парень раньше на меня работал. Первоклассный был механик.

– Что? Эта потаскуха?

– Это не потаскуха, а Боб из Хило, трансвестит бессовестный. Он на этом углу с остальными уродами каждый вечер ошивается. Они все трансвеститы.

Мне стало любопытно, не этим ли живописным маршрутом вез мистер Хим Ральфа с семьей. Я представил их дерущимися до потери пульса с оравой трансвеститов в эпицентре пробки и не врубающимися что к чему. Дикие шлюхи с грубыми размалеванными рожами рявкают низкими голосами, размахивают сумками с кайфом перед лицом Ральфа и требуют американских денег.

Мы застряли в этом гадюшнике минимум на месяц с арендной платой в 1000 долларов, половину из которых я заранее выдал мистеру Химу.

– Ситуация хреновая, – сказал Капитан Стив, когда мы набирали скорость, выезжая из города, – эти уроды захватили главный перекресток, а копы ничего не могут поделать.

Он неожиданно свернул, избегая ДТП с участием грушевидного бегуна трусцой.

– Боб из Хило выживает из ума всякий раз, как видит мою тачку. Я уволил его после того, как узнал, что он подрабатывает подстилкой, а он нанял адвоката и подал иск за моральный ущерб. Он хочет полмиллиона долларов.

– Боже! – сказал я, растирая пострадавшую руку. – Банда развратных полубаб, берущих на абордаж автотранспорт на главной улице.

– Ага. – завелся он. – Я сделал над собой не одно усилие в отношении Боба, но он стал слишком непонятно обращаться с клиентами. Как-то я пошел за лодкой утром с жуткого похмелья и обнаружил его спящим на ведерке со льдом с оранжевыми волосами и размазанной по всему лицу помадой. После операции он сделался по-настоящему разнузданным и странным. Начал помногу пить. Я никогда не знал, чего еще от него ждать. Однажды утром он показался в джинсах с вырезанной жопой, но я не сказал ему ни слова, пока мы не бросили якорь, и позволил насладиться победой. Однажды на борту у нас была семья японцев, и все они разом посходили с ума. Дедушка был известным рыбаком лет ста от роду, и родственники притащили его в Кону, чтобы он поймал своего последнего марлина. Я был в рубке, опять же полусонный и похмельный, когда услышал страшные крики из каюты. Мне показалось, Боба там убивают. Я спустился по лестнице с заряженным 45-ым, но получил по морде острогой от старухи ростом в метр с кепкой и вырубился. Когда я очухался, лодка наворачивала круги, а Боб матерился в аутригере. Из его спины торчали два крючка, а воду сильно разбавила кровь, но японцы не дали мне остановиться, чтобы затащить его на борт. Старик хотел застрелить Боба, и мне пришлось дать им 500 долларов налом, прежде чем они позволили подобрать его. Они пырнули его еще раза три-четыре по пути в порт.

Он усмехнулся.

– Это был мой худший опыт на море. Они сообщили обо мне в Береговую Охрану, и те едва не отобрали у меня лицензию. История попала на первую страницу газеты. Меня обвинили в попытке изнасилования, и пришлось отбиваться на открытом слушании.

Он опять засмеялся.

– Боже! Как такое объяснить – первый помощник капитана расхаживает по палубе с членом наголо!

Я промолчал. От услышанного мне стало не по себе. Куда мы приехали? Вопрос еще тот. А если Ральфу захочется порыбачить? Капитан Стив казался вменяемым, но его истории – жуть. Они противоречили большинству представлений о современном спортивном рыболовстве. Многие клиенты обедали одним лишь кокаином, сказал он; другие шизели после пива и лезли в драку, если не клевало. Если рыба не проявляла активность до полудня, капитана начинали прессовать. За пятьсот долларов в день клиенты хотели крупную рыбину, а если за день не клевало вообще, на закате, на обратном пути, разгорался мятеж.

– Никогда не знаешь заранее, – констатировал Стив, – бывали люди, хотевшие насадить меня на багор без видимой на то причины. Потому-то я и ношу 45-й. Бессмысленно звать копов, когда ты в 40 километрах от берега. Спасение утопающих дело рук сам знаешь кого.

Он глянул в сторону прибоя, задевая взглядом камни метрах в тридцати справа от нас. Там был океан, это я знал, но солнце село, и все, что мне посчастливилось рассмотреть – это мрак. Ближайшая к нам суша в этом направлении – Таити, в 2600 милях к югу.

Пошел дождь, и Капитан включил дворники. Все продвигались вперед бампер к бамперу. С обеих сторон шоссе обступали недостроенные жилые здания – новые кооперативные корпуса и сырые стройплощадки, развороченные бульдозерами и башенными кранами.

Обочину заполонили патлатые отморозки с досками для серфинга, не обращающие внимания на уличное движение. Капитан Стив начинал терять терпение, но успокоился тем, что мы почти у цели.

– Есть тут один запрятанный проезд, – пробрюзжал он, сбавляя скорость, чтобы посмотреть номера на жестяных почтовых ящиках.

– Быть того не может, – сказал я, – мне сказали, это вдали от узкой проселочной дороги.

Он захохотал, затем внезапно ударил по тормозам и указал сквозь узенькую щель в кустарнике за дорогой.

– Приехали, – сказал он, еще раз затормозив, чтобы не вписаться в зад авто мистера Хима, которое было припарковано у кучки дешевых лачуг метрах в 45 от шоссе. Рядом никого не было, а дождь зачастил.

Мы выгрузили багаж и затолкали в ближайшую лачугу, жалкую коробочку, в которой из мебели предлагались две койки и диван Армии Спасения. Раздвижные двери смотрели на море, как и обещалось, но мы боялись их открыть из-за гула прибоя. Здоровущие волны обрушивались прямо перед верандой. Белая пена колошматила по стеклу, и вода забегала в гостиную, где все стены кишели тараканами.

Шторм продолжался всю неделю: угрюмое солнце утром, дождь днем и страшный прибой ночью. Мы даже не могли купаться в бассейне, не говоря уже о подводном плавании. Капитан Стив приходил во все большее исступление от нашей неготовности зайти в воду или хотя приблизиться к ней. Мы совещались ежедневно по телефону, слушали метеорологические сводки и ждали у моря погоды.

Проблема, объяснял Стив, была в заморском шторме – возможно, циклон в Гуаме или что похуже к югу от Таити. В любом случае, мы не могли ни контролировать это, ни хотя бы установить местоположение. Но это что-то посылало по океану мощные буруны откуда-то издалека. Гавайи настолько заброшены в сердцевину, что даже слабый порыв ветра в проливе Малакки, в 5 километрах отсюда, может обратить 15-сантиметровую рябь на воде по достижении Коны в 5-метровую волну. Нет другого такого места на планете, где люди терпели бы столько прихотей чужой погоды.

Побережье Коны расположено на одной из сторон Большого Острова. Выдающиеся бугры двух 4-километровых вулканов предохраняют побережье от преимущественно северных ветров. Все восточное побережье – это шершавые пустыри с папоротником и черной галькой, овеваемые теми же арктическими ветрами, благодаря которым северное побережье Оаху считается раем для серферов.

Но та же волна, что подхватывает доску, может легко подхватить и лодку и отправить ее к пляжу на бешеной скорости. Никто из тех, кому довелось так проветриться и выжить, не желает этого повторять.

– Вырулить оттуда невозможно, – сообщил мне Капитан Стив, – если попробуешь вести лодку прямо, тебя размажет по скалам, как сырое яйцо, а если решишь повернуть, волна поднимет судно и закрутит волчком. Так или иначе, ты обречен.