Маленький человек - Пётр Пигаревский

стоны. Миша ринулся в ту сторону, однако, услышав за кустами грубые голоса, резко остановился.

— Где деньги, сука? Куда ты их дел? Если не скажешь, сейчас зубы выбьем и пальцы на руках и ногах переломаем!

Мишке все стало ясно: работают подельники Витька. В поисках выхода он на мгновение задумался, но только на мгновение, а после заорал не своим голосом:

— Атас! Менты! Атас!

Верно говорит его мама: «Хитрость сильнее силы».

Расчет на уголовное прошлое дружков Витька сработал четко. Только услышав слово «менты», они, ломая кусты и не разбирая дороги, бросились в разные стороны.

Миша подошел к Алексею. Тот, раскинув руки, лежал на спине на сырой земле, которая в этом углу двора не просыхала даже летом. Его лицо было все в синяках и ссадинах, он не мог даже приподняться и тихо постанывал.

— Алексей Алексеевич, очнитесь, они убежали.

Алексей приоткрыл опухший глаз.

— Тебе удалось сделать, как мы договаривались? Ты раздал деньги?

— Не волнуйтесь, все в ажуре.

— А эти негодяи ничего не заметили, они не отнимут деньги у твоего Матвея Владимировича?

— Не, не у кого отнимать.

— Как это? — Алексей встревожился и приподнялся на локте.

— Как только я отдал им деньги и все объяснил, оба тут же исчезли, словно испарились, я даже заметить не успел.

Несмотря на боль, Алексей невольно улыбнулся.

— Молодцы шахматисты.

— Алексей Алексеевич, вы можете подняться? Нам надо срочно сматывать удочки. Когда они поймут, что никакой милиции нет, то вернутся, и тогда нас уже ничто не спасет.

Алексей, болезненно морщась, начал приподниматься. Держась за стенку и плечо Миши, он наконец выпрямился и попробовал сделать несколько неуверенных шагов.

— Фу, черт, кажется, цел! Кости вроде не сломали, — в его голосе сквозило явное облегчение.

— Они вас что, ногами били?

— А как же без этого? — махнул рукой Алексей.

Весь вид и одежда потерпевшего являли собой самое жалкое зрелище. Поймав на себе озабоченный взгляд мальчика, Алексей сокрушенно покачал головой.

— Как же мне теперь добраться до дома? В таком виде меня даже в метро не пустят.

— Дядя Леша, у меня есть идея. Отмыться и привести себя в порядок вы сможете либо у меня дома, либо во Дворце пионеров. Идемте, идемте отсюда быстрее.

— Первый вариант исключается — мы не будем доводить твою маму до инфаркта, а второй тоже плох — кто же пустит во Дворец опустившегося, избитого бомжа?

Быстро ковыляя, они отошли довольно далеко от злополучного места. Миша вдруг неожиданно изо всей силы сжал руку Алексея.

— Алексей Алексеевич, я не верю вам, вы не шахматист, вы фокусник, а может быть, вы даже жулик хуже них!

Алексей остановился и с интересом взглянул на мальчишку. Эти слова могли сойти за шутку, если бы не дрожащие губы Миши — он почти плакал.

На Невском проспекте странную пару широким потоком обтекала река людей. Некоторые обращали на них внимание и с сожалением думали: «Несчастный мальчишка, достался ему в отцы долговязый бомж-алкаш».

— Погоди, Миша, обвинение серьезное. Давай разберемся: если я не шахматист, то кто же, и как я смог обыграть кандидата в мастера? И каким образом я жульничал и ради чего?

— Не знаю, не знаю, но так, как играли вы, так нельзя играть, так никто в мире не играет!

— Что значит «нельзя играть»? Я где-нибудь нарушил правила, или украл фигуру с доски у соперника?

— Вы не понимаете! До такой комбинации, которую вы осуществили, не мог додуматься нормальный человек, даже гений, это выше человеческого разумения! Вот я и подумал, что это просто фокус, трюк или гипноз.

Алексей расхохотался.

— Ну, во-первых, молодой человек, Алехин и не такие комбинации проводил, похлеще будет. Ты вот говорил, что все деньги на книжки тратишь, — шахматные поди, я угадал? Угадал… А триста избранных партий Алехина с его комментариями в твоей библиотеке имеются? Нет… Плохо, брат, вот когда прочтешь эту книгу, поймешь, о чем я говорю.

— Но если это так, — Миша по-прежнему с недоверием смотрел на повеселевшего Алексея, — то вы сможете вновь показать и объяснить мне эту комбинацию на шахматной доске.

— Безусловно, от первого до последнего хода.

— Но мы же больше не увидимся. В сад вам пока приходить нельзя…

— Это точно, — Алексей усмехнулся, — пока не стоит.

— Дядя Леша, уходим отсюда, смотрите, навстречу нам движутся два милиционера, скорее!

Алексей сам не заметил, как Миша за рукав притащил его к входу во Дворец пионеров.

— Вы приведете себя здесь в порядок, умоетесь, я вам все покажу. — Миша сделал паузу и добавил с затаенной надеждой в голосе: — И потом объясните комбинацию.

Алексей положил свою испачканную руку на голову парнишке и кивнул головой. От последнего предложения он отказаться не мог. В возрасте Миши его съедало бы такое же желание — докопаться до шахматной истины. Он понимал его и бесконечно ему симпатизировал.

Как им удалось миновать охрану, одному Богу известно. Миша плел про каких-то консультантов, про какие-то родственные связи с Алексеем. Охранник ничему не поверил, но разрешил зайти ненадолго в шахматную секцию, после того как Алексей оставил ему свой паспорт. От реплики постовой, однако, не удержался:

— Миша, пускаю в первый и последний раз, и то только потому, что хорошо тебя знаю. Бомжам, между прочим, не место в шахматной секции, им место — на помойке.

— Да не бомж он, а шахматист!

— Ага, ты эти байки своей бабушке рассказывай.

Когда они добрались до шахматной секции, у Алексея затуманились глаза. Несмотря на сделанный ремонт, он узнавал здесь каждый закуток. Он делал вид, что слушает Мишу, а сам с наслаждением вдыхал запах бесчисленных шахматных досок и массивных деревянных столов, сохранившихся еще с тех далеких времен. Он взял короля и крепко сжал в ладони. Его целиком захлестнули воспоминания.

Очнулся он, когда почувствовал, что кто-то теребит его руку. Напротив него сидел Миша. Его доверчивые глаза горели нетерпением.

— Алексей Алексеевич, вот я расставил позицию, после чего последовала ваша дикая жертва ладьи. Все правильно?

Алексей тряхнул головой и посмотрел на доску.

— Молодец, все верно запомнил. А теперь смотри.

И в следующие минуты перед глазами Миши начало вершиться волшебство. В руках Алексея фигуры действительно оживали. Они могли горевать и радоваться, смеяться и плакать, а главное — думать и принимать решения, от которых захватывало дух. Алексей объяснял сложнейшие положения теории таким простым языком, что Мише сразу становилось все понятным. Неясным было только одно: как он сам не мог додуматься до такой пустяковины. Наконец был сделан последний ход.

— Теперь ты понял, почему