Амурские версты - Николай Наволочкин

Долго сидел он возле Пешкова, ждал, может, отпустит старика хвороба и узнает он своего товарища по дальнему походу, да так и не дождался. Метался казак в жару, просил пить, а то затихал и хрипло дышал.

Кажется, не успел солдат как следует заснуть, как проиграли подъем. Голос трубы подхватила другая, на аргуньском берегу, и ожил лагерь. Солнце уже повисло над Амуром, спокойное, будто умытое и оттого не жаркое. Чуть-чуть туманились дальние амурские берега и плесы, кружились над ними подкрашенные розово восходящим солнцем длинноногие цапли. Пока плескались в ледяной шилкинской воде солдаты, пока завтракали, солнце подсушило росу и само успело подняться, разогнав дымку над Амуром. И тут часовые заметили караван судов, спускавшийся по Шилке. Видно, это был не простой караван, потому что сигнальщики проиграли незнакомый даже старому солдату Кузьме сигнал.

Впереди каравана шли два гребных четырехвесельных катера с небольшими домиками на палубе и пушками на носу, над каждым из них плескался флаг. За ними — большая баржа, тоже с домиком, потом простые баржи, две гребные канонерские лодки тоже с пушками, снова баржи и плоты.

Засуетился потревоженным муравейником весь лагерь. От Усть-Стрелки к шилкинскому берегу скакали конные. Вдоль берега у своих барж выстраивались линейные солдаты 13-го и 14-го Сибирских, батальонов.

На палубе переднего катера, у мачты с адмиральским флагом, стоял невысокий сухощавый человек в генеральских эполетах на шинели, небрежно наброшенной на плечи. Он, чуть откинувшись назад, вытягивал шею, оглядывая суда и шеренги солдат. Рыжеватые усы его при этом вздрагивали, будто генерал про себя считал суда. Это был и царь, и бог всей восточной окраины России, генерал-губернатор Восточной Сибири и командующий войсками, в ней расположенными, генерал-лейтенант Муравьев. Вот катер его поравнялся с первыми баржами линейцев, генерал, придерживая левой рукой борт шинели, вскинул правую и крикнул:

— Здорово, ребята!

Солдаты зычно ответили ему свое: «Здравия желаем!»

— Хорошо плывете! — снова крикнул генерал. — Благодарю за службу!

— Рады стараться! — ответили линейцы.

Катер генерала пристал к берегу в прогалине, разделявшей баржи 13-го и 14-го батальонов. Только успели солдаты сбросить сходни, как Муравьев сбежал на берег и, не ожидая, когда пристанут другие суда с его свитой и охраной, катер с посланником графом Путятиным, не ожидая, когда сойдут сопровождавшие его офицеры, быстрым шагом направился к Усть-Стрелке, на ходу бросив:

— Господа офицеры, ко мне!

Мягко осадила возле генерала двуконная бричка, прискакавшая из станицы, но генерал будто не замечал поданных ему лошадей. Не останавливаясь и не оборачиваясь, он отдавал распоряжения:

— Поручик Венюков, потрудитесь измерить буссолью ширину Амура, лотом промерьте глубину фарватера. Через два часа я вернусь, доложите.

Большелобый, щеголеватый поручик, откозыряв, тут же отстал.

— Майор Языков, третья рота вашего батальона разбила у реки Часовой плот. Если не подымут со дна потопленное снаряжение, командира роты разжаловать в унтер-офицеры.

Майор Языков, командир 14-го линейного батальона, крякнул от неожиданности и пробормотал:

— Слушаюсь.

А генерал торопливо шагал дальше. Рядом со свитой подпрыгивала на неровностях луга присланная за ним повозка.

— Капитан Дьяченко, это вы распорядились поставить на четвертую роту подпоручика Козловского?

— Некого больше, ваше высокопревосходительство, — стал оправдываться Дьяченко, решив, что генерал сейчас обрушит гнев на голову юного подпоручика и на него самого в том числе.

— Дельный будет офицер. Он воспользовался подъемом воды и уже обогнал третью вашу роту, что до сих пор ждет казаков в Горбице. Часа через два четвертая рота будет здесь. Распорядитесь по прибытии выдать всем нижним чинам роты по чарке водки, за счет отставшей роты. Прикажите также подпоручику Козловскому задержать плоты здесь, до сбора казаков Усть-Стрелочной сотни, предназначенных к переселению. Вы же с двумя ротами пойдете со мной к устью Зеи. Можете быть свободны… Это что за лошади? — без перехода закричал генерал, тыча пальцем в бричку, как будто только что ее заметил.

— За вами присланы, ваше высокопревосходительство. Я распорядился. Из собственного табуна, — доложил войсковой старшина Хильковский.

— Ну так распорядитесь их немедленно убрать. Немедленно! — остановившись, так что на него чуть не налетел грузный Хильковский, крикнул Муравьев.

— Погоняй! — заорал Хильковский.

Лошади рванули в сторону от дороги, и пустая бричка покатила к станице.

Дьяченко, облегченно вздохнув, побежал к своему батальону. Гроза, которую он ожидал, на этот раз миновала.

Солдаты, пользуясь свободным часом, занимались делами, для которых не найдешь времени в дороге. Один подбивал отставшую подошву, другой пришивал пуговицы. Кузьма Сидоров выстирал портянки и сушил их у костра. Унтер-офицер Ряба-Кобыла точил о камень нож, собирался побриться. Кто перекладывал веши в ранце, кто чистил ружье. Только Игнат Тюменцев сидел на барже, свесив за борт ноги, и тренькал на балалайке.

Увидев командира батальона, Ряба-Кобыла гаркнул на Игната, и того как ветром сдуло с борта.

В девять часов утра показались наконец плоты четвертой роты. Дьяченко выслал им навстречу лодку с приказом причаливать к левому берегу, так как правый весь был занят, а к себе вызвал командира роты подпоручика Козловского.

— Повезло, — весело докладывал Козловский, — вода вдруг стала подниматься, и мы марш-марш вперед! Шли почти без остановок, день и ночь.

Лицо его осунулось за дорогу, глаза запали, но он был возбужден.

— А эта Шилка, господа, эти горы, леса, это стремительное течение — все так удивительно. Вы видели, наверно, как цвел багульник! Сопка за сопкой, и все розовые. Даже вода кажется розовой. А теперь вот зацвела черемуха. И надо же, местами лежит снег белыми пластами. Что там Ориноко или Рио-Негро, о которых так восторженно пишет Гумбольдт! Разве там подобное увидишь!

— Как нижние чины, все здоровы? — остановил офицера Дьяченко, невольно любуясь его юношеской восторженностью.

— Все, как один, господин капитан. Они так и отвечают, когда я с ними здороваюсь. Мы сегодня плывем дальше?

— Нет, вам придется задержаться, — разочаровал Козловского командир батальона и передал ему распоряжение генерала.

— Ах, жаль, — искренне огорчился подпоручик. — Так хочется на Амур. Хотя бы взглянуть на Восточный океан. Это же дорога в Америку, в Австралию, в Японию!

К беседующим офицерам подошел поручик Венюков. Он, видимо, слышал последние слова Козловского.

— Поразительно, господа, — сказал он, — сколько легенд наплели об Амуре. В Петербурге долго утверждали, что устье реки теряется в песках, и лишь недавно исследования Невельского опровергли это. Мы собираемся сплавляться по Амуру четвертый раз, а мне еще этой зимой твердили в Иркутске, что все амурские экспедиции — фарс, что Амур — дрянная болотистая река, в которой местами всего на три фута воды. И вот я только что произвел промеры. Глубина по фарватеру достигает четырех сажен. А ширина около двухсот саженей, и это у истоков!

— Что же вы ответили в Иркутске? — поинтересовался Дьяченко.

— Ну, ответить тогда я ничего не мог. Во-первых, потому что сам еще не видел Амура, а во-вторых, говоривший это был мой непосредственный начальник.

— Ну, если так, — улыбнулся Дьяченко, — то все ясно.

От Усть-Стрелки показалась толпа. Впереди ее трусили конные казаки, за ними, на этот раз на бричке, ехал генерал-губернатор.

— Готовься отваливать! — скомандовал Дьяченко, а сам с Венюковым, Козловским и юнкером Михневым, временно командовавшим второй ротой, направился навстречу генералу.

Уже через несколько минут они получили приказ о порядке следования по Амуру. Первыми отправлялись передовые отряды 14-го и 13-го батальонов и генеральский катер, за ними следовали суда с посланником и его свитой, далее плоты с имуществом 14-го батальона, артиллерией, и, наконец, в последующие дни отправятся переселенцы с их имуществом и скотом.

Прибыл в 13-й батальон и числившийся в нем командиром второй роты подпоручик Прещепенко. Это он вел в прошлом году баржу с мукой, да, сев на мель, там и зазимовал. В Усть-Стрелку он добрался всего несколько часов назад и сразу же был направлен генерал-губернатором в распоряжение Дьяченко.

— Ах, господа, вы даже не знаете, как я вам завидую, — сокрушался Козловский. — Вы поплывете подобно аргонавтам, а я остаюсь.

— Ну, чему вы завидуете, — перебил его Прещепенко. — Эка невидаль — Амур. Эх, а я рассчитывал задержаться в этой станице. Здесь, говорят, недурные казачки. Однако не повезло.