Червь-2 - Антон Лагутин

Блядь!

Пиздец!

Меня кинули! Суки!

Я поднимаю глаза на мужика, смотрящего на меня как на говно, и говорю:

— Он украл у меня деньги!

— Тот пацан? — он ухмыльнулся, посмеялся. — Как этот ребёнок мог у тебя что-то украсть?

Я хотел объяснить ему на пальцах, как этот мелкий прохиндей залез ко мне в карман, но потом понял, что это был просто сарказм. Эта красивая «золушка» просто издевалась надо мной, стоя на своём подиуме!

— У тебя нечего брать! — продолжает он. — Вали отсюда нахер!

Он отлипает от перил. Разворачивается. И медленно плывёт к распахнутым дверям, за которыми я слышу вопли веселящегося народа.

Ну уж нет, я так просто этого не оставлю!

— Педрила, — кричу я ему в спину, — твой грязный сынок ворует у прохожих деньги! Тебе со своим дружком, который долбит тебя в зад, надо задуматься о воспитании ребёнка. Иначе вырастет такой же хуесос, как и ты.

Тишина.

Специально тянет паузу? Или не понял ни единого моего слова?

Он повернулся, посмотрел на меня. Сквозь зубы крикнул:

— Вали отсюда!

— Уйду, но только после того, как вы вернёте мне мои деньги.

Кожа на его груди блестит в свете огня, падающего с крыши дома напротив. Мужик шмыгнул носом, снова закинул волосы за ухо. Ему не хватала зеркальца, в которое он смотрел бы на себя с наслаждением. Он повернул голову в сторону дверей и с кем-то перекинулся парой слов. С кем — мне не видно. Затем, расплывшись в широкой улыбке, стал нагло на меня пялиться.

Ну вот, дело сделано. Скорее всего, сейчас кто-то выйдет и вернёт мне мою монетку.

— И еще, — говорю я, — мне бы сверху накинуть, за беготню, отнявшую у меня кучу времени.

Он ничего не ответил.

Дверь широко отворилась. Наружу вышел огромный лысый амбал в толстой кожаной жилетке без рукавов, под которой с трудом умещалось килограмм сто двадцать жира. Скрипя кожаными штанами как байкер, он двинул в мою сторону.

— Приятель, — говорю я, — ты захватил сверху пару монет? Мне причитается!

Встав возле меня, он улыбнулся и резко замахнулся пухлой рукой.

Я не знаю каким чудом, но я увернулся. Кулак размером с кирпич просвистел над моей головой, обдав меня запахом пота. Я сделал шаг назад. Отпрыгнул в сторону и снова увернулся, услышав скрип кожи на его жирной заднице.

Ну всё, понеслась пизда по кочкам! Амбала не остановить! И меня!

Еще удар и я снова избегаю точного попадания в висок, ловким прыжком в бок.

Отплясывать тут, возле входа в каменный дом, я бы мог до утра, но ступни ног болят невыносимо. Времени у меня мало. Надо действовать! Жёстко!

Я прыгнул вперёд, проскочив под волосатой подмышкой бугая и с силой врезал ему по жирной шее. Мой кулак погрузился в мягкую кожу, не нанеся никакого вреда. Я еще врезал, целясь в затылок. Попал. И почувствовал такую боль, словно по костяшкам врезали молотком. Бетонная башка и женские руки — вещи не совместимые.

Кулак не сжимается. И всё, на что я сейчас способен — отвесить этой жирной туше смачную пощёчину! Но я не успел…

Амбал резко развернулся. Моя ошибка заключалась в том, что я стоял слишком близком. Сам того не ожидая, он врезал мне в плечо своим локтем, да с такой силой, что я отлетел. Потерял равновесие и начал падать. Я попытался смягчить падение выставив перед собой руки, но ладони скользнули по чему-то тёплому, и разъехались в разные стороны. Со всей дури я приложился лицом во что-то тёплое.

И это оказалось…

И это оказалось…

ДЕРЬМО! Вонючее собачье дерьмо!

Сквозь вонь, окутавшее моё сознание, я слышу, как ржёт на всю улицу длинноволосый хер. Ржёт надо мной и амбал, накрыв меня тенью своего пуза. Они смеются так громко и заливисто, что мне хочется медленно отрезать им языки, выдавить глаза, и всё это запихнуть им в кишки, а потом наблюдать, как они, сидя на корточках, буду пытаться высрать из себя ту малую часть самих себя, что позволяла им вести полноценный жизни.

Соскоблив пальцами с лица куски говна, я встаю на ноги, поднимаю глаза. Смотрю на балкон и вижу, как длинноволосый педик тычет в меня пальцем и сквозь слёзы смеха произносит:

— Ну и тупая же ты корова, — он смеётся согнувшись пополам. — Тебе сказали: вали отсюда!

Окружающее меня говно в кишках вдруг закипело. Закипела кровь в жилах. Закипели мои глаза. Заскрипели зубы. Кулаки я сжал с такой силой, что улица наполнилась хрустом костей.

— Ублюдок! УБЛЮДОК! УБЛЮДОК! Я УБЬЮ ТЕБЯ, СУКА!

Я быстро разворачиваюсь лицом к хохочущему амбалу, заношу кулак и бью. Не знаю, что было раньше, но в ту же секунду моё лицо ощутило прилив острой боли, отправившей меня в нокаут. Последнее, что я видел — быстро приближающиеся дорожные камни и блестящий кровавый след, похожий на мою ступню.

Сознание отключилось, оставив меня в теплых кишках наедине со своей злостью. Злостью, закрывшей мой разум от здравого смысла. Злостью, закрывшей мой разум от прекрасных идей. Закрывшей мой разум от человечности, сдерживающей моего внутреннего зверя. Раньше мне помогали таблетки. Теперь я в помощи не нуждаюсь.

Самое страшное, что последствия меня не волновали. Я даже не задумывался, что со мной может случиться, а могло случиться всё, что угодно: амбал мог целиться мне в сердце острым ножом. Или утопить меня в бочке. Или разрезать на куски, а потом скормить голодным дворнягам.

Гнев — всё, что сейчас меня волновало. Или я дам ему выйти наружу, или он сожрёт меня изнутри! Если бы у меня были лапы с острыми когтями как у собаки, я начал бы скрести стенки кишок, а будь у меня кулаки как у боксёра — я бы отмудохал кишки в кашу, и быть может это смогло бы меня успокоить. Чуть-чуть. Но у меня нет даже ног! Но есть голова, рот и порция свежей пищи. Видимо, когда тело Инги падало на каменную дорожку переулка, желудок скрутило, тем самым выдавив в кишки немного пищи. Воспользуемся подарком!

Еще тогда, когда патлатый отправил в нокаут бедного Отто, я сумел быстро привести тело пацана в чувство. Не вижу никаких препятствий опробовать проверенный способ и на Инге. И мне приятно, и делу хорошо.

Обвившись своим длинным, скользким и тонким телом вокруг