Познать себя в бою - Александр Покрышкин

Штурмовые удары всей эскадрильи по наступающему противнику оправдали себя и в новых боях. День прошел напряженно, среди пулеметных и пушечных трасс, разрывов снарядов. В этой «пляске смерти» (так летчики называли штурмовки под сильным огнем) каждый мог в любой момент погибнуть. Но бойцы смело и мужественно разили врага.

В один из вылетов зенитный снаряд разорвался в самолете Довбни. Летчику удалось выброситься из горящего «мига». Мы видели, что приземлился он на парашюте там, куда сбросил бомбы. Трудно было определить, живым ли достиг Довбня земли…

Уже вечером, выполнив последний вылет на штурмовку противника, прорывающегося к Бельцам, эскадрилья должна была, заправившись горючим и боеприпасами, перелететь на ночевку в Маяки. Я решил использовать эту возможность, зайти за Бельцы и поискать там вражеские самолеты или проштурмовать цели на земле. Это решение встретило полное одобрение у летчиков.

Прежде всего отправили в Маяки самолеты, получившие повреждения в сегодняшних боях. А потом уже пятеркой взяли курс на Бельцы, Я в паре с Лукашевичем летел на высоте тысяча метров, а звено во главе с Дьяченко – триста метров выше нас. Заходящее солнце, дым от горевших сел, пыль и гарь мешали искать цели в воздухе и на земле. И все же на проселочной дороге обнаружили небольшую колонну автомашин. Она шла в сторону Бельцы. Дав команду группе эволюциями самолета, крутым снижением пошел на цель.

На высоте около шестисот метров заметил на светлом фоне неба выше нас немецкого разведчика и корректировщика «Хеншель-126». Сразу же сообразил, что он был под нами. Мы его не заметили на темном фоне земли. Сейчас он выше и его экипаж не видит нас. Это надо использовать. Уж очень заманчивая и важная цель. Наверняка идет с данными о наших войсках. Зная о высокой маневренности «хеншеля», о том, что он может запросто ускользнуть от скоростного истребителя, я решаю снизу подкрасться к нему, маскируясь фоном земли.

Маневр удался полностью. Экипаж вражеского разведчика не заметил атакующего «мига». Подойдя к «хеншелю» метров на семьдесят, открываю огонь. Сумеречное небо прочертили яркие огненные трассы. Они прошили снизу фюзеляж и мотор разведчика. Мимо меня пролетели какие-то белые листы. Что это? Но тут же сообразил, что это куски дюраля. «Хеншель» свалился в крутую спираль и, оставляя за собой длинный шлейф черного дыма, стал падать к земле.

После атаки внимательно осмотрелся. В воздухе вражеских самолетов не было. Решаю проследить за падением разведчика. На этот раз наблюдение за «хеншелем» оказалось не напрасным. У самой земли он вышел из спирали и с дымом за хвостом потянул на запад.

Хитрый, гад! Пытается уйти! Не выйдет! бросаю «миг» в пикирование и догоняю «хеншеля». Вокруг меня проносятся трассы от зенитных пулеметов. Это снизу пытаются помочь своему…

Самолет противника в моем прицеле. И тут вдруг что-то ударило по моему самолету, обожгло мне подбородок. Вихри воздушной струи разбрызгали по плексигласу фонаря кровь. «Видимо, меня атаковали «мессершмитты», – подумал я и быстро глянул назад. Там, за мной, Лукашевич. Значит, попала зенитка.

Преследование фашистского разведчика не прекращаю. Догоняю «хеншеля» и прошиваю его очередью из БС и «шкасов». Вскоре вижу, как он врезался в землю и, перевернувшись, взорвался. Направляю «миг» в набор высоты левым боевым разворотом. Но что это? С юго-запада, навстречу мне и выше метров на сто подходит другой «Хеншель-126». Видимо, идет на смену тому, который уже догорает на земле. Он летит спокойно, не замечая нашу пару.

Решаю повторить маневр. Тоже маскируясь темным фоном земли, подкрадываюсь к нему под «живот» и очередью из всего оружия расстреливаю его. «Хеншель» тут же свалился в штопор. Нет! Не обманешь! Первый уже пытался уйти! Не вышло!

Энергичным переворотом ввожу «миг» в вертикальное пикирование и пытаюсь поймать в перекрестие прицела штопорящего «хеншеля». И тут вижу… как стремительно налезает на меня земля. Мгновенно делаю рывок на себя ручки управления, и от огромной перегрузки резко выходящего из пикирования «мига», теряю сознание… Очнулся, когда самолет у самой земли успел выйти в горизонтальный полет. Ухожу вверх правым боевым разворотом и ищу атакованный самолет врага. Увидел его горящим на земле. В это же время обнаружил, что надо мной нет сдвижной части фонаря кабины. В лицо бьет встречная струя воздуха. Тут я понял, какая была огромная перегрузка на выходе из пикирования. Сорвало сдвижную часть фонаря. Как я сам выдержал?

Принимаю решение: на поврежденном самолете штурмовой удар по наземной цели не наносить и уходить в Маяки.

После заруливания на стоянку самолета ко мне подбежал Вахненко. Он с тревогой уставился на меня.

– Что с вами? У вас все лицо в крови.

– Ничего страшного. Пуля зацепила за подбородок. Машине вот здорово досталось. Работы хватит на всю ночь, – ответил я ему, с трудом вылезая из кабины.

Вскоре у моего «мига» собрались летчики эскадрильи, подъехала санитарная машина.

– Поедем в санчасть, – потребовал врач.

– Не мешай, доктор. Дай нам поговорить о бое. Вытри, пожалуйста, кровь с лица.

Кратко поделились впечатлениями о боевом вылете. А Вахненко в это время внимательно осмотрел самолет, парашют. Потом подошел ко мне, выждал паузу в нашей беседе.

– Ну, товарищ командир, вы в рубашке родились! Жить до конца войны после такого случая!

– О чем ты?

– Посмотрите только, как вас пуля обошла! Вы оказались в вершине узкого треугольника полета пули, и от гибели вас спасли какие-то миллиметры, – говорил техник.

– Что ты говоришь? Интересно.

И точно. Пуля оказалась «доброй». Войдя в правый борт кабины и зацепив на спине плечевые лямки парашюта, ударила в ролик сдвижной части фонаря на левом борту, рикошетом ушла снова направо, зацепив подбородок и повредив фонарь. Да!.. Миллиметры спасли жизнь…

Доложив командиру полка о результатах боевого дня и последнего вылета, вновь проанализировал ход боя с «хеншелями». Меня всего передернуло, когда детально восстановил атаку на пикировании. Она едва не привела к столкновению с землей. Вывод четкий: прежде чем идти в атаку, надо хорошо оценить обстановку. Торопливость в бою опасна, она ничего не имеет общего с энергичными, решительными действиями. Вот так, на горьком опыте, родилось еще одно правило ведения боя. А спасла меня от гибели только высокая физическая подготовка, способность переносить большие перегрузки. Так шаг за шагом познавались и осваивались особенности ведения боя, приходил опыт, формировались качества, необходимые настоящему бойцу.

Утро спутало все наши боевые планы. Пришли с севера холодные воздушные массы. Они накрыли туманом аэродромы дивизии. Вылетать было нельзя. Летчики, прибывшие на аэродром с рассветом, сразу же завалились на чехлы под крыльями самолетов. Короткие ночи первых чисел июля не позволяли хорошо отдохнуть. Сон к тому же был не только коротким, но и тревожным. Летчики во время сна что-то выкрикивали, вновь переживая боевые события минувшего дня. После такого сна, с раннего рассвета до наступления темноты – воздушные бои, штурмовые действия, другая боевая работа.

Туман вскоре освободил летное поле. Командир полка сразу же выслал на разведку погоды летчика Дубинина. Это было разумное решение. Метеослужба не дает данных, а ведь погода сейчас для нас – главное.

Сразу после взлета И-16 исчез в тумане. Звук его мотора постепенно затих. Надо было ждать возвращения Дубинина. Я пошел вдоль стоянки, чтобы поговорить с техническим составом. Не так уж часто выдается время на это.

С инженером Копыловым мы еще раз обговорили, какие работы надо провести на самолетах в ближайшее время, как пополнить запасы, так необходимые в боевых условиях, где разжиться инструментом. Побеседовал с вооруженцами, некоторыми техниками.

Вижу, под крылом самолета Дьяченко собрались почти все летчики эскадрильи. Раздавался смех. Я подошел к ним.

– О чем вы тут спорите? Почему не спите?

– Да вот Дьяченко сравнивает наши штурмовки с выступлениями гимнастов под куполом цирка, – пояснил Лукашевич. – Ну и заспорили.

– А что, товарищ командир, схожего много. Мы при штурмовке крутимся над противником и рискуем собой, как гимнасты при выступлении без страховки. Захватывающий момент: объявляется «смертельно опасный номер под куполом цирка»! Дробь барабанов, и все, затаив дыхание, ждут. Гимнасты иногда срываются с трапеции…

– Кончайте банчок! Пока еще есть время, поспите, – строго сказал я и пошел дальше по стоянке.

Шел и думал: может быть, такие разговоры отвлекают летчиков от тяжелых мыслей, служат своеобразной разрядкой. Они честно выполняют свой долг. Каждый из них безраздельно верит в нашу победу, делает все, чтобы приблизить этот светлый день.

Прошло два часа, а Дубинина все не было. Ждать уже бесполезно. Можно лишь надеяться на то, что он сел где-нибудь вынужденно из-за выработки горючего или отказа мотора. О том, что на самом деле произошло с Дубининым, нам стало известно лишь через несколько дней. А случилось следующее…