Тайная жизнь Дилана Бладлесса - Маргарита Петрюкова

– Завязывай с клонопином, Дилан, – говорит он. – Скоро в зеркале себя узнавать перестанешь.

Многих моих поклонниц и журналистов интересует вопрос, есть ли у меня подруга. Я не бегу в интервью от этой темы, как некоторые мои коллеги. Если она есть, я говорю – да, у меня есть девушка, любимая.

Но её нет. Уже больше года. Я бросил её, хотя серьёзно задумывался о нашей свадьбе. А всё потому, что понял – я её никогда не любил.

Мою девушку звали Райна. Она была моделью. Наши совместные фотографии часто мелькали в прессе, что неудивительно, когда медийные личности заводят роман. Поклонницы Children of Pestilence обсуждали на форумах, поженимся ли мы, и, порвав с ней, я их немало порадовал. Друзья и знакомые были в шоке, когда узнали, что мы расстались, Райна много плакала. Я читал в новостях, как перед некоторыми показами на неё накладывали тонны макияжа, чтобы скрыть красные круги под глазами. Наверное, меня должны были мучить угрызения совести, но вместо этого у меня родилась идея для одного из наших видео, где все модели выходят на подиум в слезах. Актрисам для этого приходилось капать в глаза глицерин. Я остался доволен результатом, видео получилось именно таким, как я его себе представлял: тяжёлым, эмоциональным и даже немного гротескным. Основной моей идеей было показать, как отвратителен и страшен мир моды, на который я достаточно посмотрел изнутри, чтобы делать подобные выводы. Я ни в коем случае не пытался задеть чувства Райны, но после выхода клипа в ротацию, она прислала мне сообщение, в котором обозвала меня гнусным, циничным типом. Больше я о ней не слышал.

Итак, как я понял, что не люблю эту девушку? За то время, что мы были вместе, ей не удалось ни на что меня вдохновить. У неё были красивые голубые глаза, светлые волосы, гладкая кожа, правильные черты лица, не искажённые пластикой или ботоксом. Она всегда была ухожена и аккуратно одета. Я упомянул шикарную фигуру? Да, у Райны было отличное тело. Она трижды в неделю посещала фитнес-клуб. Было даже время, когда я ходил на занятия с ней и ревновал к личному тренеру. Сейчас это все кажется таким глупым, несущественным.

Она была очень красивой девушкой, у нас был отличный секс, мы весело проводили время вместе, на неё было приятно смотреть. Просто любоваться её нежным личиком и изящным телом. Но на одном любовании далеко не уедешь. Я творческий человек и мне нужно было вдохновение. Странно, как девушка такая красивая, сексуальная – и неспособна вдохновлять. Мне не нужна была такая, я нуждаюсь в постоянной творческой стимуляции, которую Райна мне дать, к сожалению, не могла. Только после нашего разрыва я понял, что проблема была не в ней, а во мне, но это ничего не изменило бы. Кто бы ни был в этом виноват, Райна не вдохновляла меня.

Я поднимаюсь на сцену, когда небо уже тёмное. Время для сета идеальное. Машу руками, как бы говоря зрителям, эй, подходите ближе к сцене, сейчас будет жарко!

В выступлении на фестивалях подобного типа, конечно, есть своя прелесть и романтика, но так же есть и свои минусы. Например, то, что во время выступления любой группы, среди аудитории есть те, кто ждёт другую, и портит всю атмосферу своими кислыми лицами. Сегодняшний вечер не стал исключением. Я быстро нашел глазами в толпе поклонников Children of Pestilence и решил, что буду петь только для них. Те, другие, это почувствуют. И как они пренебрегают Артистом – Артист будет пренебрегать ими.

Я люблю быть на сцене, люблю видеть беснующуюся толпу и своих музыкантов рядом. Я живу этим и, если у меня отнимут возможность исполнять музыку – я погибну.

Декорации вокруг сцены немного закруглены, по бокам их расположены экраны, на которые транслируется выступление группы. Благодаря полукруглой форме конструкций, я вижу то же самое, что видят зрители. Вижу себя таким, каким видят меня они. И мне нравится это зрелище. В какой-то момент свет прожектора падает на меня сзади, мои волосы растрепаны и кажется, будто голова окружена сверкающим ореолом. Как у святого, как у Мессии. Зрелище настолько волшебное и захватывающее, что я едва не задыхаюсь от переизбытка захлестнувших меня чувств.

Я много размышлял о том, что движет людьми, когда они совершают те или иные поступки, и понял, что мотивы не дано разгадать никому. Кто бы мог подумать, что именно увиденное на экране, дало мне толчок сделать то, что я давно хотел, но по ряду причин не решался.

Когда мы закончили играть очередной трек, я водрузил микрофон обратно на стойку и, тяжело дыша, произнес:

– Спасибо!

Зрители кричат и машут флагами, я чувствую отдачу, это придает мне смелости, и я продолжаю:

– Вы готовы к настоящему рок-шоу?

Реакция положительная – да, они готовы.

– Вы готовы к новому миру?

Снова одобрительный гул и колышущиеся флаги. Краем глаза смотрю на музыкантов, они промокают лица полотенцами, пьют воду и совершенно меня не слушают. Ну и чёрт с ними.

– Вы готовы менять его вместе со мной? – ору я в микрофон.

– Да-а-а!

– Вы готовы следовать за мной?

– Да-а-а!

– Отлично, тогда мы продолжаем! – делаю взмах рукой, который должен послужить музыкантам сигналом, и они снова начинают играть.

Позже выступление Children of Pestilence назовут одним из лучших на этом фестивале, а сегодняшний день – днём, когда группа подтвердила свой золотой статус. Я же предпочитаю называть сегодняшний день «Днём, когда начала вершиться история».

Глава 9

Мы снова в аэропорту Лидс-Бредфорд. Я немного взбудоражен вчерашним выступлением, нервно притоптываю ногой и барабаню пальцами по ручке чемодана.

Мы проходим регистрацию, сдаём багаж, заскакиваем в кофейню на чашечку кофе и отправляемся на предполетный контроль. Меня начинает знобить, появляется дурное предчувствие. Дуглас раздаёт нам наши паспорта, с вложенными в них посадочными талонами, парни идут на контроль, я плетусь сзади.

Когда подходит моя очередь, снимаю солнечные очки и хмуро смотрю на таможенника в кабинке. Почему-то в этот момент я его ненавижу. Откуда ни возьмись появляется ещё один с бумажной тест-полоской, просит показать ему ноутбук. Музыканты уже в зале ожидания. Меня же ведут в отдельную комнату, обеспокоенный Дуглас семенит за нами.

То место, куда меня привели, совершенно не похоже на зал для комфортного отдыха пассажиров.

– Ноутбук к досмотру, – требует таможенник.

Я выкладываю на стол свой Макбук Про последней модели. Они, что, собираются привлечь меня за пиратский софт?

– Позвольте напомнить, что вы не имеете права включать ноутбук, не имея на это разрешения, – вмешивается Дуглас. – Это посягательство на частную жизнь!

– А вам лучше подождать снаружи.

– Я не могу. Это мой артист, я не могу его оставить.

– Покиньте, пожалуйста, помещение.

Дуглас лепечет что-то невразумительное, против закона аргументов у него нет.

– Подожду снаружи, – говорит он мне и выходит.

Теперь, без тур-менеджера, становится по-настоящему тревожно. На таких досмотрах всегда боишься, что у тебя что-то найдут, даже если ничего и нет.

– Но вы ведь, действительно, не имеете права включать его без моего адвоката, – говорю я так, словно конфиденциальность моих данных самая важная вещь на данный момент.

– Мы не будем его включать.

С всё возрастающим напряжением слежу, как он проводит тест-полоской по клавиатуре и тачпаду, а потом опускает её в сканер. Пытаюсь прочесть что-то на его лице. Не могу.

– А я на рейс не опоздаю?

Таможенник не отвечает, он смотрит на сканер и, ничего не выражающим голосом, говорит:

– Откройте, пожалуйста, сумку.

А вот это мне уже не нравится. Ставлю сумку на стол, расстегиваю молнию. Таможенник не прикасается ни к чему, только говорит мне, что нужно выложить и какие карманы открыть. У меня над верхней губой уже выступил пот, очень хочу утереть его, но боюсь показаться нервным.

– Только одежда осталась, – говорю я, когда на столе уже лежат все мои личные вещи, бумажник и гаджеты.

– Разверните.

– Вам не кажется, что это уже лишнее?

– Делайте то, что Вам говорят.

Меня коробит, когда он называет мою настоящую фамилию, злит, что эти люди копаются в моих вещах. Дать выход эмоциям нельзя. Бежать некуда. Стараясь сохранять полное спокойствие, я вытаскиваю из сумки джинсы, немного потряся ими в воздухе, кладу на стол. Но этого им мало. Беспомощно наблюдаю, как таможенник осматривает карманы и вынимает оттуда то, до чего добраться не должен был – маленький пакетик, для безопасности, закреплённый канцелярской скрепкой. Поднимает его на уровень моих глаз, ждёт моей реакции.

– Насколько я знаю, употреблять никто не запрещает, – говорю. – Очевидно, что я не наркокурьер и это только для личного пользования.

– А это мы сейчас узнаем, – он откладывает пакетик и говорит в рацию. – Досмотреть весь багаж Дилана Картера!