Чердак дядюшки Франсуа - Евгения Яхнина

— Ну и хорошо же ты поёшь! — сказал с умилением Клеран. — Дал же бог такой голос!

Весело смеясь, Люсиль поставила на стол аппетитно поджаренный, румяный омлет, украшенный зелёным луком и мелко нарезанным эстрагоном.

— А когда птичка певчая умеет ещё мастерить такой вот омлет, птичке этой и цены нет! — добавил Франсуа.

— Никак, отец, и ты заговорил стихами! — шутливо сказал Ксавье, который всё ещё не оправился от смущения, охватившего его при виде Люсиль. Он тут же отметил про себя, что она как будто вовсе его не замечает, даже ни разу не бросила взгляда в его сторону.

Все рассмеялись, и Клеран попросил:

— Спой нам всю песенку целиком.

В неволе птица не поёт,Её гнетёт неволя,Но дай свободу ей,Верни ей лес и поле,И запоёт онаЕщё звончей, чем прежде,Дай только волю ей,Вернуться дай надежде!

В дверь постучали.

— Войдите!

В дверях показался сухощавый, высокий человек преклонных лет, с седой головой.

— Входите, входите, господин Пьер! Примите участие в нашей трапезе.

Сосед дядюшки Франсуа г-н Пьер давал уроки пения молодым девицам, и с утра до вечера в мансарду прорывались звуки рояля и женские голоса, послушно выводившие ноты.

— Я позволил себе заглянуть к вам, чтобы удостовериться, кому принадлежит голос, чьи дивные звуки уже не в первый раз доносятся до моего слуха.

Такая выспренняя речь была свойственна г-ну Пьеру, поэтому Франсуа нимало не удивился.

— Голосок принадлежит нашей птичке певчей. Знакомьтесь с нашей певуньей, зовут её Люсиль Менье.

Люсиль оробела и сконфуженно пролепетала:

— Наверное, я помешала вам, господин Пьер, своим пением!

— Хорошее пение не может никогда помешать, — встал на защиту Люсиль Клеран.

Г-н Пьер подтвердил с удовольствием:

— Конечно, хорошая песня, да вдобавок в хорошем исполнении всегда приятна. И вы отнюдь не помешали, милейшая мадемуазель Люсиль, отнюдь. Если бы вы только знали, сколько мне приходится слышать за день детонирующих голосов и фальшивых нот, вы поняли бы, как я восхищаюсь вами. Ведь ваш голос в сочетании с прелестной внешностью, — здесь г-н Пьер отвесил Люсиль учтивый поклон, — говорит о том, что вам открыта дорога в театр.

«Театр!» Люсиль залилась румянцем. На минуту ей показалось, что г-н Пьер нескромно заглянул в её сердце и прочёл там тайну, которую она так ревниво оберегала от посторонних глаз.

Ксавье с трудом сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь неуместное.

«Этого только недоставало! Ведь своими словами г-н Пьер только подливает масла в огонь! И без него Люсиль бредит театром!»

А дядюшка Франсуа запальчиво воскликнул:

— Какой там театр! Что с вами! Да за кого вы принимаете Люсиль?

— За ту, что она есть, — девушку из добропорядочного семейства. — И, обращаясь к Люсиль, г-н Пьер добавил: — Ваш голос я мог оценить, когда ещё только слышал вас, а не видел. А теперь я могу подтвердить, что у вас ещё и чудесная внешность. Вы говорите правильно по-французски, держитесь сдержанно и благородно. И вы можете воспользоваться тем преимуществом, что не принадлежите к аристократии. Сцена открыта для вас.

По привычке, привитой с детства, г-н Пьер считал, что девушке из аристократического круга не подобает думать о сценической карьере. И напротив, для девушки из третьего сословия даже желательна карьера артистки.

Спохватившись, что его слова могут показаться обидными для Люсиль, старый учитель поправился:

— Впрочем, вы, мадемуазель Люсиль, можете вполне выдержать соперничество с любой аристократкой. Они могут поучиться у вас естественной грации и непринуждённым приятным манерам.

При каждой похвале учителя пения Люсиль краснела всё гуще, Франсуа насупился и всё время норовил перебить г-на Пьера. А Ксавье нервно постукивал пальцами по столу.

— К чему вы ведёте, разрешите узнать? — спросил, как мог спокойнее, Клеран.

— А вот к чему: я хочу предложить мадемуазель Люсиль брать у меня уроки без всякой за то оплаты. А когда мадемуазель станет знаменитой певицей, она, надо надеяться, не забудет своего старика учителя.

— Как же можно брать уроки даром! — смущённо залепетала Люсиль. — А платить за них мы и в самом деле не можем.

— Платить или не платить за уроки — не в этом дело, мадемуазель, — рассмеялся старый учитель.

— Я понимаю… Вы имеете в виду согласие моих родителей… К сожалению, они непримиримо относятся к сцене… Нет, нет, они никогда не согласятся.

— Но ведь учиться пению ещё не означает обязательно пойти на сцену. Я глубоко верю в то, что такой божий дар, какой отпущен вам, не должен пропадать втуне… Что же касается ваших родителей, я сам пойду их просить, чтобы они дали согласие на ваши занятия пением. Они не устоят против моих доводов. Я не имею чести знать вашу матушку, но об отце вашем я слыхал, что он очень просвещённый человек.

Лестный отзыв г-на Пьера об отце доставил Люсиль большое удовольствие.

— Я давно вас знаю, господин Пьер, — наконец улучил Франсуа минуту, чтобы вставить своё слово. — И потому не могу допустить у вас никакой задней мысли. Но согласитесь, что это довольно странно. Не имея ещё согласия родителей Люсиль, вы вбиваете ей в голову всякий вздор. Ведь она и впрямь вообразит, что красива, поёт как певчая птица и что французская сцена не может без неё обойтись…

Клеран едва не рассмеялся: ведь дядюшка Франсуа только что сам расхваливал Люсиль, как мог. Правда, не в таких изысканных выражениях, как г-н Пьер. А теперь петушится и протестует против предложения старого учителя.

Господин Пьер был задет за живое.

— В моих бескорыстных намерениях вы можете не сомневаться. Но я не хочу, чтобы у вас оставалась хотя бы тень сомнения. Мы сейчас же пойдём с мадемуазель Люсиль к её отцу и поговорим с ним, как подобает в таких случаях.

— Пусть с вами пойдёт Клеран! — предложил Франсуа тоном, не допускающим возражений.

И Клеран покорно последовал за г-ном Пьером и совершенно счастливой Люсиль, не заставившей приглашать себя дважды.

Жак, как обычно, сидел в своём кабинете, занятый сразу множеством дел.

Когда-то много лет назад, когда мальчишкой он начал работать у своей тёти Франсуазы, он восхищался размерами и убранством кабинета для чтения, который казался ему верхом совершенства. Теперь он сам стал владельцем такого кабинета для чтения в модном Пале-Рояле.

Свободных денег у Жака не было. Заработка хватало на то, чтобы содержать семью. Но когда у него в кармане оказывался лишний франк, он, с согласия Бабетты, вносил какие-нибудь улучшения в свой кабинет.

Увидев Клерана и незнакомого ему г-на Пьера, вошедших в сопровождении Люсиль, Жак учтиво приподнялся навстречу гостям.

Выслушав, о чём идёт речь, он не знал, что ответить.

Г-н Пьер был настолько осторожен, что, говоря о замечательных голосовых данных Люсиль, лишь вскользь упомянул о том, что такой голос открывает путь на сцену. Он настойчиво предлагал давать ей уроки пения, деликатно обходя вопрос об их оплате, но подчёркивая, что лучшее вознаграждение для учителя — успехи, которые делает его ученица. А Люсиль будет успевать — в этом он не сомневается.

Жаку показалось, что сама судьба идёт навстречу желаниям Люсиль. И в то же время хранит от тех опасностей, которые её подстерегают на театральном пути. Пусть девочка занимается пением, у неё ведь и в самом деле такой чудесный голос! Вот только как быть с оплатой уроков? Жак заколебался.

— Я должен поговорить с женой, посоветоваться…

Люсиль пришла в восторг. Раз отец хочет посоветоваться с Бабеттой, значит, он ещё не уверен, как надо поступить, следовательно — не всё пропало. А уж с матерью она найдёт общий язык.

Бабетта легко согласилась:

— У Люсиль и в самом деле такой голос, какой не часто услышишь. Уроки пения ведь не сцена. Пусть поёт! Только как же нам отблагодарить господина Пьера?! Люсиль говорит, что он предлагает давать уроки бесплатно. — И, покачав головой, она добавила: — Впрочем, Жак сообразит, какие книги по музыке или ноты могут быть ему полезны. Ведь не каждая книга по карману господину Пьеру. А Жак для него ничего не пожалеет.

Так Люсиль стала ученицей г-на Пьера.

Глава восьмая

Вальдек де Воклер на распутье

Племянник г-на Пьера Вальдек де Воклер завоевал репутацию «доброго малого». Он никому не причинял зла, впрочем, и хорошего от него тоже никто не видел. Правда, в светских салонах, модных кафе и на прогулках в парках Парижа, где проводил время Вальдек, не требовалось всех тех достоинств, которые дают подлинное право называться «добрым».

Ко времени Реставрации мать Вальдека скончалась, отец успел восстановить свою принадлежность к дворянству и частичку «де» перед своей фамилией. Но не успел поправить расшатавшиеся финансовые дела. Потеряв отца, Вальдек вступил на самостоятельный путь, не зная, с чего начать. Получаемая им небольшая рента[13] отнюдь не могла его удовлетворить. Не имея никакой профессии, молодой Вальдек к тому же получил только поверхностное домашнее образование.