СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ - Юрий Рожицын

— Чё ржешь? Смешинка в рот попала! — не открывая глаз, пробурчал Груздев. Не клевал тебя еще жареный петух! Определись лучше, фрицы, поди, хватились танка. Как бы «раму» за нами не подняли.

 — На чем определишься? — пожал плечами Лисовский. — Карта-то с обмундированием сгорела.

 — Ну и баламут ты, Костя, — рассердился Сергей. — Ведь специально предупреждал, вынь карту из планшета... Стоп!

Он вскочил и к люку. Вернулся со свернутыми в рулон картами.

 — Погляди, нет ли подходящей?

   Лисовский развернул и перебрал тонкие бумажные листы, пока не нашел тот, что им нужен. Вчитался, вникая в смысл готических надписей. Вверху карты значилась: «Все для победы!» — внизу: «Победа во что бы то ни стало!» Подивился настырности геббельсовских пропагандистов и отыскал дорогу, по которой они из Варшавы выскочили. Провел по ней ногтем. Заметил эаусеницу, скусил.

 — Видишь, дорога ведет на Жирардув, дальше Скерневице, а там и Лодзь...

Сергей всмотрелся в карту, в раздумье почесал затылок:

 — В сторону Радома никак не свернешь? Не получится. Леса, топи обозначены...

 — Может, на проселочную дорогу наткнемся?

 — Наугад, по-вятски!.. А чё делать? В запасе две бочки горючего, а там — побачим. Неси жратву, червячка заморим, да в дорогу.

   Наскоро перекусили. Сергей, перед тем как забраться на свое место, зарядил пушку, проверил в башенном пулемете заправленную металлическую ленту с патронами.

 — При опасности — стреляй, не жди команды. Не попадешь, так напугаешь.

   По обе стороны укатанного шоссе замелькали редкие деревья, не покореженные огнем, не изуродованные пулями и осколками. Навстречу тянулись длинные обозы, реже — колонны тупорылых грузовиков с солдатами, сидящими в кузовах в одинаковых позах: ссутулясь, с чуть наклоненными вперед касками, автоматами и карабинами меж колен. Тягачи с натугой, волокли длинноствольные зенитки, гаубицы, мортиры, пушки.

 — Степь да степь кругом путь далек лежит...

 Хоть и басит Сережка в самое ухо, а вовремя запел, словно уловил настроение земляка. Костя подхватил песню:

 — В той степи глухой замерзал ямщик...

   Груздев прислушался к Костиному голосу. Не довелось раньше слышать, как   лейтенант поет. Да и времени для близкого знакомства не нашлось, меньше двух недель назад впервые встретились. А теперь в передрягу попали, на ходу приходится наверстывать упущенное. Вспомнилось, с каким мутным чувством он прибыл в новую часть. Ни друзей, ни знакомых. И здешние места не пришлись по душе. Голые равнины, лоскутные пашни, изреженные леса, нищие деревеньки. В хатенках, под почерневшими соломенными крышами, выбитые земляные полы, голые стены, а в красном углу статуэтки святых и кресты с распятым паном Езусом.

 — А жене скажи слово прощальное...

   Сергей позавидовал Косте. Сидит на верхотуре, природой любуется, головой по сторонам вертит, а тут через узкую щель ни неба, ни деревьев не разглядишь. В визирную трубку и то недосуг взглянуть. И остается ему дорога, с обеих сторон зажатая стеной вековых деревьев.

   «Т-III» мчался на предельной скорости. Сергей приоткрыл крышку лобового люка, чтобы ветер освежил разгоряченное лицо и лучше видеть набегающую дорогу. Ноги устали от педалей, сами собой сгибались в коленях. Казалось, они скрипят в суставах как деревянные.

— Што приуныл, Костя?

 — За воздухом слежу. Немцы вдогонку или «хейнкель» пустят, или «фокке-вульф»...

 — А погода? — настороженно спросил Сергей.

 — На бреющем они проскочат вдоль дороги. Рискованно, но возможно.  — Фрицы на бреющий не решатся, кишка тонка...

 — И у них немало рисковых летчиков... Сережка, впереди проселочная дорога! Махнем?

   Танк по гальке сполз с высокой насыпи, перевалил через канаву и  тихонько, будто на ощупь, выбрался на узкую извилистую дорогу. Костя пригнулся к башне, опасаясь, как бы не зацепило голову толстыми сучьями, нависшими над проселком. Да, тут не полевая ширь, взглядом не разгуляешься.

   В лесу, видать, дождь давно накрапывает. С листвы вода на башню скатывается и через щели вовнутрь проникает. Земля влажная. Костя еще наверху заметил, что гусеницы обдирают дерн по краям дороги и широкий черный след оставляют. Хорошо хоть с воздуха проселок зеленой крышей укрыт, но если в погоню пойдут танки, они сразу обнаружат след. - Подальше нужно уходить, перехитрить гитлеровцев.

 — Не повезло нам на твоих поляков, — в шлемофоне ехидный Сережкин голос.

 — Это аковцы были.

 — Во-во! Они ж, варнаки, по нам на полном серьезе стреляли. Своими ушами слышал, как они нас с фрицами сравнивали...

   Костя нахмурился, услышав негодующие слова земляка. Перед последним вылетом он узнал правду о Варшавском восстании и вознегодовал. То, что рассказал начальник политотдела, вызвало гнев летчиков. Рискуя жизнью, они летали в истекающий кровью город, с высоты в сто-сто пятьдесят метров в условленных местах сбрасывали на парашютах тюки с оружием, боеприпасами, медикаментами и продовольствием; летали, невзирая на погоду, нарывались на вражеские истребители и плотный зенитный огонь, нередко гибли. А в это время генералы, возглавившие восстание, вели подлую двойную игру...

   Танк ухнул куда-то вниз, и лейтенант с размаху стукнулся лбом о броню. Даже сквозь толстые швы шлема он почувствовал сильную боль.

 — Черт возьми! — не сдержал вскрика Сергей. — И откуда яма взялась? Не разбился, Костя?

 — Жив, а шишку, кажется, здоровую набил.

 — Замечтался, не заметил. Сбавлю скорость, будто парное молоко

повезу...

   Восстание в Варшаве началось в самое неблагоприятное время, когда Красная Армия, пройдя с тяжелыми боями более шестисот километров, снизила темпы наступления. Эмигрантское буржуазное правительство в Лондоне рассчитывало до подхода советских войск захватом Варшавы как бы узаконить свою власть. Генерал Бур-Комаровский, командующий Армией Крайовой, в июле 1944 года прямо заявил: «Мы не можем поднимать восстание против немцев до тех пор, пока они удерживают фронт, а тем самым и Россию вдали от нас. Кроме того, мы должны быть подготовленными к тому, чтобы оказать вооруженное сопротивление русским войскам, вступающим на территорию Польши».

   Главенствующую роль в Варшавском восстании играла Армия Крайова (аковцы) — части ее были наиболее многочисленны, лучше вооружены и заранее организованы. В вооруженной борьбе приняли участие и отряды Армии Людовой (аловцы), намного слабее снаряженные, чем аковцы, и обескровленные немцами. К восстанию примкнули патриоты-варшавяне, горевшие лютой ненавистью к оккупантам, охваченные стремлением быстрее вызволить родной город из-под фашистской пяты. Героизм и отвагу польских патриотов было вынуждено признать и гитлеровское командование. В секретной инструкции от 21 августа, попавшей в руки советских разведчиков, оно признавало, что «повстанцы сражаются фанатично и ожесточенно. Наши успехи после трехнедельных боев невелики, несмотря на поддержку большого  числа современного оружия».