Утро на соседней улице. Истории необыкновенных путешествий - Тейт Спарроу

Но есть и некоторые нюансы. Стоило бы подумать о повседневном хлебе. Надо бы найти способ заработка, чтобы протянуть до завершения работы над книгой, в успехе которой Альфред не сомневался ни на минуту. Шутки в сторону, надо быстро решить все проблемы повседневного бытия и приняться за дело, не упуская ни капли имеющейся решимости, не теряя ни мгновения этого вдохновенного состояния, преисполненного желанием и стремлением. И ведь неизвестно, будет ли третий день? Наверняка будет, Альфред уже успел смириться с новыми обстоятельствами и вжиться в новое амплуа, и не допускал мысли о возвращении к прежней изменчивости и непостоянству.

Надо выяснить, есть ли у него работа, должен ли он кому-то платить за дом, есть ли вообще у него какие-то обязательства, может, у него есть счет в банке и сбережения, что было бы неплохо, может быть, имеются в наличии родственники, которых надо навестить и кружок по становой стрельбе, который следует посетить, – бытовые тонкости жизни захватывали сознание, наполняли его мгновенно и доверху. Главное, чтобы эти поддерживающие стороны существования не стали заполнять все дни целиком. Альфред этого, конечно, не допустит. И странно, что девушка так и не появилась. А ведь теперь, впервые, он мог бы, пожалуй, и влюбиться, и остепениться, и жениться. Но сперва книга, сперва цель!

Альфред обнаружил себя в городе, ходящим взад и вперед по небольшому скверу. С чего же начать?

***

Теперь уж Альфред остепенился, и надо признаться, что на это ушло удивительно мало времени. Даже полной недели не миновало, но наш герой уже проводил по восемь часов в день в кофейне, где состоял бариста, сберегая вечера для друзей, которых успел обнаружить, и для молодой рыжеволосой девушки, с которой успел сойтись. Он занялся спортом, ходил на рынок, много читал и любил новые фильмы. Разумеется, теперь не могло быть и речи о том, чтобы просадить все деньги в казино или сбежать на весь день в какое-нибудь желанное место, дабы придаться там беспечным развлечениям.

Необходимо признать, что каждый отдельный день для Альфреда перестал быть таким уж особенным событием и 24-часовые отрезки времени начинали все больше сливаться в один планомерно движущийся поток, напоминающий безостановочно и бесшумно текущую реку. Под тяжестью других забот все чаще приходилось откладывать на потом милые сердцу радости, и при этом, несмотря на всю дисциплину и собранность, проявляемые Альфредом, его книга двигалась медленно и по прошествии трех месяцев ее уже почти можно было назвать заброшенной. Надо признать, что эти месяцы было на удивление трудно назвать хоть чем-то примечательными, что объяснило бы такую растрату времени на них.

Теперь невозможно идентифицировать точный день, ввиду их проявившегося единообразия, – вероятно, это было воскресенье, так как на одной из улиц появился рыбный рынок, – мы назовем его просто некоторым днем, в который жизнь Альфреда оборвалась. Друзья и знакомые усопшего потом высказывали смутные догадки, что произошел то ли дорожный инцидент, то ли камнепад, но без сомнения оставалось одно: Альфред совершенно неожиданно погиб на горной дороге, по обочине которой каждый вечер устало шел к своему дому. Известно, что ему было 34 года, он был холост, работал в кофейне «Small chats» и жил в районе стадиона для игры в керлинг. Больше о нем почти ничего выяснить не удалось.

Утро на соседней улице

Утро выдалось прохладным, и уже стал появляться осенний ветер, но прогулка по берегу все равно доставляла большое удовольствие. Может, Филип только шел чуть быстрее, чем обычно, но он определенно не собирался возвращаться домой, пока не достигнет причала. Это уже стало утренним ритуалом: выйти из дома незадолго до рассвета, пройти сквозь деревья по тропинке, усыпанной еловыми иголками, к воде, вдоль берега дойти до причала и провести пару минут в уединении, вглядываясь в горизонт и слушая тихий плеск волн.

Сегодня ему было почему-то особенно хорошо. Филип вдруг почувствовал, что по-настоящему счастлив. Хотелось сказать кому-то неведомому «спасибо». Спасибо за это утро, за эту насыщенную жизнь и успех, за маленький уютный дом, который еще спит за деревьями, за счастливую семью, за улыбки детей, за покой на душе и за робкие всплески воды у причала. Все сложилось, все в этой жизни удалось.

Филипу вдруг захотелось вспомнить тот день, когда все в его жизни изменилось, и это оказалось не просто. Его прошлое существование, которое жизнью назвать теперь язык не поворачивается, казалось чем-то очень далеким и нереальным. Как будто это все был сон или случайный полет мысли. Какая-то альтернативная реальность. Вроде того, что могло бы быть и так, но, слава небесам, не было. Но ведь это была его жизнь, более того – большая часть его жизни. Сколько с тех пор прошло? Да ведь лет пять, не больше. Надо с чего-то начать. Все случилось в определенный день пять дет назад, кажется, поздней осенью. Что это был за день, с чего он начался? Так, по порядку. Было утро…

Итак, было утро, солнце уже вставало поздно, и уже тогда Филип имел привычку вставать на рассвете. Забавно – это одна из немногих хороших вещей, которые он принес из того времени. Он поднимается на рассвете, сразу ставит себе кофе, готовит быстрый завтрак на двоих – сегодня его очередь – что-то вроде творога со сметаной и фруктов. Зарядка – короткая, завтрак с пробудившейся женой, ей нужно внимание и пустые разговоры, затем какие-то мелкие домашние заботы, лампочки надо вкрутить или еще что-то, кому-то позвонить. Затем привести себя в порядок, побриться, рубашку погладить. Жена уходит на работу чуть раньше, а на плите еще остается кофе на одну маленькую чашку. Филип помнил это очень хорошо, из всего дня у него именно в этот момент появляется ровно двадцать минут свободного времени. Работа будет до позднего вечера, но и после найдутся дела: в магазин зайти, что-то к ужину сделать, еще одни лампочки поменять, потом опять уделить всем внимание, кто его потребует, может даже куда-то сходить: посмотреть или послушать что-то, что интересно другим, и лечь спать, чтобы не допустить разрыва мышиного колеса. Двадцать минут – не больше и не меньше, когда можно пожить для себя и ничего никому не должен. Обычно в это время Филип читал. Возможно, потраченный непонятно на что весь остальной день – это преувеличение, но почему-то никак не удавалось вспомнить, что же еще в жизни происходило хорошего в остальное время. Весь остаток дня на плечах будет висеть какой-то груз обязательств, чувство, что ты что-то кому-то и в больших количествах должен. И, похоже, только вот в эти утренние мгновения это чувство пропадало и можно было почитать книгу, при этом остановиться и запомнить мгновение. Больше остановок не будет. Вот чего не хватало – остановок. Время твоей жизни там, в том мире, умирало стремительно, заботы – сиюминутные и грядущие – забирали все мысли и чувства, не позволяя осознать текущей момент, подумать в тишине над тем, что ты делаешь и куда движешься. Но вот, мгновение отдыха ушло, пора начинать этот стремительный день.

Филип совершенно точно помнил, что всегда ходил на работу по одной и той же улице. Офис был близко – минутах в двадцати пешей ходьбы. С годами маршрут выработался устойчивый и наиболее оптимальный: вверх по улице Фартышкина надо пройти три перекрестка, свернуть налево и идти по тенистой алее, где не так сильно чувствуются выхлопные газы, перейти небольшую речку по узкому древнему мостику, по ступенькам подняться на проспект Дармышева, простоять довольно долго на светофоре крупного перекрестка, еще метров двести и, зайдя со двора, затеряться в огромном стеклянном здании. Должно быть, уже пару десятилетий Филип неизменно ходил на работу именно так, не отступая от линии ни на шаг. Этот маршрут он проходил автоматически, даже не задумываясь над дорогой, ноги шли сами собой, а их обладатель думал о делах предстоящего дня. Он шел, ничего не видя, и сейчас без успеха пытался припомнить: а какие деревья были на той аллее? Вроде какие-то примечательное, дубы, что ли.. или клены какие-нибудь.

Но в этот раз, впервые за всю жизнь, в утреннем ритуале произошел роковой сбой. Фартышкина перекопали всю. Вдоль нескольких кварталов прямо по центру улицы тянулась глубокая канава, кругом стояла строительная техника и лениво, от одного очага безынициативной деятельности к другому, ковыляли рабочие в белых касках. Филип бы прошел и сквозь стройку, но улицу перерезала предательская желтая лента, а пара грозных полицаев на корню пресекала любые намеки на переход колыхающейся на ветру границы. Делать было нечего, придется идти в обход, по параллельной улице Тармышкина. Крюк, может, и не большой, но неприятный – улица Тармышкина была куда менее привлекательной для прогулки, чем ее расчлененный собрат. Грустная, грязная, без единого дерева, обрамленная серо-синими облупившимися стенами – больница там, что ли, была за этой стеной или районное отделение каких-то государственных органов, а, может, даже детский сад – и очень много таких же серых и изможденных лиц – все это делало улицу типичным представителем современного мегаполиса, не в пример широкой, зеленой и прибранной улице Фартышкина. Фартышкина содержали в образцовом порядке, поскольку предполагалось, что, если в город прибудет глава государства, то его повезут до резиденции именно по этой улице, дабы он мог насладиться процветанием и порядком во вверенной ему республике.