Сумеречный септет - Павел Молитвин

Раз за разом напарывалась она на мой бронированный кулак, пока наконец, усвоив урок, не уплыла прочь.

Работа близилась к концу, когда я неожиданно ощутил рядом чье-то присутствие. Я оглянулся, готовясь отразить нападение неугомонной хищницы, но акулы поблизости не было. Вместо нее рядом со мной на морском дне стояла симпатичная девушка, чем-то напоминавшая мне Катрин. Она была прекрасно сложена, и щемяще-красивое лицо ее дышало нежностью и печалью. И, что самое поразительное, на ней не было ни тяжелого водолазного обмундирования, без которого пребывание на такой глубине попросту невозможно для человека, ни даже купальника.

Очаровательная незнакомка откинула волну волос, прикрывавшую ее высокую грудь, и лукаво посмотрела на меня. Я криво усмехнулся, остро чувствуя всю глупость создавшегося положения: стою перед прекраснейшей девушкой — в дурацком шлеме, перчатках, глубоководном водолазном костюме, да еще с кислородными баллонами на спине. Сделав шаг вперед, я тряхнул руками, и перчатки соскользнули на песок. Потрогал нагрудник — свинцовая пластина была прочно прикреплена к шлему. Девушка ободряюще улыбнулась.

Нащупав крепление шлема, я сдвинул замок. Шлем упал и покатился по склону, нагрудник опустился к ногам. Я взглянул на девушку, ища в ее глазах одобрения, но — о ужас! — незнакомка стала превращаться в акулу. Прежде всего изменилось лицо, затем вся она изогнулась, начала вытягиваться, расти; ноги, слившиеся наподобие хвоста, оторвались ото дна… Передо мной была прежняя акула!

Она описала круг, затем, сокращая расстояние, второй. Черный спинной плавник — как нож, оскаленная ухмыляющаяся пасть — как бездонный колодец, ряды загнутых зубов — как пыточные крючья. Все ближе, ближе…

— Проснись! Да проснись же, соня, — царствие небесное проспишь! — Даниэль тряс меня с такой силой, будто хотел оторвать плечо.

— Ну чего тебе? Что случилось?

— Пошла! Энергия пошла на Мозг! Заработала силовая установка! Я же говорил, что Мозг заблокировался, когда начались хроноперегрузки! Теперь ты согласен, что это не просто Большой Ковш, а синтез энергетического насоса с хронопрокалывающим устройством?

Я сел, потер лицо ладонями и выругался — перед глазами все еще стояла жуткая акулья морда.

Даниэль нес свою любимую абракадабру о локальном разрыве временной константы, о направленном энергетическом подсосе, который осуществляла Стена — грандиозная система эзо-аккумуляторов, а я, глядя на тускло мерцавшую лампочку над головой, все не мог взять в толк, утро сейчас или вечер.

— Погоди. — Я отстранил склонившегося надо мной Даниэля, поднялся и направился к столу, на котором стояло ведро с водой. — Полей-ка мне на руки.

Пока я умывался, Даниэль, захлебываясь и давясь словами, рассказывал о том, что Мозг еще не подает признаков жизни, но батареи в дубль-пусковой заряжаются, и, надо думать, часа через два-три, если он правильно определил их емкость, информационный комплекс будет готов к работе.

— Погоди, — снова прервал я Даниэля, который, кажется, не собирался униматься. — Откуда энергия? При чем тут Мозг? И вообще, что за самодеятельность? Чем вы там занимаетесь, почему меня не разбудили?

— Валентин не велел. Хотел, чтобы ты как следует выспался. А энергия пошла сама, мы только восстановили систему подключения к Мозгу…

Больше я уже не пытался его останавливать — пусть облегчит душу, а там разберемся. Серый туман за окном, в котором, словно гигантские удилища, покачивались целевые антенны, мешал мне понять, то ли сейчас унылое дождливое утро, то ли ненастный вечер. Найдя на столе открытую банку консервов, я из чувства долга поковырялся в холодной, сильно наперченной массе, приготовленной тридцать четыре года назад в ныне не существующей республике Пасси, и понял, что так дело не пойдет.

Вот уже несколько дней, с того самого момента, как мы закончили предварительное знакомство со Станцией, я чувствовал недомогание. Руки и ноги были как ватные, а глаза то и дело застилала мутная пелена. Батиста заявил, что это реакция на переутомление и если я поваляюсь денек-другой в постели, все пройдет само собой. Но об этом, разумеется, нечего было и думать — не для того мы проделали такой переход, чтобы отлеживать тут бока.

Покосившись на продолжавшего увлеченно болтать Даниэля, — парню было решительно наплевать, слушают его или нет, — я пошарил под столом, достал початую бутылку с броской черно-красной этикеткой и сделал изрядный глоток. Обследуя главный корпус Станции, Валентин обнаружил несколько продовольственных хранилищ, которые, будучи основательно разграблены крысами, все же содержали немало полезного. Консервы и бутылки Валентин раздобыл именно там.

Коньяк огнем пробежал по жилам, в голове начало проясняться. Я сделал еще один глоток и спрятал бутылку. Вот так. Теперь можно говорить о делах.

— Значит, если я правильно понял, вы подключили компьютерную систему к дизельной электростанции и надеетесь, что мощности ее хватит, чтобы напитать Мозг?

— Не совсем так… — Даниэль посмотрел на меня как на психа: еще бы, двадцать минут толкует мне об очевидных вещах, а я…

В общем, суть происходящего сводилась к тому, что аккумуляторы Стены оказались заряженными, и едва Десто и Даниэль восстановили систему подключения их к дубль-пусковой, как энергия потекла к Мозгу Станции. Однако дальше началось что-то странное: информационная система, с помощью которой мы рассчитывали получить весь объем сведений о назначении Станции и о принципах ее устройства и работы, не включилась. Даниэль со свойственным ему оптимизмом считал, что энергии, выделяемой аккумуляторами Стены, недостаточно для того, чтобы задействовать Мозг, и пока что она перекачивается в автономные батареи, питающие информационную систему.

Возможно, он был прав, но мне в это не очень верилось. Логичнее было предположить, что Мозг намеренно заблокирован шифрованным кодом и теперь работает по заложенной в него тридцать лет назад программе, вмешаться в которую мы, не зная ключа, не сможем. То есть мы, грубо говоря, опустили монетку в автомат и ждем теперь, что он нам выдаст: порцию мороженого, стакан газировки или гранату с выдернутой чекой. Я вспомнил свой сон и поежился. Причин для беспокойства вроде бы нет, но на ум мне сразу пришла известная каждому студенту байка о пресловутом курковом эффекте: годовалому ребенку не справиться со слоном, однако на курок заряженного автомата в силах нажать даже он, и последствия такого действия будут явно неадекватны затраченным на него усилиям.

Я помотал головой, пытаясь прогнать скверные предчувствия. Заряженные аккумуляторы Стены можно с одинаковым успехом сравнивать как с заряженным автоматом, так и с готовым к старту космическим кораблем или автомобилем, бак которого доверху заправлен бензином, и… ну, скажем, с женщиной на сносях. От этой странной и в общем-то неточной аналогии мне стало и вовсе не по себе. Станция беременна? Но чем?..

— Ты чего хмуришься? Все идет как по маслу, даже лучше, чем мы смели надеяться. — Лицо Даниэля, охваченного щенячьим восторгом и только что не приплясывавшего от разбиравшей его радости, неожиданно омрачилось. — Тебе по-прежнему нездоровится? Может, лучше полежишь? Зря я тебя разбудил.

Я отмахнулся от него и уставился в серый дождливый сумрак за окном.

То, что аккумуляторы Стены заряжены, для нас оказалось сюрпризом. И означать это могло только одно: все эти тридцать лет Станция не бездействовала. Она копила энергию. Большой Ковш продолжал черпать ее из… Профессор Унг писал о двух возможностях: первая — использование искривления пространственно-временного континуума, возникающего вокруг причинно-следственной пары планетарного масштаба, и вторая — использование разницы потенциалов энергий, возникающей в пространственно-временном континууме при локальном изменении геометрии пространства или хронопроколе. Погодите-ка, погодите! Ведь это значит, что после хронопрокола Большой Ковш может черпать энергию релаксации до полного его затягивания! Ай да Даниэль, ай да умница! И что должна существовать дубль-пусковая, сообразил, и что Станция — это гибрид хронопрокалывательной установки с Большим Ковшом, догадался! Хотя почему догадался? Он же сам говорил, что занимается расчетами временных параметров по теории Унга-Малайами.

Ага! Стало быть, Станция поставлена была в таком уединенном месте не столько из соображений секретности, сколько ради безопасности. Кажется, это Жак Нигле предупреждал, что даже при локальном искривлении пространственно-временного континуума — в данном случае в результате хронопрокола — может изменяться не только удельный вес, но и некоторые другие физические свойства вещества. Тогда понятно, откуда взялись эти болота и почему так изменились прежние обитатели здешних мест. Понятно даже, отчего барахлил компас и не работал приемник Десто: хронопрокол не успел полностью затянуться, и микровоздействия еще дают о себе знать за пределами Станции. Кстати, потому-то, вероятно, и мародеры не сумели добраться сюда на вертолете.