Опричник (СИ) - Теплова Арина

3.5

На рассвете следующего дня, едва занималось ярко–оранжевое солнце, Мирон проворно направился в высокую двухэтажную избу старцев. Накануне, они долго говорили с братом и, глубокой ночью, Мирон принял непростое решение, которое в этот момент казалось ему наиболее правильным. Поднявшись в полутемный терем, молодой человек направился к келье настоятеля монастыря, старца Радогора, намереваясь решить все сегодня же. Едва молодой человек приблизился к келье, как увидел, что она открыта. Он прошел внутрь. Старец Радогор стоял напротив двери и быстро вскинул глаза на молодого человека. В длинном темном монашеском одеянии, с непокрытой седовласой головой, он вызвал у Мирона благоговейный трепет своим пронзительным горящим взором.

— Я ждал тебя, Мирон, — произнес старец.

— Правда? — удивился Сабуров.

— Отчего-то знал, что ты придешь, оттого и посылать за тобой не стал.

— Я хотел поговорить с Вами, отче.

— Дверь прикрой, — велел Радогор. И молодой человек проворно захлопнул дверь. Старец отошел к окну, отвернувшись от него. Смотря на улицу, Радогор спокойно заметил. — Видел, ты пса приблудного привел.

— Отче, он не будет мешать, — произнес порывисто молодой человек. — Он даже не лает. Болеет он, едва не помер. Позвольте, он будет в моей келье жить.

— Не дело это, — сказал строго Радогор, так и не поворачиваясь к молодому человеку и смотря в окно.

— Привязался я к нему, отче. Он хоть немного радости мне приносит, — не унимался Мирон.

Радогор долго молчал и лишь через некоторое время повернулся к молодому человеку  и разрешил:

— Хорошо, пусть живет.

— Благодарствую, отче! — выпалил Сабуров довольно. Но тут же нахмурившись, добавил. — Только недолго мне осталось жить в монастыре.

— Вижу, ты хмур, — сказал старец. — Ты не должен отчаиваться.

— Как же быть, отче? Если отца обвиняют в измене и приговорили к мучительной смерти?!

— Я как раз хотел поговорить с тобой об одном деле, — тихо сказал старец, но Сабуров перебил его:

— Мне нужна свобода. Я хочу уйти с царской службы.

— Отчего же? — спросил строго старец.

— Я нужен теперь отцу. Я должен оправдать его! И найти истинных убийц царицы.

— Да, это твой долг, Мирон. Однако, послушай меня, — начал увещевательно Радогор.

— Вы будете меня отговаривать, отче. Но, я не буду Вас слушать! Я уже все решил! — порывисто заявил молодой человек.

— Ты самый искусный и уникальный витязь “волчьей сотни”, сынок, — заметил Радогор печально. — Мне будет жаль, если ты уйдешь со службы.

— Зачем мне эта служба, если государь не хочет оправдать моего отца?

— Послушай…

— Что слушать? Я не хочу служить царю, который так жесток с нашим родом. А мы ведь верой и правдой, и батюшка, и мы с братом служили ему. А он, негодный, только крови нашей жаждет видимо!

— Замолчи! — в ужасе прикрикнул на него Радогор. — Услышат. Потом пожалеешь, что так говорил.

Как-то весь сжавшись от окрика старца, Сабуров замолчал, поджав губы и устало бухнулся на лавку, стоящую сбоку. Обхватив ладонями виски молодой человек, опустил буйную светло-русую голову на грудь и прошептал сам себе:

— А что ж делать, ума не приложу…

Медленно приблизившись к Мирону, старец встал над ним и, словно непослушное дитя, спросил:

— Уйдешь со службы и что делать будешь? Ты ведь воин.

— Наймусь к какому-нибудь боярину беречь добро.

— И что, словно пес, будешь зерно сторожить? — опешил Радогор — Я не затем тебя столько лет полировал, словно яхонт самоцветный, чтобы ты вот так свои тайные умения и уникальное мастерство витязя в грязь закинул.

— Красиво Вы говорите, отче, — сказал хмуро Мирон, поднимая на старца голову. — Только проку нет в том.

— Послушай меня, сынок. Я научу тебя, как отцу твоему помочь, — сказал тихо Радогор и сел на лавку напротив молодого человека. — Дело одно есть. Трудное и опасное дело. Оно только тебе под силу, так я разумею. Вот и попомни мое слово, если справишь это дело, как надобно, то заслужишь почести у царя батюшки.

— Служил я ему уже и кровь за него не раз проливал. И что же? Теперь, даже на порог своих хором меня не пускает, а отца родного в “каменном мешке” держит! — раздраженно заявил Мирон и отвернул взор от старца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А ты не горячись, — наставительно и спокойно сказал Радогор. — Вот я и думаю, что должен ты свое недовольство, да злость в дело это трудное вложить. Если добудешь для царя, что ему надобно, он враз твоего отца пожалеет и выслушает, а может и помилует. Вижу это. А ты знаешь, будущее не особо скрыто от моих глаз.

Старец замолчал, по-отечески тепло, взирая на молодого человека. Мирон так же молчал, отвернув лицо чуть в сторону и смотря упорно в сторону окна. Настойчиво созерцая профиль Сабурова, Радогор невольно остановил свой взгляд на неприятном шраме, который пересекал лицо Мирона от виска до подбородка, нарушая поросль короткой густой бороды. Шрам был давний и почти белесый, но все же портил и без того строгое жесткое лицо Сабурова. Старец видел внутреннюю борьбу, которая шла в молодом человеке, и он явно не мог принять решение. Старец терпеливо ждал, надеясь на мудрость и умение найти единственно правильное решение, которые всегда были присущи Мирону.

Перебирая все слова старца Радогора и мучительно размышляя, Мирон чувствовал, что его голова начала гудеть. Он не знал, как поступить. Когда он пришел в монастырь, он сразу же отдал свою судьбу и жизнь в руки старцев. И тогда, он не боялся и знал, что старцы Радогор и Добран верно выбрали и утвердили его жизненный путь. Путь воина, который несет свет и спокойствие в мир. А теперь, он стоял на распутье и боялся смотреть в будущее. Он боялся того, что отец сгниет заживо за решеткой и он ничего не сможет сделать для его спасения. Для человека, который подарил ему жизнь. И Мирон знал, что если отец умрет в тюрьме, то в его сердце навсегда поселится затаенная горечь, которая будет отравлять ему жизнь. В какой-то момент, Мирон медленно повернул голову к Радогору и глухо спросил:

— Какое дело-то, отче?

Чуть прищурившись, Радогор очередной раз отметил про себя, что отлично знает своего ученика и как заставить его выполнить приказ царя. Ибо, государь жаждал получить желаемое, как можно скорее.

— Вот и хорошо, сынок, что одумался. На днях, я был у государя, — начал старец. — И он поведал мне одну тайну. Не знаю, откуда Ивану Васильевичу известно про это стало, но он очень хочет отыскать некую волшебную вещь.

— Волшебную? — опешил Мирон. — Что за сказки?

— Ты слушай. Не сказки это, как и то, что владеет этой вещью нечисть, а может даже и нежить потусторонняя. Это неведомо. Знаю я только, что давным-давно, некий рыцарь из Франции привез некую древнюю Чашу сюда, на нашу землю и спрятал ее у местной нечисти. А нечисть та, пообещала схоронить Чашу на века, пока некие колдуны-чародеи из братства Храма не потребуют ее обратно.

— Чаша?

— Да. Некая Чаша Грааля. Последние три дня, как мне стало о ней известно, я пытался найти об этой Чаше хоть что-то в древних книгах. И думается мне, что эта Чаша проклятого Ордена французских тамплиеров, которых сожги на костре, еще двести с лишним лет назад.

— И что, царю нужна эта Чаша?

— Он просто жаждет ее получить. И обещает сделать многое для того, кто добудет Чашу.

— Почему именно я должен ее искать? — нахмурился Мирон, совсем не желая браться за это мутное и непонятное дело.

— Думается мне, что нечисть просто так ее не отдаст. Ибо, побоится потерять свое могущество, ведь наверняка, темные колдуны – франки заключили с нашей нечистью договор. Иначе не стали бы упыри наши прятать ее у себя. А ты единственный кто может попытаться ее добыть. Если тебе не под силу это будет, то другим братьям и подавно. А если не добудем Чашу эту, царь очень осердится. Он мне даже пригрозил, что сомневается в нашей верности ему и вообще нужен ли наш монастырь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вот как? Так может ему самому нежить по болотам поискать? — выпалил Мирон. — Или пусть вурдалаки по полям скачут и кровь с людей сосут.