Майор Пронин против врагов народа - Арсений Замостьянов

– Буду надеяться на то, что правда окажется на вашей стороне, – со вздохом промолвил Элоранта.

– И вы нам поможете, товарищ Валтонен, если, конечно, будете говорить правду.

За Пушкинской площадью автомобиль свернул налево, к Патриаршим прудам. Въехав в маленький дворик на Спиридоновке, машина остановилась.

– Ну, товарищ Валтонен, это ваше временное пристанище. Квартирка двухкомнатная, тихая. Санузел раздельный. А товарищ Коломейцев, – Пронин обернулся к одному из сопровождающих, – скрасит ваше одиночество. Он вам теперь и экскурсовод, и нянька, и охрана в одном лице. Прошу любить и жаловать. Александр Ильич, сводите завтра с утра товарища Валтонена в зоопарк. Прогуляйтесь по Патриаршим, только осторожнее, не попадите под трамвай. Через пару дней приведут в порядок ваши документы и домик в Валентиновке, там уж и поговорим по душам. На лоне, так сказать, матери-природы.

Валтонен попрощался с Прониным и исчез в парадном. Коломейцев последовал за ним.

Майор Пронин шепнул что-то на ухо шоферу и тоже покинул салон автомобиля. Посмотрев вверх и увидев, что в двух окнах на третьем этаже загорелся свет, он вышел на улицу и направился к Тверскому бульвару. Авто осталось на Патриарших.

Майор Пронин медленно шел по бульвару. Место и время были самые романтичные. Теплый московский вечер, теплый летний ветерок. Вот уж и он проникся романтикой отдыхающего после трудового дня города! Не из стали же, в самом деле, сделано сердце нашего героя! И если есть в жизни контрразведчика место подвигу, то место для любви и счастья тоже должно в ней быть.

Неужели же, спросите вы, героический Пронин изменил своей службе и спокойным, медленным шагом идет на свидание? Все может быть. А особенно – на Страстном бульваре, да при вечерних сумерках…

– Лена?

– Ванечка!

Они обнялись. Женщина в легком развевающемся плаще и суровый мужчина в строгом костюме. Крупным планом мы видим улыбающееся лицо Пронина, вполголоса бормочущего: «Зачем? Зачем». Ее мы видим со спины, белокурые волосы развеваются на ветру вместе с кремовым шелковым кашне.

– Скучал?

– Не заслужил я такого права – скучать. Это, Лена, по твоей части, по женской. Не жизнь, а просто великая скука.

– Рисуешься? Опять ты рисуешься? Мой артист!

– Профессия такая. Ну что же, вот и обещанный подарок. Два билета в Театр имени Ермоловой. На мелодраму со счастливым концом. Борьба хорошего с лучшим.

– Спасибо, Ваня. Так и должно всегда быть, правда? Немного слез и счастливый конец?

– Конечно.

Мы могли бы покинуть здесь на время майора Пронина, если бы не то обстоятельство, что в течение всего спектакля в театре, лишь год назад переехавшем в новое здание на улице Горького, он продумывал детали предстоящей операции. «Самое главное – это мелкие детали».

И только когда Пронин и его пока что незнакомая нам подруга выйдут из зала и, обнявшись, направятся к подъезду его дома, мы со спокойным сердцем и чувством выполненного долга предоставим их друг другу. Благо что идти им минут пять. От силы – десять. Ну, пятнадцать, если добавить сюда вздохи на скамейке.

Московская культурная программа

Пронин внимательно изучал досье на Малля. Все данные из политического и разведотделов были аккуратно разобраны по темам и датам. Итак…

Биография. Шел он по жизни с песней, прямо вылитый пастух Костя Потехин из кинокомедии «Веселые ребята». Все – как по маслу. Уважаемые родители. Серьезный капитал в солидном банке. Акции «Лионского кредита» в придачу. Учеба с перерывами, но в итоге – отличное образование, полученное в трех столицах Европы. Небольшое отклонение от прямого пути во время Первой мировой. Участие в антивоенных студенческих митингах, связь с французской гризеткой, чуть не приведшая к женитьбе. Но тут вмешался папа-юрист, и через два года юношеские грехи сына были исправлены… Женитьба на женщине своего круга, дочери бернского банкира. Дом, дети, работа…

Углубившись в документы, Пронин отметил, что должности у Малля были все больше «чистенькие». Атташе, затем посол в Швеции. Куратор нескольких общественных благотворительных фондов. Миротворец. Антифашист. Представитель Швейцарии в Лиге Наций. Теперь вот один из секретарей Организации Объединенных Наций. Лучший послужной список придумать просто невозможно.

И все-таки… Во время войны Малль часто покидал свою родину, хранящую нейтралитет, пересекая ее северную границу. Причины были самые достойные: защита прав человека, вызволение швейцарских граждан еврейского происхождения, попавших в лапы к гитлеровцам. Но что-то не сходилось в этих человеколюбивых турне Малля. Не верилось, что решение судьбы, скажем, господина Берне, мелкого лавочника из приграничного шварцвальдского городка, случайно оказавшегося по ту сторону границы и схваченного фашистами, требовало личной встречи Франца Малля с Гиммлером.

Возникали и другие вопросы. Скажем, в бернском банке тестя Малля держали свои капиталы некоторые очень крупные германские финансисты, напрямую связанные с Борманом и Гессом. Какая тут взаимосвязь? И ответов на многие вопросы не было… Но, как говорится, не пойман – не вор. Официально Малль был чист и светел. Да, такого не заподозришь в темных махинациях. И мнение его для всего мирового сообщества будет именно мнением чистого и честного человека.

А чем занимался этот милейший господин в свободное от политики время? Все же визит в СССР – частный, туристический. Список его увлечений тоже вполне джентльменский: служебное собаководство и кинология, китайская медицина, филателия и филофония…

«Филофония. Пластинки, значит, собираем, – подумал Пронин. – Был у нас уже один такой, тоже пластинки собирал… Собаководство – тоже неплохо. Пусть его по нашим хозяйствам поводят. И познавательно, и безопасно. Интересно, каковы его предпочтения в собаководстве? Охотник к тому же? Все ясно. За русскими борзыми едет. Неплохо. Это мы ему устроим. Теперь китайская медицина. Да… Сложный пунктик. После революции это все изжилось вместе с религиозным душеспасением и «надувной» астрологией. А почему бы не поговорить с Василием Могуловым? Китайская ли медицина, тибетская ли, бурятская? Один черт.

А что у нас с музыкой, господин филофонист? Ага, оперетта и джаз. Что ж, музычка необременительная, хоть бы итальянской оперой ты, сударь мой, увлекся… Значит, московская оперетта и наш джаз. Что у нас с джазом? Георгий Виноградов да Леонид Утесов. Но Виноградов сейчас вроде бы поет в Краснознаменном хоре. Значит, Утесов». – При воспоминании об Утесове Пронин поморщился, вспомнив недавний концерт, на котором площадной юмор артиста не мог отвлечь майора от мыслей о Железнове. Снова Утесов. Пронин снова поморщился, вспомнив, что именно сейчас маршал Жуков весьма интересными методами пытается извести одесскую преступность. – «Он ведь, кажется, из Одессы, этот король джаза. Все они из Одессы…».

Может быть, для господина Малля, желающего проехаться по Союзу, товарищ заслуженный артист республики даст концерт в родной Одессе? Выясним. Попросим.

Теперь важный пункт – гастрономический. С Маллем едет личный повар-англичанин – лучшие бифштексы Западной Европы ему обеспечены. Секретарь – выпускник Сорбонны. Австриец». Собаководство. Собаководство.

Пронин поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Кирий, ты? Срочно. Перепиши клубы филателистов и центры собаководства по маршруту Малля. Наши, советские. Да, и филофонистов поищи. Это те, которые собирают патефонные пластинки, понял? У них там что, узнай, – клубы, общества?.. Записал? Еще узнай программу Московского театра оперетты на время пребывания этого господина в столице. Не забудь досье на солисток. И предупреди главрежа. Записал? Все в одну папку – и ко мне.

Вечером капитан Кирий доставил на квартиру Пронина объемистую папку с запрошенной информацией. Работа продолжалась до поздней ночи, несмотря на энергичные усилия Агаши заставить Пронина лечь спать. Ближе к утру можно было наблюдать следующую картину: несколько пустых стаканов в подстаканниках стояли на письменном столе майора. В каждом из них подсыхал ломтик лимона.

Пронин молча листал бумаги. Наконец снял очки, потянулся за очередным стаканом и торжественно произнес:

– Оперетту мы поручим Лифшицу!

После этого откинулся на спинку кресла и проспал так больше часа. Проснувшись и приняв душ, Пронин вызвал Лифшица.

Михаил Самуилович Лифшиц, работавший в команде Пронина уже более десятка лет, отличался одним прекрасным для подчиненного качеством. Поручения он исполнял ревностно. Приказ Ивана Николаевича был для него законом. Если бы потребовалось, он без колебаний направил бы на решение поставленной задачи силы всей страны. И Пронин ценил это качество Лифшица, несмотря на известную прямолинейность Михаила Самуиловича в выборе методов работы.