Чебурашка - Дмитрий Ромов

А как розочка в брюхо входит ты видел? — раздаётся за спиной хрипловатый голос.

Я резко оборачиваюсь и вижу чувака лет двадцати. Рожа злая, подстрижен под ноль, на лице следы порезов.

Здрасьте, короче.

— Жук, это чё за чмо? — щурится пришелец.

Глаза юркие, холодные, маслянистые, немного раскосые.

— Аркан, он с меня кроссы снять хочет, — плаксиво мычит Жук и тут же переходит на гогот. — Обоссусь щас, в натуре!

Паренёк этот коренастый, приземистый в брюках и рубашке с большим воротником. В руке — бутылка портвейна.

М-да… Ситуация несколько осложняется. Самую малость. Капелюшечку… Нет, я конечно, отступать не собираюсь, тем более, цель вот она, совсем рядом, только руку протяни.

— Тебе чё надо, чукча? — недоумённо спрашивает он, наклоняя голову вперёд и глядя исподлобья? Тебе пи**ы дать?

— А у тебя она есть? — не придумав ничего лучшего, тоже удивляюсь я.

Иду, в общем, на обострение, хотя, из всех активов, включая победы в прошлых схватках, у меня имеется только плохо обработанная дощечка в руке.

— Ты чё, щегол? Ты припух что ли?

Он делает ко мне шаг, но я-то твёрдо решил для себя, какой будет новая жизнь. Здесь точно нет места малодушию, а кроссовки желательно вернуть на полочку до вечера. Ещё и помыть после этого жука.

И если я этого не сделаю, то значит и сказке конец и вообще зачем тогда… Додумать я не успеваю. Вся патетика моих мыслей вмиг рассыпается, потому что этот Аркан, изображая крутого мачо, делает свирепое лицо и картинно замахивается. Может, чтобы просто меня пугануть, а, может, и нет.

Ну тут уж, как говорится, всякое действие рождает противоположное действие. Не дожидаясь, пока его сжатый кулак воткнётся в какую-нибудь часть меня, и хорошо усвоив, что бить надо первым, я резко опускаю руку, которую всё ещё держу приподнятой, ту, что сжимает доску от ящика. Не ожидая от меня такой прыти, он чуть дёргается назад.

Сразу по голове, действительно, немного неловко, так что я бью по ключице, представляющей в этот момент исключительно лёгкую цель. Поскольку инструмент у меня слабоват, я вкладываю в удар всю силу и всю душу. Доска разлетается на несколько обломков. И, да, это больно. Даже мне больно, а что уж о нём говорить. Парень просто взрывается, воет, как оборотень и разжимает руку с бутылкой.

Она падает на землю, вернее на кирпичи, которых здесь валяется немало и, разумеется, разбивается с тяжёлым, рассыпающимся на звонкие осколки звуком.

Смелость города берёт!

Белобрысый Жук вскакивает с лавочки и бросается наутёк. Судя по всему, в любой неоднозначной ситуации он выбирает ноги. Но я, поймав кураж, не теряюсь и подсекаю. Не как окуня, конечно, но получается тоже эффектно. Бью ему по щиколотке и, он летит головой в куст.

Я уже примеряюсь к своим кроссам, но, оказывается, быстрые победы бывают только в кино. Аркан прекращает выть и переходит на проклятья вперемешку с матом и перематом.

Он резко наклоняется и хватает разбитую бутылку за горлышко. В руке у него оказывается похожий на разверзнутую розу ветров инструмент, по острым зубьям которого, как венозная кровь, стекают густые тёмные капли портвейна.

— Кабздец тебе, щегол, — морщась цедит он, и я понимаю, что это не шутка.

Выставляя обломок доски, похожий на кортик, я пячусь назад, туда, где только что сидел Жук. Он всё ещё торчит из куста, но активно барахтается, пытаясь освободиться. Хорошо. Значит с Арканом мы пока что остаёмся один на один.

Ноздри его раздуваются, под кожей на скулах ходят желваки, а глаза ничего не выражают, как у чучела в краеведческом музее. Встречая этот остекленелый взгляд, я чувствую себя очень неуютно. Взволнованный и разгорячённый боем, я будто попадаю под ледяной душ.

В ушах стучат, слетают с катушек серебряные колокольчики, а сердце бешено скачет как шарик на рулетке. Аркан, блеснув золотом, сплёвывает и не отрывает от меня глаз. Кажется, он разозлился. Похоже на то.

Он выбрасывает руку вперёд совершенно неожиданно, и на его застывшем лице не отражается ни одной эмоции. Я чудом избегаю удара, резко подаюсь назад и падаю на лавочку.

Ставки повышаются, но у меня шансов воткнуть ему в брюхо обломок дощечки гораздо меньше, чем у него пропороть меня своим стеклянным крюком. Аркан нависает надо мной, делает ещё одно резкое движение перехватывает мою руку, а затем медленно подносит своё орудие к моему горлу.

Блин, тут я не знаю чем крыть и поэтому просто тупо вжимаюсь в деревянную спинку скамейки. Страшно? Пожалуй, но я этого ещё не осознаю из-за адреналиновой бури. Уровень зашкаливает. И главный вопрос сейчас, как одолеть врага.

Наши глаза встречаются, и я вдруг вижу, ощущаю физически, переполняющую его ярость и решимость. Ощущаю и понимаю, что он уже не остановится, что механизм запущен. И ещё понимаю, что моих возможностей точно недостаточно, чтобы этот механизм сломать или просто остановить.

И вот тут мне должно бы сделаться действительно страшно, но вместо ужаса и отчаяния, во мне вспыхивают гнев и глухая злоба старого меня, того побитого судьбой докторишки. Я ведь только получил шанс на новую распрекрасную, полную обещаний жизнь! И ради чего? Чтобы стать жертвой, принесённой вот этому Аркану?

В общем, получается так, что наши взгляды перекрещиваются, как световые мечи джедаев. И даже кажется, что раздаётся характерное электрическое гудение. Все силы, вся энергия, вся жажда жизни, с её будущими призами и прелестями, вскипает во мне и превращается в мой световой меч.

И мне кажется, будто своим взглядом я могу разрезать горную породу, не то, что какого-то Аркана, состоящего из банальной плоти и крови, с которыми я, в общем-то, неплохо знаком по взрослой жизни. В голове вдруг щёлкаете что-то и…

— Пошёл вон, — произношу я ставшим страшно скрипучим и хриплым голосом. — Отвали! Изыди, нахрен!

Кажется, из его ноздрей и ушей валит дым, а в глазах зажигаются маленькие термоядерные реакторы. Разумеется, мне это только кажется. Но… Но Аркан вдруг дёргается и подаётся назад, и не просто отстраняется, а делает несколько шагов, отходя от меня.

— Убирайся, чтобы я тебя больше не видел, — продолжаю я разить своим световым мечом.

— Ты покойник, — шипит он. — Тебе конец. Я тебя найду!

Шипит, извивается, как уж на сковородке, корчит рожи, но отступает, отступает и, наконец, повернувшись, уходит быстрым спортивным шагом. Жук, вылезший к этому моменту из куста акации,