Королева в изгнании - Юлий Буркин

— Возможно, — с вызовом ответила Маша, повернулась и двинулась к двери, потянув Соню за рукав. Та послушно пошла за ней.

Щелчок снимаемого с предохранителя пистолета был знакомым ей звуком, и реакция не раз выручала ее.

Когда пули пробили пластиковую обшивку двери и прогремело два выстрела, Маша уже лежала на полу.

Первым ее побуждением было — исчезнуть. Но что-то остановило ее от этого привычного шага — то ли упрямое желание победить этого опасного и умного противника ЕГО ЖЕ — обычным — способом, без «запрещенных» приемов, то ли сознание неравенства в положении между ней и Соней — теперь уже ее подопечной.

Мягко спружинив, она поднялась лицом к Берману. Ствол пистолета смотрел ей в грудь, и ничто не мешало референту генерального прокурора вновь нажать на спусковой крючок. Но страх уступил место какому-то странному отчаянному азарту.

— Стреляйте, — онемевшими от напряжения губами улыбнулась она. — Но учтите, это ваш последний шанс. Если я выживу… я растопчу вас как мокрицу. Только не так быстро. Вы будете умирать долго и страшно…

Лицо Ильи Аркадьевича исказили ненависть и страх. Но длилось это долю секунды. Он умел держать себя в руках. И он улыбнулся в ответ. Опустил пистолет.

— Мы еще встретимся?

Дверь с грохотом распахнулась, и Маша краем глаза увидела того самого молодого старшину, который привел Соню.

— Руки! — крикнул он боязливым звонким голосом. Но Берман, не отрывая взгляда от машиного лица, остановил его жестом.

— Мы еще встретимся? — настойчиво повторил он.

Почему-то она не ответила «нет». Все с этим человеком было не просто. Она ответила:

— Я помню ваш телефон.

— Вас проводят, — кивнул тот. — Больше сюрпризов не будет. ОБЕЩАЮ.

— Обойдемся без провожатых, — как-то обыденно, словно отделываясь от назойливого кавалера, ответила она.

— Вас без него не выпустят, — окончательно вернув самообладание, покачал головой он. — До встречи.

— Дайте мне пистолет, — шагнула она вперед и кивнула на старшину, — я ему на выходе отдам.

— Хорошо. Играем в светлую. — Илья Аркадьевич плавно и точно бросил пистолет ей, и она легко поймала его. — Только верните, это еще одна статья.

— Пока, — пробурчала она, не зная что ответить, и повернулась к старшине: — Пойдем что ли? Слышал, что начальник сказал?

— Дела-а-а!.. — протянул тот и поплелся вперед.

— …Куда едем? — спросил Гога, разворачивая машину.

Появлению Сони он не удивился. "Я пока тебя ждал, сам до того, что это — двойник, додумался", — объяснил он, когда они садились.

— Куда тебе? — глянула Маша на Соню. — По пути поговорим или заедем куда-нибудь? Ты есть хочешь?

— Может, ко мне? — предложил Гога.

— Нет, — девушка немного смущалась, ей, видимо, не верилось, что ее злоключения окончились. — Мама с ума сходит. Только я далеко живу — в Репино.

— Где это?

— Я знаю, — заверил Гога. — Минут через сорок будем.

— Тогда — давай. Туда и поехали. По пути поболтаем.

…Поначалу, пока ехали по городу, разговор не клеился. Соня, иногда сразу, а иногда — подумав, отвечала на машины вопросы, но больше это походило на допрос, нежели на дружескую беседу.

Картина складывалась такая.

Однажды в школе (Соня учится в одиннадцатом классе) объявили, что завтра к ним придет съемочная группа какой-то киностудии, которая ищет девушку на главную роль в новом фильме. Все девчонки, само-собой, навалились на макияж и понаделали причесок. И действительно, назавтра к ним пришли трое: молодой испуганный мужчина, еще один — с фотокамерой и жеманная молодящаяся дама.

Разглядывая школьниц, дама изредка заглядывала в какой-то альбом, словно с чем-то сверяясь. Очень быстро, лишь обведя класс взглядом, она выбрала двоих — Соню и еще одну ее одноклассницу — и попросила их спуститься вниз, в спортзал. Остальные чуть не лопнули от зависти.

В спортзале уже сидело шестеро девчонок. Они бурно обсуждали маячившие перед ними грандиозные перспективы, гадали, будут ли из них выбирать одну или двоих, или вообще — возьмут всех отобранных. Соня обратила внимание, что все отобранные, в том числе и она, — одного роста и имеют примерно один — славянский — тип лица. И все — более или менее симпатичные.

Вскоре «киношники» появились с еще одной девчонкой, попросили всех встать, пройтись, сказать пару слов, фотограф при этом непрерывно щелкал аппаратом. Они записали адреса и телефоны девочек, сказали, что в течении двух дней обязательно позвонят тем из них, кто прошел первую пробу и, пояснив, что "у них сегодня еще две школы", торопливо исчезли.

Школу лихорадило. И, когда, назавтра, Соне позвонили и попросили подъехать по такому-то адресу, она даже никому не сказала об этом, чтобы, во-первых, не завидовали, во-вторых, не смеялись, если она не пройдет следующие пробы. К тому же молчали и остальные «отобранные», боясь признаться то ли как она — что позвонили, то ли — что НЕ позвонили.

Даже родителям она ничего не сказала (отец терпеть не может никаких разговоров о том, что она может стать кем-то другим, а не врачом, как у них в семье было решено уже давно). И, вместо того, чтобы отправиться в школу, она, никому не сказав ни слова, поехала в Ленинград.

Дойдя примерно до этой части повествования, Соня разговорилась, и Маше уже не приходилось вытягивать из нее в час по чайной ложке. Их машина к тому времени вышла на окраину.

— Я сначала удивилась, когда увидела, что по тому адресу — не киностудия или, скажем, театр, а прокуратура. Но потом подумала, мало ли что: может быть они детектив снимают? Или это какая-то новая маленькая студия, и они тут арендуют одну-две комнаты… Сейчас всякое бывает.

Захожу в фойе, смотрю, там еще три девчонки ждут, я, оказалось, последняя приехала. И мы четверо дико друг на друга похожи были. Разные, конечно, но — как сестры. Мы сразу с ними решили, что кино будет историческое, и надо, чтобы девушка на кого-то в копейку походила. Одна из них, Надя, по-моему, была старше всех, и она работала секретаршей в какой-то фирме. Две — студентки: музыкального училища и какого-то института, я не запомнила. И все — ленинградки, из пригорода я одна была, и я — самая младшая.

Мы только успели познакомиться, как появился Берман. Он сначала мне очень понравился.

— Мне тоже, — заметила Маша.

— Я подумала, что это, наверное, режиссер… Он провел нас в кабинет, а там уже сидит какой-то парень, весь в наколках… Да не в наколках дело. Он был в наручниках, а рядом с ним милиционер стоял. Мы только вошли, парень сразу вскочил и стал в меня пальцем тыкать: "Вот она, — кричит, бля буду!"