Собиратель фактов - Геннадий Вексин

Матти вспомнил, как на холодном лице мертвого друга выступила полоска с легким голубоватым свечением. Мертвая ткань отвергала обруч. Вспомнил свой страх и дрожь в пальцах, когда он по завещанию Георгия Константино вича снимал мягкий обруч с тяжелой головы покойного.

«Кто снимет обруч с моей головы и когда это случится?» — подумал Матти, когда его окликнул фенрик[10] Пекканнинен.

«Просыпайся, сынок. Пора, — сказал фенрик, бывалый солдат, воевавший на русско-германском фронте и участвовавший в боях гражданской войны. — Идем брать „языка“. Приказ комбата».

Новый год встретил один, а в начале февраля позвонила Анна и сказала, что собирается выходить замуж. Договорились встретиться для прощального ужина в ресторанчике у Пяти углов, куда они нередко заходили покушать вкусно, сытно и недорого. А «маргарита» там была, как утверждала Анна, самая вкусная в городе.

— Хорошо выглядишь. Кофточка красивая, — Ю.Б. старался скрыть волнение.

— А ты похудел. Кофе и сигареты тебя сгубят, — ответила Анна. — Сколько мы не виделись? Два месяца, кажется.

— Чуть больше. Тридцатого ноября, в годовщину начала «зимней войны» в тридцать девятом, ты меня бросила.

— Это я тебя бросила? — Анна повысила голос так, что маленькая официантка с нагруженным подносом споткнулась. — Это ты матросишь без штампа в паспорте. Устроился, трахарь безответственный. А я замуж хочу. Детей рожать хочу. Я его бросила. Свинья!

— Встретились и поговорили. — Ю.Б., сидевший спиной к залу, видел, какое впечатление производит на мужчин Анна. Было приятно. И грустно. Анна была хороша необыкновенно. Глаза сверкали, рыжеватые волосы отливали медью.

— Ладно. Все это в прошлом. Замуж выхожу, — сказала Анна, как на собрании в своем офисе. Коротко. Четко. Доступно для понимания.

— Ты меня осчастливила. Кто же избранник? — Ю.Б. опустил голову и стал изучать меню.

— Молодой, — Анна издевательски скорчила рожицу. — Иностранец. Не дурен собой. Богат, но не знаменит.

— Неужто француз? — оживленно спросил Ю.Б.

— Без сарказма, пожалуйста. Не француз, но финн.

— Вот счастье подвалило. Сбылась мечта, пардон, идиотки — домик вФинляндии. Рад. Искренне рад за тебя. Ты это заслужила, как часто говорят в американских мелодрамах.

— Ну, хватит издеваться. Давай не ссориться, пожалуйста. В конце концов, могла и не звонить.

Анна помолчала, в глазах сверкнули веселые огоньки, она повертела пальцами фирменный спичечный коробок, примяла его и сказала:

— Обещай, что не будешь смеяться.

— После расставания с тобой мне не до смеха. Может быть, может быть, лет этак через -дцать, я улыбнусь перед кончиной, вспоминая твои ласковые ручки, ножки и все остальные прелести.

— Не юродствуй, а то уйду. Обещаешь или нет?

— Обещать не могу, но постараюсь. — Ю.Б. приложил правую руку к груди.

— Тебе ведь нравится моя фамилия? — загадочно улыбнувшись, спро силаАнна.

— Ну да. Фамилия загадочная, но звучит красиво. И тебе подходит. Анна Тарттума. Благородно. Правда, меня всегда смущали две «т» в середине.

Анна неожиданно громко рассмеялась, прикрывая ротик ладошками и склоняясь к самому столу.

— Вот дурак, фамилия мне подходит, — сквозь смех пыталась говорить Анна. — А знаешь, что это значит по-фински?

— Нет, — искренне сознался Ю.Б.

Анна продолжала смеяться, привлекая всеобщее внимание. Бармен за стойкой даже приоткрыл рот. А приветливый метрдотель стал еще приветливее. Серьезный мужчина, сидящий за третьим столиком за спиной Ю.Б., отвлекся от вкусных ребрышек и с интересом уставился на Анну, забыв стереть салфеткой кусочек мяса над верхней губой. Его партнерша по еде обернулась и смерила Анну взглядом соперницы. Но все же улыбнулась ровными зубами.

— Тарттума по-фински, — смеялась Анна, — Тарттума по-фински значит «инфекция». Представляешь, Анна Инфекция.

Ю.Б. только хмыкнул и предложил:

— Так ты возьмешь фамилию мужа, как водится. В чем проблема?

— А проблема в том, — Анну продолжало трясти от смеха, — проблема в том… Боже мой, не могу. Проблема в том, что фамилия мужа Хуйвилайнен[11]. Представляешь, как я с такой фамилией в Россию приеду. Анна Хуйвиляйся. Ну прямо бля с кисточкой.

Теперь уже смеялись вдвоем.

— Представляешь, парочка, — не унималась Анна, — Анна Инфекция и Пекка Хуйвиляйся?

— Да, кожно-венерический диспансер какой-то. И что с детьми будет от такого сочетания?

— Ой, не знаю. Не знаю, — Анна при упоминании о детях начала успокаиваться. — Ты обещал не смеяться. Нарушил слово. Будешь наказан.

Будто и не расставались. Ю.Б. протянул руку и легонько сжал ладошку Анны, лаская ее запястье большим пальцем. Она не высвободила руку. Напротив, развернула свою ладонь и сильно сдавила ладонь Ю.Б., внимательно всматриваясь в его глаза.

Ю.Б. смотрел на радужную оболочку глаз Анны, пытаясь проникнуть внутрь черного пульсирующего отверстия, сужающегося и расширяющегося, как будто Анна держала в голове две цифры, большую и маленькую, и не могла выбрать. Красивые глаза. Решительность и грусть. Немного ожидания. Чуть-чуть смущения. А боковое зрение Ю.Б. фиксировало красные стринги над низко спущенными джинсами круглой попки молоденькой блондинки за соседним столом.

Анна вдруг скосила глаза в сторону красной попки и спросила:

— Нравится задок? Не легковат?

— Давай лучше поедим, — ответил Ю.Б. и обернулся к подоспевшей официантке, тактично выбравшей точное время подхода.

Ужин прошел за расспросами и рассказами. Где познакомились, как выглядит и сколько лет, как сильно любит и где будут жить, реакция подруг и близких родственников. Как с личной жизнью и творческим процессом. Ю.Б. смешил Анну короткими историями, насыщенными деталями и яркими подробностями, подмеченными глазом-обручем. Короткометражные фильмы, как называл их про себя Ю.Б., хранящий в памяти фильмотеку городских комедий.

Вечер закончился в кровати Анны. Потом Анна, откинув легкое одеяло с груди и бросив руки вдоль тела, сказала:

— Какие мы, бабы, дуры. Зарекалась, зарекалась и опять с тобой в постели кувыркаюсь. А у меня жених. Я, между прочим, с ним не спала. Так влюблен, что готов ждать до послесвадьбы. Вот так. Бедный мальчик.

— Ты же говорила, что он богат, — Ю.Б. повернулся на бок, прижавшись к разгоряченному телу Анны, подложил ладонь под голову, провел пальцами поее волосам, теплой щеке, прикоснулся губами к аккуратной мочке уха ишепнул:

— Ты не представляешь, как я скучал. Второй раз в жизни. Наверное, в последний.

Анна отстранилась и сказала с горечью в голосе:

— Не надо так. Жестоко. Что ты скажешь утром? Сбежишь в свою келью. А мне мучиться снова. Кака-а-а-я я ду-у-ра!

Ю.Б. крепко обнял Анну и неожиданно для себя решительно сказал:

— Давай поженимся.

Анна скептически улыбнулась и только произнесла:

— Театр драмы и комедии. Сколько вам лет, господин?— и после короткой паузы, повернув голову и заглядывая в глаза Ю.Б.: — По крайней мере, фамилия у тебя не позорная.

Утром Анна была предупредительна и непривычно молчалива. Наливала кофе, готовила бутерброды. Она вопросительно поглядывала на Ю.Б., но вопросов не задавала. Молча поставила на стол пепельницу. Ю.Б. же осознавал, что вступил в новую фазу жизни. Ведь такими предложениями — «давай поженимся» — в сорок пять лет, почти сорок шесть не бросаются. Тем более что подруга в предбрачном состоянии с иностранцем. Партия для нее хорошая. Финляндец, по всей видимости, человек надежный и основательный. Наследник капиталов и земель. Подходящий возраст для женитьбы — тридцать два года. Семьянином будет, что надо. Анна для него — мечта несбыточная. Красавица и умница. Не бесприданница. Пойди найди такую в Стране озер.

Ю.Б. взял Анну за руку, притянул к себе, посадил на колени и сказал:

— А ведь я серьезно.

Анна прижала круглую голову Ю.Б. к груди, прикоснулась губами к его макушке и чуткими кончиками пальцев провела по его седеющему затылку, шее, погладила под мочкой уха:

— Если бы ты сказал это месяц назад… я благодарна тебе, пожалуй, понимаю, о чем ты думаешь, но… Как ты сам говоришь, к прошлому не возвращаются.

— А мы все еще в настоящем.

— Я скучала и много думала о тебе, о нас с тобой. А тут — влюбленный Пекка. Он хороший человек.

— А я — плохой?

— Нет. Ты не плохой. Но для тебя же будет лучше остаться свободным, не связанным обязательствами. Сейчас в тебе говорят чувства, пройдет время — будешь сожалеть. Мне было хорошо с тобой, тебе — со мной до тех пор, пока я не захотела видеть в тебе не любовника, а мужа… Горбатого могила исправит.

— Зачем же ты позвонила?

— Не знаю. Хотелось тебя увидеть в последний раз. Уезжаю на следующей неделе.

Ю.Б. впервые в жизни почувствовал неотвратимость надвигающегося одиночества, не того спокойного и безмятежного одиночества, которое он ценил и берег, а одиночества тоскливого и безнадежного. Действительно новая фаза жизни. Анне же он сказал: